Жизненно необходимые лекарства могут исчезнуть

"Yтро": Павел Андреевич, вы неоднократно заявляли, что в связи с кризисом ситуация с обеспечением населения жизненно необходимыми лекарствами может резко ухудшиться. Поясните, в чем суть проблемы?

Павел Воробьев: Сейчас льготные категории граждан получают лекарства, закупленные еще в прошлом году, соответственно, по прошлогодним ценам. Однако сегодня есть данные, что нескольким крупным компаниям правительство предложило заморозить рублевые цены на реализацию лекарств. Это значит, что они понесут огромные убытки, так как из-за девальвации рублевая стоимость импортных препаратов возросла более чем на 30%.

Уже как минимум от одной крупной компании, занимающей до 20% сегмента одного из жизненно необходимых лекарств, мы слышали, что она намерена уйти с рынка, потому что у нее нет возможности делать скидки в размере 30% - 40%.

Поэтому, экстраполируя ситуацию на остальной сегмент лекарственного обеспечения, можно предположить, что в скором времени нас ждут серьезные провалы, особенно по относительно редко встречающимся лекарствам: целые группы препаратов могут исчезнуть с рынка. Подчеркну, сейчас мы говорим только о жизненно необходимых лекарствах, мы не имеем ввиду парацетамол или анальгин – они, конечно, останутся.

"Y": Какие шаги в сложившейся ситуации предпринимает государство?

П.В.: Пытается отрегулировать ситуацию путем заморозки цен. Видимо, это самое простое, что приходит на ум. А простые решения обычно не самые удачные. Во всяком случае, в социальной сфере. Рассуждения о рынке лекарств как о базаре наводят на мысль о том, что если цену заморозить, то все сразу будет хорошо. Это мы проходили уже много раз, и не важно, на что вы "морозите" цены: на лекарства, бензин или что-то еще. Они потом все равно повышаются, только с гораздо худшими последствиями.

"Y": А что вообще сейчас происходит на фармацевтическом рынке?

П.В.: Я стараюсь не говорить о рынке как таковом. Лекарственное обеспечение – это не рынок, это социальная функция государства, которое должно обеспечить граждан жизненно необходимыми лекарствами. То, что мы имеем сегодня, – это базар, который не делает нам чести. В любой уважающей себя и свой народ стране лекарственное обеспечение – это очень жестко регулируемая и финансируемая государством отрасль помощи гражданам. У нас в силу того, что отрасль никогда не регулировалась по-настоящему, ситуация крайне запутанная, запущенная. И сегодня она требует радикального изменения отношений – от производителя и государства до потребителя и врача.

Жизненно необходимые лекарства должны быть доступны всем гражданам страны за счет государства, а не за собственный счет. Речь идет о 330 препаратах по международным наименованиям, которые государство должно обеспечивать населению. Так устроено во всем мире.

"Y": Но в утвержденном правительством списке жизненно необходимых препаратов более шестисот наименований...

П.В.: Да, согласно Перечню жизненно необходимых и важнейших лекарственных средств от 2007 года, их около 660, причем из них минимум 40 препаратов не имеют доказательств эффективности и просто могут быть удалены из списка. Это не вопрос моего частного мнения о неэффективности – есть доказательства, научные данные, которые подтверждают пользу или ее отсутствие для каждого конкретного лекарства.

Смотрим далее. Сто восемьдесят препаратов – это исключительно стационарный сегмент. Их используют в больницах, и из амбулаторного Перечня их тоже можно удалить. Также очень много дублирующих лекарств, по пять – шесть наименований, которые можно свести к одному – двум. Например, шесть или семь ингибиторов АПФ – препаратов, принимаемых при гипертонии, сердечной недостаточности, – не очень сильно различаются по эффективности, и вполне можно оставить один препарат, расходы на который покрывается из государственных источников.

Если все это учесть, то Перечень, по нашим подсчетам, сократится до 330 наименований. Из них 180 сегодня входит в программы, которые полностью финансируются государством для всех больных, вне зависимости от наличия у них льгот: это онкологические препараты, препараты для лечения диабета, бронхиальной астмы, психических заболеваний, СПИДа, туберкулеза и прочие. Оставшиеся лекарства, их получается порядка 150, тоже в значительной части финансируются, потому что их получают имеющие льготы граждане с такими заболеваниями, как гипертония, язва желудка, артриты и прочее. И многие из этих больных получают лекарства бесплатно. Поэтому речь не идет о существенном увеличении затрат на лекарства, зато можно достичь справедливости: все имеют право получить за государственный счет жизненно необходимые лекарства в случае развития у них серьезной болезни.

С другой стороны, если мы действительно говорим о возможности предоставлять эти препараты больным бесплатно, то отпадает огромная бюрократическая и коррупционная составляющая. То есть врачу не надо определять по больному, льготник он или нет, "тебе дам, а тебе – нет". С другой стороны, бывает и так, что больные, получающие бесплатные препараты, частично их продают, кому-то отдают или делятся с врачом. Существует много разных схем, и всем известно, что они есть. Таким образом, если получать лекарства за государственный счет, исчезают эти две огромные проблемы.

"Y": Сокращение существующего Перечня будет означать существенную экономию бюджета?

