Ким Чен Ир хочет подороже продать свои ядерные амбиции

Рано или поздно Ким Чен Ир, если, конечно, окончательно не заиграется в опасные игры, сдаст свои ядерные амбиции в обмен на полномасштабные инвестиции – и постарается получить от этого максимум возможного


ФОТО: AP



"Yтро" снова обращается к теме Юго-Восточной Азии – региона, с которым многие эксперты связывают дальнейшее будущее всего мира. Дополнительным стимулом к этому послужили недавние ядерные испытания, проведенные КНДР. О том, что является правдой, а что вымыслом в наших представлениях о северокорейской жизни, читателям "Yтра" сегодня рассказывает востоковед, доктор исторических наук и успешный бизнесмен Александр Хегай.

"Yтро": Александр Викторович, что может означать вступление Северной Кореи в ядерный клуб для Юго-Восточной Азии, России и всего мира?

Александр Хегай: Сначала надо разобраться, что же действительно было взорвано в КНДР. Я не специалист по ядерным вопросам, поэтому мне сложно говорить о технической стороне. А вот логику действий северокорейских властей понять в принципе можно.

В 60-70 гг. Ким Ир Сен умело играл на противоречиях СССР и Китая, стремясь получить преференции от обеих сторон. Иметь Северную Корею в орбите своей политики хотели обе державы – и поэтому чаще всего Ким Ир Сен своего добивался, делая реверансы то в одну, то в другую сторону. Конечно, эта игра была небезопасной – дело закончилось однажды даже территориальными претензиями Китая к КНДР (при этом китайцы предъявили претензии не на что-нибудь, а на гору Пэкту, которая как символ Кореи упоминается в национальной песне "Ариран", а согласно новейшей мифологии, на ее склоне родился Ким Чер Ир), но в целом Киму-старшему удавалось достичь успеха. Примерно так же, по принципу пылесоса, строились и отношения с корейской диаспорой в Японии, где при активном участии северокорейских спецслужб еще в 1950-е годы была создана ассоциация Чхонрён, превратившаяся со временем в государство в государстве и установившая тесные контакты с высшим руководством Японии. О том, что такое Чхонрён для КНДР, говорит хотя бы тот факт, что на деньги одного из ведущих деятелей этой ассоциации Ан Сан Тхэка была построена целая улица в Пхеньяне, названная, кстати, его именем.

Именно отсюда и следует выводить истоки нынешней политики северокорейского руководства. В начале 90-х годов, когда развалился СССР и халява кончилась, руководство КНДР пыталось найти новый способ выкачивания средств из окружающего мира. Таких способов было найдено два: торги вокруг ядерной программы и спекуляции на голоде. Двенадцать лет назад, в последний год жизни Ким Ир Сена, северокорейцы в первый раз успешно откатали ядерный сценарий, а сразу после его смерти, когда последовала серия неурожаев и стихийных бедствий, начали активно эксплуатировать тему голода, выклянчивая у всего мира продовольствие.

"Y": Сейчас снова настал черед ядерной темы?

А.Х.: Да, сейчас мы являемся свидетелями второй серии ядерного сценария. При этом сначала вероятность его успешного воплощения в жизнь была гораздо выше, чем в 1993-94 годах. В процесс были активно вовлечены более умеренные Китай и Россия – а это значит, что у США осталось меньше свободы маневра, и разговаривали они с северокорейским руководством уже на полтона ниже, чем им хотелось. То есть, Ким Чен Иру удалось сделать так, чтобы другие страны водили вокруг него хоровод и одергивали друг друга за слишком радикальную позицию.

