Особенности суверенной филологии

Спор вокруг различных ипостасей термина "суверенная демократия" продолжается. Нет сомнений, что с принятием "Единой Россией" своей новой, предвыборной партийной программы, в которой этот тезис обещает быть стержневым, дискуссия станет еще более ожесточенной. Политологам, а заодно и политикам, следовало бы поблагодарить инициаторов диспута за его своевременность. Ведь процесс общественного проектирования в последнее время переживал очевидный застой. Осмысление новых реальностей – глубокого вовлечения России в мировое экономическое и информационное пространство, трудных вопросов энергетического доминирования, неотвратимости (именно так, а не в редакции "социальный заказ") работы в рамках национальных проектов, - шло, в достаточной мере, инерционно. Надо – так надо. Раз должны, значит должны. Казалось, что российская элита исчерпала отмеренный ей природой интеллектуальный запас, зациклившись на обмусоливании темы недопущения экономического роста за счет одного только экспорта энергоресурсов. Все политические, экономические и философские посиделки этим начинались и этим заканчивались.

В этом смысле сегодняшний спор – это спор о государственной идентификации новой России. И это обсуждение вовсе не пустопорожнее: по той же теме сегодня спорят и внутри Евросоюза, и в США, и в Латинской Америке. Как заметил известный американский исследователь Д. Хелд, "глобальные зависимости изменяют демократию". Оказалось, что мир меняется быстрее, чем практическая мысль в головах обществоведов. И на многие вызовы ответов нет, не только у нас. Россия всего лишь присоединяется ко всеобщей озабоченности проблемой, что есть национальное государство в условиях глобализации. Однако, в отличие от большинства других стран, в нашем Отечестве подобные обсуждения прежде не дозревали до состояния продукта, готового к употреблению. Мы до сих пор не может уйти хотя бы на шаг вперед от извечного спора "западников" и "славянофилов", чтобы твердо стать на более приспособленную для нынешнего положения дел дискуссионную площадку.

Понятен соблазн усмотреть во всем сегодня происходящем технологию, "интуитивно" связывая ее с проблемой преемственности власти в 2008 г., борьбой кремлевских "башен" друг с другом, личным пиаром Суркова и так далее. Однако аргументированно объяснять все этим - совсем не просто. В отличие от пресловутой "вертикали власти" или "энергетической доктрины", тем более "национальных проектов", "суверенная демократия" не подразумевает немедленного администрирования. Это не призыв там урезать, здесь нарастить. Это не раздел полномочий и прерогатив, не перераспределение власти. Иными словами, объект исследования нельзя пощупать, потому что нет и не может быть, министра по "суверенной демократии" или хотя бы ее уполномоченного. Речь идет о достаточно абстрактных и, увы, малопонятных для большинства из той же политической элиты материях. О том, что связано с общенациональным консенсусом прежде всего на ментальном уровне. Не о "правильном" описании устройства государства российского, а о понятных правилах, в соответствии с которыми это описание еще только появится на свет. Не о самоидентификации политического класса, навязанной сверху, а об определениях его состоятельности в качестве такового.

Не удивительно, что коль скоро в процессе замешаны элиты, то без "Единой России" тут не обойтись. Начать обсуждение – это ведь призыв, прежде всего, к ней, "партии власти", внутри которой сегодня и происходит форматирование правящего класса. "Мне бы хотелось, чтобы речь шла о национальной идеологии, об идеологии национальной элиты. Я считаю, что те принципы, которые заложены в основу концепции "суверенной демократии", созвучны вызовам времени, - излагает свой взгляд на вопрос замруководителя ЦИК партии Константин Костин. – Почему суверенная демократия подвергается такому количеству нападок? Да потому, что она четко отвечает на большое количество вопросов, относящихся и к высокой философии, и к ценностям, и к практической политике. Концепция суверенной демократии сегодня – наиболее законченная. Она уже прижилась, уже распознается. Для "Единой России", которая берет эту программу как свою предвыборную, это очень важно. Это наше очень сильное конкурентное преимущество".