П.В.: Перечень жизненно необходимых лекарств сократится на 10% - 20%: 40 пустышек да 30 – 40 дублирующих лекарств. Мы считали, и получается, что еще одна составляющая этой программы состоит в том, что вместо разнообразных наценок на лекарственные средства, таких, как торговые, дистрибьюторские, которые при этом еще и усложняют систему, устанавливаются единые референтные цены на однородные препараты. Например: "Эналарил" стоит 50 - 70 рублей. Не важно, кто его произвел, эту цену – 70 рублей – государство готово заплатить за препарат. По нашим подсчетам, если вводить такие референтные цены, то экономия средств может достигать 90% по отдельным позиция. Мы сами подсчитали, и теперь просто ужасаемся. Поясню: разница в цене между "Эналаприлом" и "Периндоприлом" – десять раз. Если всем больным дается "Эналаприл", а по эффективности он не сильно отличается он "Периндоприла", то вы в десять раз уменьшаете стоимость ингибитора АПФ, сохраняя медикаментозную эффективность. При этом человек не ищет деньги. Если же кто-то желает заплатить больше – ради бога, он имеет на это полное право. Но и тут он платит не полную стоимость препарата, а ее часть, софинансирует лекарство.

"Y": Насколько остро стоит проблема коррупции в отрасли?

П.В.: Достаточно остро, но никто не хочет рассказывать о том, что происходит. Лекарства как ввозились, так и ввозятся в Россию контрабандой, потому что многие здесь не регистрируются. Многие препараты перекупаются больными, лекарства умерших поступают живым, часто это делается через врача, особенно когда это дорогие препараты, и прочее. Не всегда за деньги, но частенько. Здесь существует масса схем, именно коррупционных, по-другому их трудно назвать.

Если мы говорим о нашем Минздраве, то, конечно, "что-то" делается и со стороны чиновников. Например, мы говорим, что нет доказательств эффективности того или иного препарата. Они отвечают, что есть, так как препарат был зарегистрирован. Но факт регистрации не является доказательством. При регистрации совершенно другой набор документов, там все о крысах и мышах! Доказательства эффективности исследуются после того, как препарат зарегистрирован, по другому просто невозможно. И это разговор слепого с глухим, абсолютное нежелание слышать специалистов-экспертов. Такого, честно говоря, никогда не было, даже предыдущий состав Минздрава, позволяя себе "войны" с учеными, делал это в форме диалога. Сейчас, к сожалению, мы видим только монолог в прессе. И, в общем-то, никто толком не знает, что делается за этим занавесом, стеной плача, зачем делается, как делается в этом министерстве. Это абсолютно закрытая от экспертного сообщества структура. Даже "допущенные" эксперты не понимают, чего от них хотят.

"Y": Какова доля фальсифицированных лекарств на российском рынке?

П.В.: В среднем, процент контрабанды лекарств невысок. Дело в конкретных людях и болезнях. При некоторых заболеваниях 100% препаратов везется контрабандой, потому что их в России просто нет.

Что касается процента фальсификата вообще, то публикуются разные данные. Я думаю, что у нас дела обстоят не так трагично, как, к примеру, в США, где фальсификата до 10%. Правда, у нас нет четкого определения, что такое фальсификат. Например, если препарат просрочен, но поступает в продажу, у нас это тоже можно назвать фальсификатом. А можно и не назвать, потому что, в принципе, если препарат пролежал пять лет на полке, то за шестой год с ним уже ничего не случится – все случилось раньше.

Если подходить очень строго, то подделок в чистом виде, не известно где и как произведенных, не так много. Дело в том, что подделки интересны фальсификаторам только в том случае, если препарат хорошо продается – на многие миллионы рублей. Те препараты, которые активно продаются, подделываются, а те, что продаются на малые суммы, нет.

"Y": Вы сказали, что многие жизненно важные препараты везут из-за границы. У нас все настолько плохо с фармацевтической промышленностью?

П.В.: Сложилась очень странная ситуация. Я уже говорил, что фармацевтический сектор был "брошен" в рыночные отношения. Государство лет двадцать ничего в нем не регулировало, даже не пыталось. И вы понимаете, люди развивали производство так, как определяют рыночные условия. То есть разрабатывалось то, что широко продается, а не то, что реально нужно людям. У нас произошел очень серьезный перекос. Успешно развивающиеся компании с хорошими бизнес-процессами выпускают никому не нужные препараты, например, всеми любимый "Арбидол". Он номер один в продаже, хотя никому не помог и никто не доказал его эффективность.

"Y": Это как-то можно исправить?

П.В.: Да, но для этого государство должно вложить в фармпромышленность деньги. Если она будет развиваться собственными силами, то она никогда не возродится. Я еще раз повторяю: этот сегмент в мире контролируется государством и финансируется государством. А значит, государство еще с самого первого этапа должно начинать финансировать разработки жизненно необходимых препаратов. Если это, наконец, поймут, тогда, я думаю, мы очень быстро возродимся. В принципе, темпы развития фармбизнеса в последние десять лет показали очень хорошую динамику, есть российские компании, которые заткнули за пояс всех международных монстров в России. Поэтому здесь можно ожидать очень хороший эффект, но для этого государству нужно вложить деньги.

"Y": То есть основная проблема отрасли – в недостаточном финансировании?

П.В.: Проблема в его полном отсутствии. Государство вообще ничего не финансирует. Государство покупает лекарства у производителей через систему аукционов – кто дал меньшую цену, у того и купим. Но не финансирует разработки. Нет никакого государственного заказа, планирования, все спорадически: договорился – продал, не успел – опоздал. А ведь чтобы выпустить лекарство, необходимо переналаживание производства, смена станков, договоры с поставщиками сырья. Нельзя выпустить впрок – срок годности при отгрузке должен быть не меньше 80%, если осталось меньше – препарат бракуется, его не поставляют в госсистему. Поэтому должна быть планируемая надежность сбыта. А ее нет.