Русский "нефтяной сапожник" ходит без "бензиновых сапог"

"Yтро": Результатом недавних российско-китайских переговоров стало решение о строительстве двух газопроводов в Китай. Однако при этом не было принято никакого решения относительно строительства нефтяной трубы, что сильно разозлило китайскую сторону. Почему, на ваш взгляд, это произошло?

Геннадий Шмаль: Это не совсем так. Во время визита российского президента в Китай в составе делегации находился и глава "Транснефти" Семен Вайнтшток. Им с российской стороны был подписан протокол о рассмотрении вопроса строительства ответвления на Китай от Восточного нефтепровода. Что касается газопроводов в Китай, то это дело совсем не новое, я занимаюсь им с 1993 года. Сама идея впервые появилась именно тогда, и, кстати говоря, инициатива исходила от китайцев, которые рассматривают этот вопрос на самом высоком уровне.

Правда, есть тут один тонкий момент, который не может нас не беспокоить. Это вопрос о цене. Дело в том, что китайцы с самого начала давили на то, что, мол, они нам друзья-товарищи, а поэтому цена на поставляемый газ должна быть очень низкой. Мы же, когда просчитывали этот вариант, пришли к выводу, что цена поставляемого в Китай газа должна быть примерно на том же уровне, что и для Европы. Тогда это было примерно 112-115 долларов за тысячу кубических метров. Сейчас цена на газ в мире, и в частности в Европе, резко подскочила. 250-270 долларов за тысячу кубов – это реальность. Поэтому сегодня, когда мы говорим о наших взаимоотношениях с Китаем, крайне важно установить разумную цену, которая одновременно была бы приемлемой для китайской стороны и выгодной для нас. Строительство такого газопровода – дело затратное, поэтому нужно все сделать так, чтобы эта труба могла себя окупить, по меньшей мере, за 7-8 лет.

Y: А сильно Китай "трамбует" по ценам?

Г.Ш.: Да. Я думаю, это будет предметом долгих переговоров. Наша сторона стоит на очень жестких позициях. Тем более, что буквально сразу после нашего президента в Китае побывал и Туркменбаши, предложивший свои намерения по поставке туркменского газа. Предложение неплохое, так как там и расстояние ближе и цена пониже. Он называл, если я не ошибаюсь, около 80 долларов за тысячу кубометров. Мы, по целому ряду причин за такую цену продавать свой газ не можем.

Y: То есть Туркмения может нам перебить бизнес?

Г.Ш.: В полной мере нет. В советское время Туркмения добывала чуть более 80 миллиардов кубических метров, а сегодня их уровень добычи составляет около 70 миллиардов. Конечно, у них есть возможности увеличить добычу, но для этого нужно разрабатывать новые месторождения, вкладывать большие деньги, а значит проект получается достаточно затратным и быстро осуществить его они вряд ли смогут. Если же говорить о сегодняшнем туркменском газе, то весь газ этого года распределен между Россией и Украиной и лишнего у Туркменбаши нет.

Y: То есть Китай будет еще думать, в чью сторону склониться?

Г.Ш.: Я думаю, что Китай проглотит и то и другое. Поэтому туркмены заменить нас в полной мере не смогут. Когда мы делали расчеты, выяснилось, что потребность Китая в 2005 году составляла примерно 125 миллиардов кубических метров газа. Сами они сейчас добывают около 50, поэтому непокрытые потребности у них еще достаточно велики. Даже если будет построена одна труба, а это примерно 30 миллиардов кубов, то это полностью не решит проблем Китая. Во-вторых, учитывая особенности развития экономики Китая, можно сказать, что его потребности в энергоресурсах растут крайне высокими темпами. И я полагаю, что в ближайшие десять лет они возрастут до 150-200 миллиардов кубов в год.

Y: И все-таки вернемся к Восточному нефтепроводу. Куда тянуть – сразу до Тихого океана и лишь потом ответвление на Китай, что недешево, или сначала в Китай, а там будет видно?