На скорый результат уповать, конечно, рано. По сути, Владислав Сурков призвал интеллектуальное сообщество хотя бы приступить к наработкам. Подобрать кирпичики будущей конструкции, которая еще неизвестно как станет называться. Не исключено, что и вовсе не "суверенной демократией". Однако началось сколько-нибудь осмысленное, и уж точно первое за последние лет 10 серьезное обсуждение национальной доктрины, в которую и призваны, в конечном счете, быть вписанными все сегодняшние вызовы.

В этом смысле "суверенная демократия" - во многом провокация к действию, призыв к политическому классу проявить свою потенцию и через это, наконец, состояться. Подвигнуть российский истеблишмент и обслуживающую его отечественную политологию, к сожалению, сегодня возможно только одним способом – через вовлечение в тему знаковых политических фигур. В этом смысле и Дмитрий Медведев, и Сергей Иванов – маяки, призванные своим участием в обсуждении придать ей самый широкий резонанс. Возможно, это и примитивная уловка. Однако с теми, кто должен "состояться", иначе не справиться. Расшевелить политическую элиту не смог даже президент, который во многом описал тему в своем послании Федеральному Собранию почти полтора года назад: Россия, сказал он тогда, "сама будет решать, каким образом - с учетом своей исторической, геополитической и иной специфики - можно обеспечить реализацию принципов свободы и демократии. Как суверенная страна Россия способна и будет самостоятельно определять для себя и сроки, и условия движения по этому пути".

Тогда этим словам политики и экспертное сообщество серьезного значения не придали, видимо, посчитав их всего лишь изыском спичрайтерства. Хотя, казалось бы, когда, как не в тот момент, нужно было затевать общественный диспут, до хрипоты споря, опровергая или соглашаясь с Путиным. Но приглашение президента расслышано не было. Понадобились Сурков, Медведев, Иванов, тема "наследника", избирательная кампания и прочее, чтобы наконец-то возникло легкое оживление, граничащее с удивлением: "А что, это нам действительно нужно?"

Процесс разъяснения политической элите, зачем России нужен свой собственный понятийный аппарат, вполне может затянуться. Сказывается незрелость нашего политического класса. Незрелость столь же объективная, принимая во внимание его историю, сколь и нестерпимая ввиду неотложности стоящих перед страной задач. Попыток расширить свой кругозор, включить периферийное зрение, все еще мало. Есть желание уличить власть в незнании филологии, разложив на атомы фразеологизм "суверенная демократия". Есть намерение объявить ее другим именем "управляемой демократии". Есть желание сильно налечь на слово "суверенная", да так, чтобы слово "демократия" звучало уже на придыхании.

Кстати, в продвижении "суверенной демократии" мы не первопроходцы. Понятие sovereign democracy давно в ходу у западных политологов. Более специфический термин independent sovereign democracy употребляется намного реже. Он впервые был предложен в 1980 г. для описания политического позиционирования Канады ее тогдашним генерал-губернатором Юджином Форси. Этот термин в разном контексте применялся в отношении Китая, Ирландии, ряда других стран. Джордж Буш пообещал построить в освобожденном от Саддама Хусейна Ираке именно ее – суверенную демократию.

Однако все это никакого отношения к подлинной сути не имеет. Собственно, Владислав Сурков уже целых два раза сказал, что за конкретную формулировку не цепляется. Иначе, но ту же мысль озвучил на встрече экспертного клуба "Валдай" Владимир Путин, если ознакомиться со стенограммой его прямой речи, а не с последующими ее интерпретациями.

"Суверенная демократия", или "суверенитет и демократия", или "демократический суверенитет" - всего лишь вводная. Приглашение стать нацией, обнаружить в себе инстинкт воспроизводства, не только биологического, но и мировоззренческого, идейного.