Борьба силовиков: кто кого утопит

11 февраля в Москве прошла расширенная коллегия Генеральной прокуратуры – кроме прокурорского начальства, в президиуме высокого собрания восседали руководители других силовых ведомств (Совета безопасности, Минобороны, ФСБ, МВД, ФСНП, Минюста), а также иные высокопоставленные лица, хотя бы каким-то боком имеющие отношение к "правоохранительной деятельности". Само собой, форум почтил своим присутствием президент, обратившийся к собравшимся с приветственным словом.

Начнем, однако, не с президентского напутствия, а с доклада генпрокурора Владимира Устинова, вернее, с запевки этого выступления. Посетовав на сложность исторического периода, генпрокурор, тем не менее, радостно заявил: "У нас есть от чего испытывать удовлетворение". От чего же? А от того, оказывается, что "прокуратура вновь обрела свое лицо. Или, если угодно, вернулась к истокам, достаточно точно определенным еще государем Петром Великим... В год своего 280-летнего юбилея прокурорский надзор является одним из надежных механизмов проводимых в стране преобразований". И дело не только в конкретных достижениях, которых, ну разумеется, предостаточно: "Дело в другом. Прокуратура сегодня наиболее востребована".

Помнится, когда в 1985 году на предприятиях ввели госприемку продукции, это окрестили "рычагом перестройки и ускорения". Дескать, товары у нас теперь будут качественными, а значит – "ура! вперед! навек!" – с экономикой и прочим все будет замечательно. Так вот и Устинов видит свое ведомство наиболее востребованным рычагом "проводимых в стране преобразований". "В этой связи, – не преминул указать генпрокурор, – вызывают недоумение попытки реанимировать надоевшую и бесплодную дискуссию о прокуратуре. О необходимости изъятия у нее полномочий по надзору за исполнением законов. Попытки вновь внести на рассмотрение Государственной думы законопроект о прокуратуре с усеченными полномочиями и функциями".

Вопрос о функциях и роли прокуратуры – вопрос принципиальный. Целесообразность совмещения в одном учреждении надзорных функций, связанных в том числе с защитой прав граждан, и функций обвинения не может не быть предметом дискуссий. В западных демократиях главенствующая роль в обеспечении гражданских прав принадлежит судебной системе, тогда как средний россиянин по-прежнему охотней пишет жалобы, чем пытается добиться справедливости в судебном порядке. Вот и Путин констатировал, что граждане чаще идут в прокуратуру, чем в суд. Однако проводимая под непосредственным контролем президента судебно-правовая реформа не направлена ли, в частности, на коренное изменение сложившегося здесь порядка? По мнению Устинова, это было бы ошибкой: "Западные эксперты, а вслед за ними доморощенные радетели реформы прокуратуры, упрекают нас в том, что конкретному гражданину не обеспечивается "право на судью"... Но Россия – не Запад. И отношения "государство и конкретный человек", "власть и гражданин" еще долго будут строиться по традиционным отечественным меркам". Традиционным – то есть патерналистским. Вопрос о прокуратуре выступает, таким образом, производным от вопроса о характере демократии, о типе общественной организации, которая явится плодом реформаторских усилий. Гражданское общество или патерналистское государство "управляемой демократии" – так, наверное, можно этот вопрос сформулировать.

Дело не сводится только лишь к защите прав и интересов физических или юридических лиц. При той "дискретности" законодательного поля (достаточно упомянуть анархию регионального нормотворчества) и правовом беспределе, которые достались Путину в наследство от Бориса Николаевича, общее усиление роли прокуратуры – прежде всего ее надзорных прерогатив – было, очевидно, неизбежным. Потребовалось и расширение прокурорских репрессалий для того, в частности, чтобы "равноудалить" некоторых особо ретивых олигархов. Однако нельзя же строить правовое демократическое государство, орудуя, точно в стародавние времена, исключительно топором – и как карательным, и как плотницким инструментом.

Нынешние претензии Устинова вполне коррелируют с некоторыми ранними высказываниями президента о том, например, что прокуратура является "универсальным средством построения правового государства" (заметим, впрочем, что именно средством, а не центральным звеном будущей конструкции). В этой связи весьма примечательно, что в выступлении 11 февраля Путин, указав в качестве одного из основных направлений деятельности прокуратуры "охрану законных интересов граждан", главный упор сделал не на надзорных функциях, а на борьбе с преступностью: "остановить криминал и беззаконие" – вот что было названо главной задачей.