Г.Ш.: С этой точки зрения всегда надо сопоставлять затраты с возможной прибылью. Учитывая ту цену на нефть, которая сегодня есть на рынке, такой нефтепровод окупит себя за 3-4 года. Я недавно встречался с президентом "Транснефти" Семеном Михайловичем Вайнштоком и спросил у него, как дела с финансированием, ведь затраты около 12 миллиардов долларов – это не шутка. Так он говорит, что инвесторы стоят в очереди с деньгами наготове. Пожалуй, это наиболее интересный проект за последние десятилетия. Таких во всем мире не так уж много. Поэтому он и вызывает интерес инвесторов, несмотря на свою дороговизну. Он сможет себя окупить довольно быстро.

Y: Я так понимаю, что проект должен подразумевать под собой еще и начало массированной разработки нефтяных месторождений в Восточной Сибири, иначе где взять столько нефти?

Г.Ш.: Да, конечно, но на первом этапе основная нефть будет все-таки западно-сибирская – тюменская и ханты-мансийская. В Восточной Сибири сейчас очень небольшие объемы добычи, и в ближайшие три года там можно будет добывать только около 15 миллионов тонн. Однако, там достаточно ресурсов, и со временем они конечно же будут использоваться.

Y: Последствия российско-украинского газового скандала вызвали обеспокоенность на Западе и, возможно, даже со временем произойдет консолидация западных потребителей. Могут ли они тем самым поставить нас в какое-нибудь не совсем удобное положение?

Г.Ш.: Вы правы в том, что этот инцидент дал повод западным политикам поспекулировать на этой теме. В феврале в Берлине проходил круглый стол, организованный нашим посольством и "Русским домом". Там некоторые политики, в том числе один бывший американский посол, говорили о том, что Россия - это ненадежный партнер. Я отвечал на эти выпады, и мне приходилось комментировать события, связанные с Украиной.

Я считаю, что решение должно быть найдено, потому что и Украина заинтересована в поставках нашего газа, и мы со своей стороны заинтересованы в том, чтобы промыслы работали ритмично. Если же в этом контексте говорить о правовой стороне, то правота здесь за нами. Украинская сторона обязана в полном объеме обеспечивать Германию и Австрию и другие страны газом, который идет от нас. В противном случае, претензии будут предъявлены им. И то, что Украина ведет себя нелояльно по отношению к международному сообществу, пойдет ей только во вред. Поэтому не думаю, что на Западе кто-то мог бы сговориться за нашей спиной и начать ставить нам невыгодные условия. К тому же, в ближайшие 50 лет экономика Западной Европы во многом будет определяться поставками российского газа как главного энергоносителя.

Y: Наш президент заявляет о том, что Россия должна стать мировой энергетической державой. На ваш взгляд это правильно взятый курс?

Г.Ш.: Безусловно. Сегодня, если говорить про углеводороды, то 18% мировой добычи приходится на Россию. Больше нас не добывает никто, разве что чуть больше нас нефти производит Саудовская Аравия, а вот по газу 25% мировой добычи обеспечиваем мы. Но даже и в этом случае, у нас есть возможность значительно увеличить добычу газа. Беда лишь в том, что в последние годы наша газовая промышленность почти не развивалась. Сегодня мы с трудом вышли на уровень 1991 года, добыв 641 миллиард кубов, а в прошлом – 640 миллиардов.

Y: Странно получается: все последние годы "Газпром" считается лидером отечественной экономики, стал третьим в мире по капитализации, а газовая промышленность (состоящая фактически из одного "Газпрома") растет очень медленно.

Г.Ш.: Да. Она не просто не росла, она падала все это время. "Газпром" – это компания, имеющая сегодня миллиардные долги, и она вовсе не процветает. Если на акцию дают один рубль дивидендов, то я не считаю, что это компания процветающая.

Y: Может, она просто неэффективна?

Г.Ш.: Дело не в этом. Я просто приведу вам пример. Вот середина восьмидесятых годов прошлого века. Я все время работал в строительстве объектов нефтяной и газовой промышленности, и мы с газовиками очень тесно контачили. Каждый год мы вводили в строй по одной или по две магистральной трубы из Тюменской области в центральную Россию и в Европу. В общей сложности из Тюмени сегодня построено 22 магистральных газопровода. Каждый год на 30-35, а в отдельные годы и на 40 миллиардов кубических метров приращивалась добыча газа. Такого в постперестроечный, да и в любой другой период, не было ни разу. Еще раз повторю: сегодня рост отрасли совсем маленький – 1-2%, то есть мы с трудом догнали самих себя в 1991 году.

