|
Потому что Херманис, как было уже справедливо замечено проницательной критикой, соединяет все и работает со всем. Он чужд страсти к актуальности, которая губит многих современных режиссеров. Картинка фантастического мира, созданного им, потеряет всю свою прелесть, если воспринимать ее не как художественное высказывание, а как политический спич. Актуальность потрясающего спектакля, показанного рижанами, в том, чтобы игнорировать всякую актуальность.
Как будто фантазии какого-то художника воплотились в реальность и стали жить независимо от воли автора. Будто картинка ожила, задвигалась, заговорила и показала историю. Персонажи "Ревизора" все как один будут постоянно напоминать нечто уже виденное ранее. Ближе всего к этому – громадины НЭПовской эпохи, большие, румяные, карикатурные. Именно такими мы увидели обитателей гоголевского городка – большими. Всех, кроме маленького, щупленького Хлестакова – заезжего малыша, играющего с неправдоподобно большими куклами.
"Важная птица" – говорят о Хлестакове принимающие его за ревизора чиновники. Именно из этой "важной птицы" растет спектакль Херманиса. Открывает его – нет, не сцена с собранием чиновников; за занавесом оказывается обеденный зал типичной советской столовой, по полу которой чинно гуляют птицы – напыщенные петухи, которые не испытывают никакого смущения при виде публики, напротив, еще более нахохливаются, вертят головами, переминаются, стараясь произвести впечатление. В зале хохот – так вот они, важные птицы. Постепенно столовая наполняется людьми: буфетчицы, кассирши, поварихи устраивают концерт кухонных шумов, но птиц это смутить не может. Прибегают чиновники, на ходу бросают петухам зерно, которое они тут же начинают невозмутимо клевать. Да и в самих чиновниках есть что-то птичье: они так же чинно смотрят, так же озираются. Самую большую птицу мы увидим в финале. Когда Городничий произнесет свое знаменитое "над кем смеетесь...", там, где по тексту должен появиться посланец настоящего петербургского ревизора, в спектакле Херманиса появляется сам ревизор собственной персоной – новая птица, огромная настолько, что даже не пролезает в дверь. Самая важная птица.
Смелость – одно из главных качеств Херманиса как режиссера, и смелость эта оправданна. Выбор мест действия уже говорит сам за себя: столовая, запахи которой будут преследовать зрителя до самого конца спектакля, и общественная уборная с двумя кабинками в состоянии последней степени загаженности. Кстати, именно в туалете Хлестаков "одалживает" у городских чиновников: очередь сюда выстраивается, как на прием в кабинет к какой-то важной шишке. Хлестаковское "присаживайтесь" звучит как издевательство: свободная кабинка находится в таком состоянии, что не то что садиться – смотреть страшно. Городничий с женой и с дочкой бегают в туалет покурить и провести экстренное совещание.
Фекально-продуктивная тематика наводит на мысли о фольклоре. Ведь птицы, клюющие зерно – это символ хорошего урожая. Столовая, уборная – самые ритуальные места из всех в любом заведении. Вспоминается теория карнавала: перевернутость, разрыв всех связей, переодевания, смена всех координат, всех устоев. Карнавал – это превращение птиц в людей и людей в птиц. И невозможно уже угадать, кто есть кто, кто в кого переоделся, кто кем притворяется.
И кто же во всем этом Хлестаков – единственный персонаж, не обремененный огромным телом и какими бы то ни было полномочиями? Мальчик, играющий в куклы, воспринимающий все происходящие с ним события как игру, которую он не понимает, но которой он безмерно увлечен. Иногда он устает играть, пугается – так, свой знаменитый монолог про то, что его сию минуту произведут в фельдмаршалы, он договаривает, засыпая на коленях у Осипа, и Осип аккуратно на руках уносит его баиньки.
Пришел мальчишка и разворошил птичье гнездо – вот, собственно, что произошло. Знаменитую фразу "над кем смеетесь" Городничий говорит не чиновникам, а птицам, невозмутимо клюющим на сцене свое зерно. Зал смеется, но, как всегда у Гоголя смешно, не до конца. Смешно до того момента, пока не начинаешь мерить на себя. А дальше уже становится страшновато.
То, что "Балтийский Дом", впервые за 12 лет проходящий в Москве, открылся именно этим спектаклем, – далеко не случайность. Это знак качества, который нам изначально показал фестиваль. И то, что будет дальше – а дальше, помимо всего прочего, будут Някрошюс и Шапиро, – должно теперь тоже быть отмечено этим знаком качества. Пока что это – "отлично с плюсом".