Этот вялотекущий хоровод продолжался довольно долго и безрезультатно для КНДР. Поэтому, для разогрева участников, Ким начал подкидывать новые вводные. И на каком-то этапе, видимо, заигрался, думая, что США увязли в Ираке и параллельно заняты решением иранской проблемы. Дело тут было уже не в США, а в том, что режим, всерьез играющий ракетами, стал опасен прежде всего для его ближайших соседей, которые до этого склонны были дать Киму шанс одуматься. Начало сдавать терпение и у Китая, который, видимо, решил, что так можно доиграться и до печальных последствий. И китайцы, под предлогом того, что северокорейцы печатают фальшивые юани, начали блокировать финансовые операции КНДР в Аомыне. Кстати, не исключено, что американцы при этом что-то пообещали Китаю в обмен на его ужесточение позиции. То есть, Ким Чен Ир столкнулся с тем, что противоречий у вовлеченных в переговорный процесс стран становится все меньше, и они все больше консолидируются против него.

В ответ Ким Чен Ир был вынужден затеять опасную игру, в которой ему уже нельзя было останавливаться. Сначала были пуски ракет, которые не принесли должного эффекта, хотя и напугали жителей соседних с КНДР территорий. США же, чувствуя себя защищенными от северокорейских болванок, откровенно издевались над Кимом, ставя под сомнение тот факт, что он вообще запускал ракеты, а не имитировал запуски. А теперь вот – сообщения о подземном ядерном взрыве или об имитации ядерного взрыва. То есть, сегодня Киму для достижения хоть какого-то результата нужно идти все дальше и дальше, нагнетая напряженность. А попутно формулировать те уступки, на которые должны пойти США в обмен на отказ от ядерной программы. Возможно, северокорейский лидер блефует и никакой ядерной бомбы у него нет, а есть лишь много взрывчатки, как это утверждают в США. Но любой руководитель соседнего с КНДР государства, будучи в здравом уме, вряд ли станет пытаться на деле проверять, есть ли в его действиях блеф. На это, скорее всего, и делается расчет. В общем, видимо, победит тот, у кого крепче нервы.

"Y": Не так давно вы вернулись из Северной Кореи. Для большинства россиян эта страна является terra incognita. Каковы ваши впечатления от последней поездки?

А.Х.: В первый раз я был в Северной Корее почти 20 лет назад, и с тех пор посещал ее несколько раз, а значит, могу судить о картине в динамике. Например, очень заметно, что в этом году по улицам Пхеньяна ездит раза в два больше машин, чем год назад. Дело в том, что в прошлом году режим разрешил покупать машины частным лицам, причем машины не обязательно плохие, битые или привезенные неизвестно откуда, а хорошие и новые. Уличные девушки-регулировщицы не справляются с потоком движения, поэтому корейцы были вынуждены кое-где отступить от своей традиции ставить на перекрестки исключительно девушек с жезлами и включить светофоры.

Сегодня не покидает ощущение того, что с режимом что-то происходит, что он находится в периоде некоей трансформации. Несмотря на последние события, к стране есть очень сильный интерес зарубежных бизнесменов. Еще бы: реальная средняя зарплата там по курсу черного рынка – $1 в месяц, по официальному – $22. Кроме того, рабочий класс там довольно хорошо управляем. Бригады северокорейских лесорубов, которые работали в Сибири или на Дальнем Востоке, оказались гораздо дисциплинированнее и работоспособнее, чем бригады китайцев. Да и платят им меньше, чем китайцам, которые уже почувствовали вкус денег. Северная Корея – все-таки закрытая страна, с хоть и разваливающейся, но еще функционирующей инфраструктурой, с законсервированными производствами (например, построенным СССР достаточно современным нефтеперерабатывающим комбинатом в Раджине), с которых можно что-то поиметь. Первыми обратили на это внимание китайцы. Сейчас они активно строят дорогу вдоль границы с КНДР, создавая в непосредственной близости от этой границы на территории Северной Кореи совместные предприятия. Такая тактика делает эти СП маленькими китайскими анклавами на корейской территории – в них заводят из Китая электроэнергию, решая таким образом проблему электроснабжения, весьма актуальную для Северной Кореи. Эта приграничная дорога и находящиеся на территории Северной Кореи СП рождают аналогию с ладонью и пальцами руки, протянутыми китайцами в глубь северокорейской территории. А инфраструктурная независимость этих СП позволяет им успешно игнорировать притязания местных руководителей о необходимости выделять землекопов для рытья дамб или самосвалов для перевозки земли.

