|
"Yтро": Михаил Антонович, в последние годы в связи с неплохими урожаями в России сложилась практика экспортирования максимально возможного количества зерна, что впоследствии зачастую оборачивается недостатком зерна на внутреннем рынке. Существует ли возможность избежать подобных ситуаций?
Михаил Коробейников: Несомненно, существует. Но я бы сказал, что перепроизводства зерна нет, это скорей разговоры некоторых не владеющих ситуацией политиков. Были годы, когда в Советской России мы производили 130-140 млн т зерна в год. Следовательно, то, что в прошлом году нам удалось произвести где-то около 95 млн т, вовсе не означает, что это чрезмерно много. В этом году, ориентировочно, мы получим около 70-75 млн тонн. Для того, чтобы население было нормально обеспечено хлебопекарными изделиями, нам необходимо около 25-30 млн т непосредственно продовольственного зерна. А значит, сегодня у нас есть возможность какой-то излишек продавать. Это связано с тем, что в последние годы в России значительно сократилось животноводство. По сравнению с 1990 г. мы где-то в два, а то и в три раза уменьшили поголовье скота. Поэтому, естественно, кормового зерна нам требуется меньше.
Хотя это вовсе не значит, что так будет продолжаться и дальше. Наконец-то к нам пришло осознание того, что надо наводить в животноводстве порядок. Поэтому излишка зерна очень скоро просто не будет.
"Y": А не возникнет ли ситуация, когда производителям зерна будет выгоднее отправлять его на экспорт, а не поставлять отечественным животноводам?
М.К.: В нормальном государстве производитель зерна не должен вести самостоятельную политику. У государства должна быть нормальная аграрная политика, и оно должно само закупать зерно по гарантированным ценам, которые бы устраивали производителя.
То, что происходит сегодня, связано с тем, что сельхозпроизводитель вообще не в состоянии продать ничего из своей продукции – рынка нет как такового. Сам напрямую он продать продукцию не может, поэтому вынужден действовать через посредника. И ему ничего не остается, как отдавать зерно за бесценок. Ему ведь надо весной сеять, летом убирать, поэтому требуются горюче-смазочные материалы, удобрения, нужны оборотные средства. И он при первой же возможности продает свое зерно. Далее в дело вступают посредники, и цена накручивается. Если, условно говоря, летом сельхозпроизводитель продал зерно за 800-1000 руб. за т, то к декабрю месяцу оно возрастает в цене в 3-4 раза. И в этом вся беда.
Причина тому, я считаю, в отсутствии четкой государственной аграрной политики. Вообще, существует закон "О государственных закупках", но он не выполняется. Фактически в последние 8-10 лет государственных закупок просто нет, даже в государственные резервы. У нас сегодня в государственных резервах нет ни одной тонны зерна, это вообще безобразие. А если, условно, завтра случится война или еще какой-то катаклизм? Нам ничего не останется делать, как обращаться к зарубежным странам. Но там нам никто ничего бесплатно не даст.
"Y": Вы говорите, государство... А насколько эффективной оказалась практика проведения государственных зерновых интервенций, о чрезвычайной важности которой говорили многие чиновники?
М.К.: К сожалению, она оказалась очень неэффективной. И опять-таки, причина там одна: государство закупило зерно на средства так называемой интервенции не у самих производителей, а у посредников. Получилось так, что к торгам допустили дилеров, и государство фактически купило это зерно у них. Естественно, цена была завышена и производитель не получил никакой выгоды.
Не нужны нам подобные интервенции, а нужен серьезный механизм по организации государственных закупок. Интервенции – это придумки для людей, которые хотят на этом заработать. И ничего более. К тому же, интервенция не могла решить вопрос, даже если бы зерно закупалось непосредственно у сельхозпроизводителей. Объемы интервенции составляли где-то 2-3% от всего объема зерна – это очень мало. На интервенцию, по-моему, было потрачено 6-7 млрд рублей. Это мизер.
На всем этом заработали банки, которым было разрешено вести эти операции. Кстати, совершенно непонятно, почему интервенцию не проводили через "Россельхозбанк", который специально для этих целей создан и должен обслуживать сельхозпроизводителей. Все передали "Сбербанку" и некоторым другим банкам.
"Y": Может ли Россия в современных условиях стать страной, полностью обеспечивающей себя зерном и по-прежнему экспортирующей излишки?