Прозвучавшие на коллегии Генпрокуратуры цифры и в самом деле впечатляют. В прошлом году число только зарегистрированных преступлений возросло до 2,9 млн.; причем отмечается опережающий рост тяжких и особо тяжких преступлений, удельный вес которых достиг почти 60%. По количеству убийств на 100 тыс. человек населения Россия занимает второе место в мире, уступая лишь ЮАР. При этом "почти каждое второе тяжкое и особо тяжкое преступление остается нераскрытым".

Однако именно последнее обстоятельство Путин использовал как аргумент против ужесточения наказаний, включая отмену моратория на смертную казнь: "Мы не можем обеспечить главного фактора – неотвратимости наказания. И что толку ужесточать наказания вообще, если в итоге тысячи преступников разгуливают на свободе и вообще никакое наказание их не достанет". Между тем очевидно, что раскрываемость преступлений и суровость наказания должны находиться в обратно пропорциональной зависимости; и если раскрываемость тяжких преступлений упала до 50%, то, чтобы сдержать вал насилия, меры наказания как раз логично было бы ужесточить. Президент испытывает соответствующее давление со стороны не только общественного мнения, но и, судя по всему, части своего окружения; тем не менее, свою позицию он не меняет. В том-то, видимо, и дело, что сторонники суровых мер – это те самые охранители правопорядка, которые не могут научиться сажать грабителей и убийц в тюрьму, но не устают талдычить: "Россия – не Запад". В то же время сделать страну частью Запада стало, похоже, для Путина idee fixe. Отменить мораторий на смертную казнь и поругаться с Европой? Ну нет – это слишком.

Остается одно – требовать от "силовиков" надлежащего исполнения своих прямых обязанностей. Сии требования и составили канву президентского выступления. Правда, главного "виновника" провалов в борьбе с преступностью президент не назвал. С одной стороны, "ключевую роль в обеспечении неотвратимости наказания действующее законодательство отводит прокуратуре", важной функцией которой является координация деятельности правоохранительных органов. Вместе с тем "огромное количество нераскрытых тяжких преступлений позволяет говорить о низком качестве расследований и о низком качестве оперативного обеспечения следственной деятельности", а это уже увесистый булыжник в огород МВД. Так кто же больше провинился – тот, кто не обеспечил "неотвратимость наказания" и должным образом не "скоординировал", или тот, кто завалил оперативную работу?

Ответить на этот трудный вопрос взялся генеральный прокурор, который подробно разъяснил, и кто виноват, и что делать. Отдадим Владимиру Устинову должное: обильный ушат критики он в первоочередном порядке вылил на собственных подчиненных. Но, вдохновленный особым статусом, определенным за его ведомством президентом и "действующим законодательством", генпрокурор счел за долг сурово отчитать и своих "координируемых". Досталось почти всем – и Минюсту, и налоговой полиции, и Таможенному комитету, и даже Минобороны. Однако направлением главного удара было выбрано МВД. Вот лишь некоторые выдержки: "Министерство внутренних дел и его органы на местах в очередной раз провалили работу" по недопущению сокрытия преступлений от регистрации; состояние с расследованием уголовных дел в МВД "если не провальное, то близкое к тому"; "оперативные структуры органов внутренних дел, располагая достоверной информацией о коррумпированности "сановных особ", даже не пытаются ее реализовать"; "по делам махровым цветом расцвела волокита"; "настораживают случаи умышленного игнорирования уголовно-процессуальных норм" – и так далее в том же духе.

Интересно в этой связи то, что слухи о возможной отставке министра внутренних дел Бориса Грызлова циркулируют с завидной устойчивостью. Уместен поэтому вопрос: столь резкая критика (безусловно, справедливая, но ведь и перечисленные болячки объявились не в одночасье) – личная инициатива Устинова или, что более вероятно, кем-то дана команда "фас!"? Кем дана? (В придворных кремлевских пасьянсах генпрокурора причисляют к партии "питерских чекистов"; Грызлов, конечно, сам питерец, но, может, слишком сблизился с "семейными"?)

За свою собственную чиновничью судьбу Владимир Устинов пока, видимо, может быть спокоен. А там – либо состояние дел в сфере борьбы с преступностью вдруг резко улучшится, либо политические ветры переменятся. Ну а если не улучшится и не переменятся? Тогда надо будет вспомнить слова булгаковского Воланда, который любил сидеть низко: "С низкого не так больно падать".