Естественно, такая независимость китайских СП пугает северокорейские власти. Сегодняшняя элита меньше всего хочет, чтобы ее страна стала еще одной окраинной и малоразвитой китайской провинцией. Если уж Россия боится китайской экономической экспансии, то Северная Корея – тем более. Именно поэтому руководство КНДР стремится диверсифицировать проникновение иностранного капитала в совместные предприятия на территории Кореи. Там сейчас действуют в основном совместные предприятия с южными корейцами и с китайцами. Но, насколько я понимаю, сейчас там уже очень много и европейских бизнесменов, которые пока присматриваются и оценивают риски, но кто-то уже начал вкладывать деньги. Кстати, и крупных российских компаний там уже по крайней мере несколько. Один проект транскорейской дороги, осуществляемый РАО РЖД, чего стоит! А вслед за РЖД сюда заходят связанные с ней структуры, которые интересуются прежде всего промышленными объектами на территории КНДР.

"Y": А японцы и американцы?

А.Х.: Японцев и американцев в Северной и Южной Корее традиционно не любят. Если и идут на сотрудничество с японскими компаниями – то эти структуры как правило тесно связаны с упоминавшимся уже Чхонрёном. Традиционно в корейской диаспоре в Японии сильны просеверокорейские настроения, и до сих пор Чхонрён является внушительной силой, оказывающей непосредственное влияние на политику японского правительства. Вот чхонрёновцам как раз в Северной Корее открыты многие возможности для бизнеса.

Что касается американцев – для них в случае осуществления ими инвестиционного контракта в КНДР существует риск с обеих сторон: как опасения потерять в Северной Корее свои деньги, так и угроза привлечь к себе негативный интерес со стороны властей собственной страны. Американцев не любят и за стремление к "доминиционизму" (говоря в терминологии Ким Ир Сена), и за то, что они присутствуют в Южной Корее и ведут там себя, мягко говоря, не совсем корректно.

Вообще, антиамериканские настроения стали особенно сильны после того, как Южная Корея обрела свой нынешний уровень экономического развития. И именно эти настроения рождают на юге если не симпатию (мало кому симпатична диктатура, тем более – южнокорейцам, у которых есть свой исторический опыт такого режима), то чувство более-менее доброжелательного интереса к Северной Корее. При этом не следует забывать, что еще совсем недавно политический режим обеих стран был вполне сопоставимым – диктатура была и на севере, и на юге. А движение к демократии (во многом вынужденное и под давлением извне) началось только после того, как южнокорейскому режиму удалось добиться экономических успехов и накормить страну. Вот только после этого, когда власть завоевала некоторую общественную легитимность, элита решилась рискнуть провести более-менее демократические выборы – потому что был шанс эти выборы выиграть и сохранить свой статус во власти уже демократическим путем. А наличие формальных признаков демократии открывало путь южнокорейскому режиму в элитарный клуб западных демократий, со всеми вытекающими отсюда политическими и экономическими благами.

"Y: Может, и с Ираком так надо?

А.Х.: С Ираком, наверное, так не получится. Там всех просто не накормят в силу того, что едоков очень много, а на обслуживание нефтяной отрасли много народу не нужно. Получается много лишних людей, которым нечем заняться. А Южная Корея оказалась, если можно так сказать, в нужное время в нужном месте, когда началось развитие новых технологий. Тогда государство быстро переориентировало финансовые ресурсы, начало стимулировать развитие определенных секторов экономики и крупно выиграло. Факт остается фактом – до конца 70-х годов Северная Корея по уровню жизни опережала Южную Корею. Вот и попробуйте оценить масштаб того пути, который прошла с тех пор Южная Корея, и понять, почему элита на волне подъема рискнула на демократический эксперимент. Те жители юга полуострова, которым сейчас сорок лет, еще помнят не очень благополучное время. Хотя, с другой стороны, в сельской местности в Южной Корее тоже мало что изменилось по сравнению с Северной.

