Российскому бюджету показана диета

Чем больше денег скапливается в Стабилизационном фонде, тем выше ставки в российском политическом казино, тем больше "относительно честных" способов их использования предлагается со всех сторон. Тут вам и финансирование жилищной и муниципальной реформ, а так же развитие отечественного (прости, Господи) автопрома. Не остался без внимания даже опыт арабских эмиратов: существуют предложения положить на счет каждого новорожденного по тысяче долларов, которая к совершеннолетию владельца по каким-то чудесным причинам должна вырасти до миллиона рублей. Существуют предложения даже по использованию процентных доходов от средств Стабфонда, которые, заметим, пока никуда не вложены. Плохо лишь то, что за этим желанием заполучить свалившиеся на голову шальные деньги не просматривается никаких расчетов, а порой и просто здравого смысла.

Не в коня корм

На днях бывший советник президента по экономике, один из авторов идеи создания Стабилизационного фонда Андрей Илларионов привел интересные цифры о возможностях нашей экономики осваивать инвестиции. По словам экономиста, в 2000 году удельный вес инвестиций в российском ВВП составлял 18,7%. При этом ВВП вырос на 10%, а промышленность - на 12%. В прошлом году инвестиции возросли до 21% ВВП, тогда как экономика "вытянула" всего лишь 6,4%, а промышленность - и вовсе 4%. Это явное свидетельство того, что увеличение инвестиций в экономику не дает адекватной отдачи. Илларионов даже иронизирует по этому поводу: "Увеличивая инвестиции еще больше, вы хотите еще больше замедлить экономический рост, нанести еще больший ущерб занятости, зарплатам, доходам населения?"

Конечно, это перебор. Но, по большому счету, дальнейший экономический рост связан не столько с инвестициями (прямое вливание денег), сколько с внедрением новейших технологий и техники, с повышением качества менеджмента, и конечно же, с созданием нормального инвестиционного и просто бизнес-климата. Это, прежде всего, изменение отношения к бизнесу со стороны государства. Это прекращение бесконечных налоговых новаций и беспредела налоговых органов, противостояние недружественным поглощениям и рейдерским налетам, внимание к нуждам малых и средних предприятий.

Игольное ушко Германа Грефа

Многие экономисты обеспокоены парадоксом - деньги Стабфонда идут на досрочное погашение внешних долгов, а частный сектор, пользуясь тем, что эти выплаты принесли России славу идеального заемщика и высокий кредитный рейтинг, гребут лопатой дешевые, по российским меркам, кредиты. Впрочем, если детально проанализировать, куда идут эти кредиты, то выяснится, что доля использования их в производстве весьма невелика. Так, российские банки, конечно же, вкладываются и в относительно крупные бизнес-проекты, но большая часть средств направляется, например, на развитие потребительского кредитования. Значительное количество зарубежных денег идет на биржи, на спекулятивные финансовые рынки, приносящие хорошую прибыль, но сравнительно мало чего дающие реальному сектору экономики.

Экономисты обнаружили еще один чисто российский парадокс во взаимоотношениях производства и фондового рынка. Призывы Руководителя Федеральной службы по финансовым рынкам (РСФСР) Олега Вьюгина к промышленникам выходить на биржи, используя их, как способ привлечения капитала худо-бедно осуществляется. Уже не десятки, а сотни компаний заявляют о готовности пройти через чистилище так называемого IPO (первичного размещения акций). Но еще больше оказалось тех, кто использует привлеченные средства для проведения финансовых операций и скупки активов. За прошлый год вложения предприятий в финансовые инструменты увеличились с 4,9 триллионов рублей до 9,2 триллионов. Так что до сегодняшнего дня, фондовый рынок не так много дает реальному сектору, хотя и деньги из него оттягивает.

И вот на этом фоне представители бизнеса в той или иной форме заявляют, что при растущих запасах Стабфонда не худо бы дать и им денег на льготных условиях. Ходатаи на разных этажах власти рассказывают о трудном положении энергетики (автопрома, транспорта, легкой промышленности, сельского хозяйства и т.п.). Непонятно только одно - почему государство должно за счет своих средств решать проблемы частных предприятий?

Точнее, с точки зрения просителей - все понятно. Иностранцам надо отдавать в срок, с процентами, у них не забалуешься. С государством же можно потянуть с отдачей, а то и вовсе вымолить полное прощение. Можно, наконец, спрятать активы, объявить себя банкротом и фактически уйти от расплаты.

В ведомстве Германа Грефа нашли несколько способов облегчить положение бизнеса и даже дать ему денег в той или иной форме, но только на определенных условиях. Это - концессионные соглашения, самый большой сторонник которых министр транспорта Игорь Левитин собирается с их помощью обновить инфраструктуру России. Это - особые экономические зоны, где поддерживаются новейшие технологические производства. Это - Инвестиционный фонд, из которого выделяются средства на крупные, перспективные проекты. Так что вы думаете? Стол у Грефа обломился от поступивших предложений? Нет. Еле-еле набрали кандидатов на несколько особых экономических зон, нашли 5 инвестиционных проектов, а с концессиями что-то вообще пока полная неопределенность. Не хочет бизнес брать на себя строгие обязательства, ибо не готов играть по имеющимся правилам игры.

