Ельцин Первый

ФОТО: AP ВСЕ ФОТО

В феврале этого года Аналитический центр Левады провел, наверное, самый последний при жизни Бориса Ельцина социологический опрос граждан страны об их отношении к первому президенту России. Тогда 48% опрошенных высказали к нему свое негативное отношение, положительное - только 8%.

Эти цифры красноречивы и говорят о многом. О многом, но не обо всем. Поколение, терявшее привычные ориентиры советских времен вместе с уходящей молодостью, никогда не простит 1990-м той стремительности, с которой на страну накатились новые возможности и новые лишения. Кто не стал богаче и здоровее - а таких оказалось подавляющее большинство - возложили на Ельцина ответственность за упущенный шанс. Кто сумел воспользоваться преимуществами нового уклада - приписал это только себе, своей оборотистости, своему уму, умению приспосабливаться. И тех и других объединило одно - громадное разочарование в надеждах заполучить процветающую Россию немедленно после развала СССР. Это разочарование в конечном итоге и привело к уходу Ельцина с поста президента 31 декабря 1999 г. и предопределило приход Владимира Путина.

Однако ни тогда, семь с лишним лет назад, ни сегодня, после кончины первого президента России, "эпоха Ельцина" не закончилась. Кто бы что ни говорил на этот счет. Окончилось время, отведенное Ельцину-человеку. Его эпоха продолжается - под другими, новыми именами. Сегодня пост президента занимает человек, которому Ельцин в рамках предусмотренных действующими законами процедур передал свою власть. В регионах работают губернаторы, многие из которых работали либо при нем, либо с ним. Во власти и в оппозиции находятся люди, бывшие его сотрудниками. Крупный бизнес, экономисты, прогнозисты, политтехнологи и "акулы пера" - большинство из них развернулись именно в ту, ельцинскую эпоху. Да, в их рядах есть потери. И слово "консолидация" для них сегодня звучит на иной лад, чем в девяностые. Но все они влиятельны, у всех колоссальный управленческий и жизненный опыт. Они и есть "эпоха Ельцина", они активны и будут активны еще не год, не два, а может быть – и не одно десятилетие. А это значит, что через год - другой и цифры соцопросов будут другими. И тогда будет другая правда о Ельцине. Не в пику сегодняшней, но в продолжение ее.

Феномен Ельцина феноменален. Это не тавтология и не оборот речи. Это утверждение следует понимать буквально - как есть. Очень многие обращали внимание на "везучесть" Бориса Николаевича, который всегда оказывался в нужном для своей политической карьеры месте в нужное время. В Москве - на ранней стадии "перестройки". На трибуне Кремлевского дворца съезда - когда нужно было бросить вызов бюрократии и привилегиям. На мосту в ближнем Подмосковье, с которого его якобы сбросили оппоненты, - когда пришло время стать народным героем. На бронетранспортере в августе 1991-го - когда демократической России потребовался вождь. У Ельцина и вправду было великое политическое чутье - но чутье особого рода. Это чутье прокладывало ему путь к власти, к самым ее вершинам, причем кратчайшей дорогой. Но в этом ничего феноменального как раз не было, как нет ничего экстраординарного в самой профессии политика. К тому же трудно назвать "феноменальной" жажду власти у человека, который, в конечном счете, добровольно отказался от власти - вопреки неверию в подобную возможность всех элит страны без исключения.

Феномен Бориса Ельцина в другом - в его способности существовать и действовать в противоход российской традиции, вопреки историческим аналогиям. Он был сильным президентом слабого государства - редчайшее сочетание. Его авторитет был непререкаем в стране, которая с 1997 года его не уважала. А он снимал чиновников, жестко расставался с друзьями, тасовал министров и указал на неожиданного для всех (а для многих - изначально неприемлемого) преемника. И все соглашались. Все повиновались. Это был авторитет и сила личности, характера. Радиус юрисдикции этой силы был невелик, но те, кто входил в этот круг - а это далеко не только "семейные", - попадали под магию когда воли, когда личного обаяния этого человека.

Другой феномен Ельцина - его внутренняя тяга к демократии, которая в какой-то момент перестала лично для него быть просто технологией прихода к власти. Классический советский карьерист, к тому же в летах, он, в отличие от молодых исследователей позднего СССР (вроде Гайдара, Явлинского, Шохина и др.), не знал об институтах демократии даже поверхностно. Но именно он оказался наиболее последовательным защитником демократических процедур. Разумеется, в той степени, насколько это позволяла эпоха, сумма тогдашних знаний на этот счет, а также непротиворечие этих процедур его личным властным устремлениям.

Но и при этих ограничителях ельцинская демократия была "без берегов". Ельцин оказался чужд косности. Он двигал вперед молодых, полагался на них и защищал как мог. Он верил - иногда очень наивно, - что свобода СМИ может и должна быть абсолютной, всеохватной и непререкаемой. Сами СМИ не щадили ни Ельцина, ни его семью, ни его окружение и при этом не боялись гонений. Чувствуя, что разрушает он больше, чем строит, первый российский президент, по специальности строитель, видел в любой "новинке" провозглашенного им демократического строя - будь то Конституция, институт свободных СМИ, регулярные выборы и т.д. - рукотворное начало, кирпичик на его, ельцинской стройке.

Ельцин оказался в ответе за все, что случилось со страной в переходный период. Беловежские соглашения, приватизация, ваучеры, дефолт, расстрел парламента. И Чечня, конечно, тоже. На него возложили ответственность за историю, которую нам было суждено пройти. Мы знаем о потерях 1990-х, изучили в графиках и в цифрах все или почти все о пролитой крови, об искореженных судьбах, о попранном достоинстве обезличенных "масс", прежде звавшихся инженерами, врачами, учителями, учеными. Мы, правда, еще не знаем, могло ли быть хуже - это если бы СССР распался по югославскому сценарию, а Чечней у нас стала бы каждая национальная республика или автономия. Ведь предъявить всегда можно то, что было, а не то, что могло быть. А кого сегодня серьезно интересует, что было сделано для того, чтобы не случилось то, что не случилось.

Ельцин оказался готовым эту ношу нести. Он сделал это бесхитростно, хотя и не был простаком. Он взял на себя ответственность - и, уходя, дал знать, что расплачивается именно по этой ведомости. Следует думать, что масштаб свершающегося Ельцин понял задолго до отставки. Он многое понял и многое принял - таким, каким оно, то настоящее, было. Груз ошибок, груз сомнений Ельцин волочил через пять инфарктов, через шунтирование, комы, параличи. Волок как мог. Как мог только он. Его историю перепишут не раз. А это - уж точно удел немногих.

## AP ©