"Дети Розенталя" родились и умерли под аплодисменты

Обещанный пикет "Идущих вместе" у стен театра был настолько незаметным, что ровным счетом никому не мешал. При выходе из метро "Театральная" стоял одинокий юноша и пытался всучить прохожим какую-то листовку о том, какой Сорокин бяка. При подходе к Новой сцене откуда-то сбоку раздавался одинокий голос из мегафона, раз в 5 минут вяло выкрикивающий слово "порнограф". Даже обидно, честное слово... Это все равно как я напишу, что завтра в космос полечу: все начнут активно следить за подготовкой, а я возьму и передумаю. Таким же загадочным оказалось поведение "негодующих" думцев, которые якобы были на прогоне спектакля. Да, были, в количестве четырех человек вместо обещанных сорока, ничего внятного прессе не сообщили и рассосались в тумане. Таким образом, остается лишь констатировать, что опера Леонида Десятникова "Дети Розенталя" дала возможность нескольким молодежным активистам отработать кремлевский грант, а депутатам-маргиналам – бесплатно попиариться за счет писателя Сорокина, автора либретто. Совершенно ясно, что в современной обстановке, как бы мы там ни ругали власти за возврат к авторитаризму, запретить показ первой доведенной до постановки за минувшие 30 лет современной оперы на сцене Большого театра – невозможно. Тем более что даже ребенку ясно, что никакой порнографии и, тем более, мата в таком спектакле не может быть в принципе.

Вторым разочарованием в данном случае можно назвать то, что в этом произведении возможно менять, а именно – саму постановку режиссера Эймунтаса Някрошюса. Поскольку музыка Леонида Десятникова, как и либретто Владимира Сорокина, с огромным трудом поддается критике.

Идея такова: некий живший в начале века немецкий доктор Розенталь, эмигрировавший в СССР как наиболее передовую страну, придумал способ клонирования животных, а впоследствии и людей, называемый им "дубляжом". Он создал дубли (Сорокин сознательно избегает термина "клонирование", поскольку он сверхновый) пяти великих композиторов – Вагнера, Верди, Чайковского, Мусоргского и Моцарта. Эти персонажи дожили до нашего времени, хотя судьба была к ним немилосердна. Когда умирает их папа-профессор, исследованиями по дублированию вовсе перестают интересоваться по причине дороговизны проекта. Великие дубли еще некоторое время держатся на плаву в хрущевскую оттепель и брежневский застой, но в годы перестройки постепенно начинают бомжевать и к нашим дням окончательно превращаются в банду уличных музыкантов. В какой-то момент Моцарт влюбляется в проститутку Таню, хочет на ней жениться и почти осуществляет благой замысел, поощряемый братьями. Но злая фортуна подбрасывает детям Розенталя бутылку паленой водки, и все они помирают в страшных мучениях – кроме Моцарта, у которого выработался иммунитет к яду на генетическом уровне, поскольку настоящего Вольфганга Амадея, оказывается, когда-то постепенно травила жена из-за любовника и довела до могилы. Финал очень грустный: одинокий дубль великого австрийца пытается играть на флейте, но, всеми оставленный, бессильно опускает руки. Занавес. Бурные аплодисменты, переходящие в овации...

Что касается музыки Десятникова, то, в соответствии с законами постмодернизма, признанным мастером которого является этот композитор, все пять великих оперных творцов прошлого имеют собственные мелодические образы, соответствующие их творческой манере. То, с каким мастерством это сделано, как точно переосмыслено и исполнено, и как это слушается сейчас – заслуживает отдельной музыковедческой статьи. Десятников сполна воздал своим великим предшественникам, написав очень качественную музыку.

В целом же перед нами местами очень смешная, а местами прямо-таки трагическая история, в которой есть все необходимое для подъема оперного искусства на новый, актуальный уровень. Синтез великолепной музыки и забавного сюжета, по сути, довольно трогательного рассказа о нашей жизни подкупает свежестью и непосредственностью и замысла и воплощения. Казалось бы и либретто, и, особенно, великолепная партитура дает огромный простор для сценического поиска. Причем, надо отметить, что оркестр под управлением главного дирижера Большого театра Александра Ведерникова справился со своей задачей великолепно, в чем его поддержали все исполнители, певцы, хор и массовка.

Но вот сама постановка Някрошюса, на мой взгляд, явно недотягивает до авторского замысла Десятникова – Сорокина. Ничего принципиально нового по сравнению с "Макбетом" (и снова художником выступил сын режиссера) тут нет и в помине. Просто калька постановки оперы Верди, лишь немного причесанная. Те же ползающие по голой сцене люди-тени. Очень похожий гроб на колесах в просцениуме, трансформируемый с помощью тряпок и колесиков в различные помещения. Те же длинные шесты и веревки в руках каких-то духов, красные тряпки, символизирующие кровь... Но то, что так интересно выглядит в вердиевском спектакле, что его осовременивает, в данном случае смотрится слишком прямолинейно, в лоб. Никой игры со смыслами, простор для которой Сорокин столь щедро открывает напором своей фантазии, а Десятников блестяще реализует при помощи своей умной музыки, Някрошюс не продемонстрировал. Модные приемчики – видеоэкраны, глянцевые костюмы, деревянные птички – и никакой по-настоящему интересной режиссерской мысли. Это большое разочарование в данном случае именно потому, что имя режиссера обещало нечто большее.

Однако, повторюсь, постановка оперы – ни в коем случае не константа. Перед нами шедевр современного искусства, высокопрофессиональное исполнение которого на сцене Большого делает театру честь. То, что не все получилось со сценографией, можно и должно отнести к области поиска, эксперимента. Важно то, что главный театр страны не боится искать пути для обретения новой идентичности и уверенно по этому пути идет. И опера "Дети Розенталя" – яркое тому подтверждение.