"Y": А насколько вообще возможно, что в Северной Корее все-таки начнется построение некого подобия демократии?

А.Х.: Скорее всего, в Северной Корее раньше, чем через несколько десятилетий, ни о какой демократии речи идти не будет.

"Y": Даже после ухода Ким Чен Ира?

А.Х.: Скорее всего, да. Потому что после его ухода в случае отсутствия авторитетного наследника страна вернется в то состояние, в котором была Корея в конце 40-х годов. Все равно нужно будет какое-то жесткое внешнее или внутреннее управление, в результате которого сверху начались бы очень постепенные системные преобразования. То есть, нужно повторение опыта Южной Кореи, а этот опыт занял не одно десятилетие. Должно смениться как минимум одно поколение, чтобы очистить людям мозги. Кроме того, есть несколько факторов, которые делают этот переход на сегодняшний день, мягко говоря, нереальным. В отличие от ситуации в Южной Корее в свое время, у северокорейских властей сегодня пока еще нет даже каких-то скромных успехов в деле улучшения жизни народа. Да их и не будет, потому что страна опоздала к мировому разделению труда и относительно бедна природными ресурсами. Вот и получается, что единственный выход для Ким Чен Ира – угрожать бомбами и ракетами, чтобы испуганные соседи сделали все во имя экономических успехов его режима. Сейчас в Северной Корее только, пожалуй, первый год и только у части городского населения наблюдается некоторое улучшение жизненного уровня, а в сельской местности вообще практически ничего не изменилось. Поэтому власть не может управлять никаким иными средствами, кроме как средствами принуждения. В КНДР сегодня провозглашена политика "сонгун", смысл которой сводится к тому, что армия превыше всего, и задача режима – накормить армию. Если же армия будет сыта, то она сможет держать под контролем все остальное население. Демократический переход не будет легким и потому, что Северная Корея практически никогда не знала демократии. Сначала в ней существовала королевская власть, организованная по всем канонам мобилизационного режима при наличии постоянных угроз со стороны Китая и Японии. Потом пришли японские оккупанты, и стиль их правления, естественно, был весьма жестким. А в 1945 г. был установлен нынешний режим. Так что никакой демократии там не было, и они просто не знают, что это такое.

"Y": Тогда она, наверное, им не нужна?

А.Х.: Ну, Южная Корея – это показатель того, что все-таки демократический переход со временем возможен. Хотя оговорюсь, что сам по себе этот переход и в Южной Корее еще далеко не закончен, и вряд ли там вообще возможна чистая демократия западного образца. В экономическом плане там такой же олигархат, как и у нас. Разница, однако, в том, что, в силу большей предприимчивости корейцев, у них более развит мелкий и средний бизнес. Состязательной демократии, в "чистом" европейском понимании, где победитель на выборах получает карт-бланш для своей политики, там практически нет, а все решается в результате договора элит. Правда, эти элиты, в отличие от нашей, чувствуют большую ответственность перед своим народом. Известный факт: два бывших корейских президента были посажены в тюрьму, а еще некоторые – принародно каялись, публично признавая свои ошибки. Это – один из показателей степени ответственности элиты за судьбу страны. Причем каялись они за куда меньшие прегрешения, чем у некоторых представителей нынешней российской политической элиты.

"Y": А насколько реально объединение Корей?