Проще переименовать, чем потратить

И все же в дальней перспективе деньги из Стабфонда тратить придется. Пока, напомним, средства из Стабфонда шли на погашение дефицита Пенсионного фонда и на выплаты (в том числе и досрочные) по внешним долгам. Долгов у России (вместе с советскими) еще много, а потому Андрей Илларионов рекомендовал не тратить ни копейки до тех пор, пока с ними не будет покончено.

Не тратить ни копейки, очевидно, не получится. Скорее всего, имеющиеся средства будут поделены на два фонда - резервный и фонд будущих поколений. Резервный - эта та самая заначка на черный день, каким фонд и замышлялся первоначально, пока не стал обрастать другими функциями - антиинфляционной, имиджевой (для зарубежных инвесторов), валютной и прочими. Правда, размер заначки, оговоренной в Бюджетном кодексе, придется законодательно пересмотреть, повысить его вдвое-втрое против сегодняшних 500 миллиардов рублей. И хранить пуще зеницы ока. Второй же фонд - это фонд будущих поколений (в Норвегии его назвали Пенсионным, и собираются тратить именно на эту категорию граждан). Постепенно он должен стать инструментом добывания денег, через размещение его средств в надежные и по возможности - прибыльные ценные бумаги.

Согласие Кудрина на размещение средств фонда к акции зарубежных предприятий многие расценили как немедленное "распечатывание" Стабфонда. Словно и не заметили, что и Кудрин, и премьер Фрадков пришли, кстати, к принципиальному согласию. К тому же и опыт Норвегии, на который так любят ссылаться, показывает, что долгое время их и деньги не выходили на фондовый рынок, и сейчас отнюдь не все обращается на нем.

У нас же даже покупка зарубежных государственных ценных бумаг (наиболее надежные активы) начнется, по словам Кудрина, через месяц-полтора, когда будут подготовлены соответствующие документы.

Сложность же состоит в том, что в России просто отсутствуют специалисты, способные оптимально размещать миллиарды долларов на фондовом рынке, отслеживая курсовые изменения акций. Российские ПИФы работают с меньшими суммами и не дают сверхвысоких процентов прибыли. Поэтому, наверное, прав был Вьюгин, когда предложил найти управляющую компанию, дать ей миллиард долларов и посмотреть, что из этого выйдет. Кстати, так поступило Агентство по страхованию вкладов, доверившее 8 управляющим компаниям десятую часть своего страхового фонда, примерно в 2 миллиарда рублей.

Топор под компасом

Конечно, сохранить отложенные деньги и даже заработать на них - важная задача. Но предметом дискуссий является и еще одна ипостась фонда - антиинфляционная. Тот же Андрей Илларионов считает, что Кудрину не удалось полностью погасить инфляцию в стране, хотя отвлечение денег в Фонд снизило ее - по разным оценкам - не то в полтора, не то в два раза. Отсюда получается, чтобы окончательно прижать инфляцию, необходимо направлять в Стабфонд не все, что получает казна при стоимости барреля нефти выше 27 долларов, а все доходы от нефтяного сектора. И уж если мы так упорно призываем учиться у зарубежных фондов, то направить туда и сверхприбыль других сырьевых отраслей. И, как это делает Казахстан, не следовало бы и проедать средства от приватизации государственного имущества. На днях, кстати, Герман Греф предложил то же самое - средства от приватизации направлять в Стабфонд.

Предложение исключить нефтяные доходы из бюджета звучат не впервые. И, надо признать, в этом есть свой резон. Сверхдоходы нефтяников привели к тому, что за пять лет их взнос в бюджет вырос в десять раз. При этом в этом нет заслуги самой отрасли - темпы ее роста не то что не выросли а замедлились. Доходы России обеспечиваются исключительно высокими мировыми ценами на углеводороды и больше ни чем. Для того, чтобы эти упавшие с неба деньги, не уподобились топору Негоро под компасом, приведшему пятнадцатилетнего капитана в Африку вместо Америки, и чтобы экономический курс правительства не метался вслед за колебаниями конъюнктуры нефтяного рынка, нефтедоллары следовало бы считать отдельно от бюджета. По мнению Алексея Кудрина, надо использовать опыт Норвегии и Казахстана по полной, а они "живут на основе расчета "ненефтяного" бюджета".

При этом все средства от продажи нефти переводятся на отдельный счет, часть из которых трансфертом переводится на покрытие дефицита бюджета. Да, дефицита. И российским экономистам придется вспомнить это слово, которое употребляют практически все мировые правительства. По расчетам Кудрина, если бы мы не засчитывали доходы от нефти в бюджет, то еще в 2004 году его дефицит составил бы 2,8% ВВП, а в первом полугодии прошлого - 4,7% ВВП. И это - очень тревожный симптом. Без нефтяных доходов дефицит бюджета России растет. И даже если гасить его за счет Стабфонда, то проблемы и достижения других секторов экономики, становятся видны куда ярче - кто что приносит и где полный провал. Безусловно, отлучение от нефтедолларов станет крайне болезненным явлением для российской экономики, однако, перенасыщение ее незаработанными деньгами куда опасней.