Северная Корея закрылась от посторонних глаз

КНДР ввела запрет на въезд в страну для иностранцев с 20 декабря до начала февраля. Такие долгие "таможенные каникулы", скорее всего, понадобились, чтобы успокоить вызванные шоковой денежной реформой народные волнения


ФОТО: AP



Помните деноминацию в начале 1998 года? Почти забылось уже? Значит, все было хорошо организовано. Не то что обмен денег в 1991-м – "павловскую" денежную реформу поминать недобрым словом у нас будут еще долго. Но, оказывается, и она – сущие пустяки и детские шалости по сравнению с деноминацией по-корейски, которая была молниеносно проведена руководством КНДР в начале декабря этого года.

Напомним, с 30 ноября по 6 декабря в КНДР был произведен обмен местных дензнаков (вон) на новые образцы в соотношении 1 к 100. Мероприятие больше походило на конфискацию накоплений: обмен средств был ограничен суммой 150 тыс. вон наличными и 300 тыс. на банковских счетах. То есть максимум – 450 тысяч вон. По официальному курсу это не так уж мало: $3300, притом что средняя зарплата в стране (по этому же курсу) составляет $300. Однако если считать по реальному курсу воны (тому, что существует на черном рынке), получается, что меняли всего около $200. Совсем не густо. Можно было обменять и сверх лимита, но уже по грабительскому курсу 1 к 1000, и вдобавок засветиться при этом как обладатель некого подпольного состояния. Так что со сверхлимитными накоплениями большинству корейцев, по всей видимости, пришлось расстаться.

Население было застигнуто реформой врасплох. До самого ее начала ничто не предвещало беды, а уже 30 ноября на старые деньги нельзя было ничего покупать. На время обмена были закрыты рынки и многие магазины (чтобы граждане не могли "отоварить" свои накопления), нельзя было положить деньги в банк или отправить переводом. Пострадали и иностранцы: они могли обменять старые деньги на новые только по предъявлении паспорта и датированной ноябрем квитанции об обмене иностранной валюты на местную. Проведению денежной реформы не предшествовали никакие официальные заявления или разъяснения. Лишь 1 декабря (на второй день обмена купюр) МИД КНДР устно уведомил о деноминации зарубежные посольства в Пхеньяне.

С точки зрения государственных интересов подобная молниеносность объяснима: ставилась задача изъять "лишние" деньги у населения. Таким образом Пхеньян одновременно уменьшил имущественную дифференциацию в обществе, подорвал экономические основы существования черного рынка (которыми служили те самые "излишки" дензнаков) и сократил денежную массу, рост которой был причиной высокой инфляции в последние годы. Эта инфляция, кстати, стала следствием робких "полурыночных" реформ в КНДР в начале нынешнего десятилетия.

И что получилось в итоге? Взлетели цены на продовольствие и промтовары – спустя неделю они втрое превышали установленный государством уровень. Из-за этого в середине декабря на несколько дней были закрыты все рынки. До стабилизации цен запрещена всякая уличная торговля; тем не менее черный рынок расцвел пышным цветом. Началось это еще в дни деноминации, когда люди кинулись менять свои накопления на валюту (доллары и юани). При этом курс воны, естественно, упал катастрофически.

Кроме того, КНДР ввела запрет на въезд в страну для иностранцев с 20 декабря до начала февраля. В принципе, ничего необычного в этом нет: такой запрет вводится каждый год в связи с новогодними каникулами северокорейских таможенников (хорошо люди живут!). Однако это продолжается, как правило, лишь несколько дней. Длительность нынешнего запрета необычна и явно не случайна. По мнению влиятельной сеульской газеты The Chosun Ilbo, столь долгие "таможенные каникулы" понадобились Пхеньяну, чтобы без посторонних глаз успокоить народные волнения, вызванные шоковой денежной реформой.

Масштаб этих волнений трудно оценить. На массовое недовольство граждан КНДР косвенно указывает тот факт, что на прошлой неделе в КНР находился северокорейский министр общественной безопасности Чу Сан Сен. The Chosun Ilbo связывает его визит с желанием Пхеньяна договориться с Пекином о недопущении массового бегства в Китай граждан КНДР, потерявших из-за денежной реформы все свои сбережения.

В целом, деноминация по-корейски вполне вписывается в общий курс Пхеньяна по закручиванию гаек, проводимый в последние годы. После некоторого "рыночного" послабления на рубеже веков, пять лет назад руководство КНДР взяло курс на полную самоизоляцию страны. Пойти по китайскому пути у Северной Кореи так и не получилось. В этом контексте экономический эффект от денежной реформы не так важен, как идеологический. По словам сотрудника ИМЭМО РАН Александра Федоровского, власти КНДР будут активно использовать денежную реформу для внутренней пропаганды, чтобы показать народу, как "прижали богатеньких". Но на деле "прижатыми" окажутся как раз простые корейцы.

Богатые в КНДР – это, главным образом, партийная и военная элита, которая избежит финансовых неприятностей по определению. Еще есть так называемые "чхёнрён" – граждане Северной Кореи, живущие и работающие в Японии. Их насчитывается порядка 200 тысяч, они ведут бизнес в Японии (зачастую незаконный) и считаются в КНДР настоящими богачами: у многих из них есть даже свои автомобили, и селятся они в Пхеньяне в особом, элитном, квартале. Однако и их конфискационная реформа, скорее всего, не затронет, поскольку они являются важным источником поступления валюты в страну. Идеология чучхе – это, конечно, важно, но зачем же из-за нее резать курицу, несущую золотые яйца?

Выбор читателей