А.Х.: Если ФРГ переваривала ГДР, которая была не самой худшей страной в социалистическом мире, где люди не голодали и промышленность была более-менее развита, то Южная Корея Северную не переварит никогда. Более того, в Южной Корее включены все механизмы сдерживания этого процесса. О сближении говорят все – президент Ким Дэ Чжун даже ввел в оборот понятие "солнечная политика", или "политика солнечного тепла", предусматривающее дальнейшее сближение двух государств и постоянный диалог между ними. Но вместе с тем ограничения, связанные с получением информации, существуют до сих пор. В Южной Корее, например, и сейчас блокируются просеверокорейские сайты, и жители этой страны имеют весьма примитивное и неадекватное представление о том, что творится на севере. Если же южнокореец посетит без разрешения властей своей страны КНДР – то он у себя на родине попадет в тюрьму. Формально обе страны до сих пор находятся в состоянии войны. Северокорейский режим использует это для того, чтобы оправдать проводимую политику примата армии, а для южнокорейской элиты такая ситуация выгодна прежде всего тем, что не рождает лишних иллюзий по поводу объединения. От своих южнокорейских собеседников я слышал даже идею сделать Северную Корею неким заповедником. Торжественные праздничные выступления, в которых участвуют больше 50 тыс. человек, – такого ведь нигде в мире больше нет. Огромная арена стадиона, лишенная какой-либо разметки, но каждый из 50 тыс. корейцев знает свое место на этой арене в течение полутора часов, выстраивая живые рисунки и четко перестраиваясь в геометрические фигуры. Наш пускающий слезу Олимпийский Мишка на фон-трибуне в 1980 г. затерялся бы на фоне огромной трибуны северокорейского стадиона с ее движущимися и меняющимися каждую минуту рисунками.

"Y": Для кого же будет этот заповедник?

А.Х.: Сколько туда ездит туристов – сказать трудно. Сами северокорейцы говорят о цифре в 50 тыс. человек ежегодно – и это при "нераскрученности" страны как туристического объекта. Это прежде всего китайцы, которые хотят окунуться в собственную историю и увидеть, какой была их собственная страна тридцать лет назад. Но есть серьезный интерес и у европейцев, которые сегодня очень хотят посмотреть на последний в мире режим сталинского типа. Русских туристов там бывает мало, зато представителей бизнеса из России посещает Северную Корею достаточно много, а США обвиняют российские банки в проведении финансовых операций для властей КНДР. О российском присутствии говорит хотя бы тот факт, что в "главной" пхеньянской гостинице "Коре" транслируется один британский, один японский, два китайских и аж три российских телеканала, а официанты понимают по-русски. Среди российского бизнеса, кстати, зреет понимание того, что если сегодня не вкладываться в Северную Корею – то через год-другой все лакомые кусочки там будут уже розданы стоящим в очереди китайцам и европейцам. А сегодня Северная Корея по многим причинам, несмотря ни на что – интереснейший объект для инвестиций.

При этом самое интересное состоит в том, что инвесторы объективно заинтересованы в сохранении закрытости страны. Да, они хотят, чтобы нормализовались банковские операции, хотят, чтобы путей сообщения с Северной Кореей было больше и были сняты "ядерные" риски. Но при этом они вряд ли желают, чтобы режим демократизировался, возникали бы элементы гражданского общества, рабочие требовали бы уважения своих прав и повышения зарплаты. В тот момент, когда это произойдет, конкурентные преимущества Северной Кореи начнут стремительно уменьшаться – а это не нужно никому.

Похоже, рано или поздно Ким Чен Ир, если он, конечно, не заиграется окончательно в свои опасные игры, все же сдаст свои ядерные амбиции в обмен на полномасштабные инвестиции – и постарается получить от этого максимум возможного для себя. Сценарий уже отработан – в свое время большим другом США вдруг оказался раскаявшийся ливийский лидер Каддафи, на которого до этого сыпались обвинения, сопоставимые с теми, которые сейчас предъявляются Ким Чен Иру. Нужно только понимать тот предел, на котором Ким остановится. Грубо говоря, надо понять, что нужно пообещать корейскому лидеру в качестве самого последнего и окончательного предложения, чтобы это ему показалось приемлемым, и какие дать ему гарантии в плане сохранения его власти.

Выбор читателей