Y: Сейчас бытует мнение, что существующие ныне НПЗ неэффективны по части выпуска высококачественных бензинов, а строительство новых заводов требует высоких затрат и технологий, которых у нас нет, а главное - времени. Не получится ли так, что нефтяным компаниям будет невыгодно развивать переработку внутри страны, а выгоднее будет экспортировать сырую нефть, и мы, в конце концов, будем вынуждены покупать высокооктановый бензин за рубежом.

Г.Ш.: Вопрос задан очень интересно, и в нем же содержится ответ. Сегодня, к сожалению, с точки зрения обеспечения требований к качеству нашего бензина и дизельного топлива, у власти никаких ни административных, ни финансовых рычагов нет. То топливо, что мы производим, полностью потребляется либо у нас в стране, либо идет за рубеж, где его немного улучшают, а потом продают дороже. Но в принципе вопрос, связанный с нефтепереработкой является сегодня одним из самых острых.

Заметим, что некоторые наши компании уделяют этому серьезное внимание. В качестве иллюстрации могу привести "Лукойл". За последние годы он вложил деньги в реконструкцию и развитие новых технологий на своих заводах в Перми и Волгограде. Если в целом по стране глубина переработки нефти у нас составляет 71%, то у "Лукойла" она выше 83%. Но и это пока еще далеко от лучших западных образцов - там перерабатывается до 95-97%. Поэтому, когда у меня спрашивают, почему у нас столь высоки цены на бензин, я отвечаю, что у американцев из одной тонны нефти бензина получается ровно в три раза больше, чем у нас. Мы мазутчики, а не нефтепереработчики, из нефти мы получаем мазут. Поэтому вопрос нефтепереработки является в России важнейшим, это сейчас активно обсуждается на правительстве. Да, эффективная переработка нефти - это затратно, но и крайне необходимо.

Вступим мы в ВТО или нет, требования к качеству топлива должны выполняться. Сегодня, за исключением разве что двух заводов "Лукойла", мы не делаем даже топливо по стандарту "Евро-1", не говоря уже о "Евро-3" и "Евро-4". За последние 30 лет мы не построили ни одного нового нефтеперерабатывающего завода. У нас нет не то, что самых современных технологий, у нас нет оборудования. Поэтому то на чем работает "Лукойл" и некоторые другие компании, закуплено у японцев, которые сами, кстати говоря, нефть не добывают.

Y: Может это все из-за того, что сегодня для российских компаний экономически выгоднее экспортировать сырую нефть, нежели вкладываться в переработку, "заточенную" в основном под внутренний рынок?

Г.Ш.: Да, вы правы, сегодня экономически выгоднее продать сырую нефть, чем вкладывать деньги в переработку. Но есть много других факторов, которые никто пока не учитывает. Так, повышение качества нашего топлива до европейского уровня повысит цену и на то же дизельное топливо, которое мы продаем за рубеж. Тогда его станет выгоднее экспортировать. Есть и другие вопросы. Нефтепереработка – это новые рабочие места, которые стране необходимы. Мы же говорим сегодня о социальной ответственности бизнеса, которая заключается, прежде всего, в создании рабочих мест.

Y: Как на Ваш взгляд изменится ситуация на мировом нефтяном рынке, если начнется военная операция против Ирана?

Г.Ш.: Я считаю, что этой операции не будет. Но если она все-таки случится, то это нанесет ущерб всем странам, импортирующим нефть и нефтепродукты, в первую очередь США. На них приходится четверть всего мирового потребления нефти, это более 600 миллионов тонн. Хотя Иран сегодня и не является самым крупным поставщиком нефти на рынок, свои 5% от него он имеет. Что касается мировых цен на нефть, то с войной в Иране или без войны, они все равно будут потихоньку повышаться. Если же война все-таки случится, то я думаю, что 80 долларов за баррель – это не предел.