М.К.: Я уверен на 100%, что Россия способна обеспечивать не только себя всеми необходимыми продуктами питания, за исключением субтропических, но и Европу, и другие страны. Разговоры о том, что мы страна резко континентального климата, засушливая, – все это от лукавого. При нынешней технике, при нынешних технологиях, при нынешних возможностях, даже тех, которые уже были до 90-го года в Советском Союзе, можно производить такое количество продукции, чтобы свободно кормить не только Россию и Европу. Взять ту же центральную черноземную зону России – 80 млн га чернозема. Вот давайте посмотрим с учетом севооборота: если мы на черноземах будем, условно, 30 млн га засевать под зерновые колосовые и минимально получать с гектара по 40 центнеров, это уже 120 млн т хлеба. Теоретически это значит, что все остальные уже могут его не производить – ни Кубань, ни Алтай. Более того, наши просторы и наши возможности дают экологически чистую продукцию, которая сегодня в мире ценится втрое дороже обычной. И Россия в состоянии все это делать.
"Y": А почему не делает?
М.К.: По причине отсутствия аграрной политики как таковой. На протяжении всех веков с аграриями у нас всегда поступали плохо. Не было реальной аграрной политики. Была виртуальная крестьянская политика, строящаяся на том, что крестьянин при любых условиях, помогай ему – не помогай, все равно выживет, потому что нет более производительной отрасли, чес сельское хозяйство. Действительно, вложение в землю – это самая высокопроизводительная отрасль экономики. Поэтому труд крестьянский никогда достойно не оценивался, за него всегда платили мизер.
Что получается сегодня: так называемые либерально-демократические реформы полностью угробили сельское хозяйство. В соответствии с либеральной теорией принято было считать, что государство не должно вмешиваться в процесс и не должно помогать никакому товаропроизводителю, все должен отрегулировать рынок. Так вот, нет ни одного государства в мире, где все это регулирует один лишь рынок. Везде, во всех странах, в формировании цен принимает участие государство.
А еще нам сегодня предлагают, чтоб мы вступили в ВТО, и первым номером указывают на то, что для вступления нужно сократить поддержку сельского хозяйства. Нонсенс! Не хотят на Западе, чтобы наш сельхозпроизводитель развивался. Не нужен им такой сильный и мощный конкурент, каким может стать наш российский крестьянин.
"Y": Как известно, в России практически не производятся высококачественные сорта продовольственного зерна, в частности твердые пшеницы. Связано ли это с природными факторами или речь идет о технологическим отставании нашего сельского хозяйства?
М.К.: Нет, это не связано с природными факторами. У нас есть возможность получать твердые, сильные пшеницы и без особых технологий. Это можно делать на Кубани и в Ростовской области. То есть там, где тепло и где достаточно (но не много) влаги. Был еще и Казахстан, но сегодня он не наш...
Хотя, конечно, твердые, сильные, пшеницы нужно получать при особых технологиях. Особые технологии – это значит особая обработка, особое внесение удобрений, особая механизация. Возможность такая есть. Но опять-таки, начиная с 1995 г. мы многое потеряли. Потеряли технологии, потеряли сорта. Кубань их теперь почти не выращивает, хотя раньше она всегда была на первом месте по их производству. Ростовская область еще что-то производит, но не так много.
Все это вполне возможно восстановить, когда будет установлен нормальный государственный подход к отрасли и в первую очередь к зерновому производству. А соответствующие технологии наукой отработаны, и мы в состоянии сегодня все восстановить.
"Y": То есть все упирается в технологии и деньги?
М.К.: Да, все упирается в технологии, и я бы не сказал, что в деньги, а скорей, в нормальную государственную политику – государство должно отладить систему цен таким образом, чтобы не было диспаритета.
Вот смотрите, что опять получается: если до 91-го года крестьянину за тонну бензина нужно было отдавать 1 т зерна, то сегодня за надо отдавать уже 5 тонн. Это что? А цена удобрений...
"Y": Некоторое время назад ряд стран Евросоюза заявили о готовности отменить экспортные сельскохозяйственные субсидии при условии, что их партнеры по ВТО сделают ответные шаги навстречу. Не будет ли это означать, что при вступлении России в ВТО, которое рано или поздно состоится, у нее не останется других шансов, кроме как сделать то же самое, а значит – поставить под удар собственное сельское хозяйство?
М.К.: Вступление в ВТО сегодня – это очень сложная проблема. Рано или поздно вступать нам придется. Другое дело, что нам надо очень серьезно биться за условия. От нас сегодня требуют чтобы, при вступлении в ВТО поддержка сельского хозяйства составила всего $12,5 на гектар. Но как мы можем на это согласиться, если сегодня ЕС на гектар тратит $800, а Канада – $2640? Пусть они сами попробуют отказаться от поддержки – посмотрим, что останется от их сельского хозяйства в условиях одного только рынка.
В той же Швеции, если случается перепроизводство какого-то товара – к примеру, у них частенько бывает перепроизводство рапса, – правительство говорит: "Два года рапс не выращиваем". Но при этом государство выплачивает средний доход тому крестьянину, который занимается рапсом. Задача же крестьянина сводится к тому, чтобы эти 2 года там не бурьян рос, а проводилась соответствующая обработка почвы, чтоб она "отдыхала" и была подготовлена к новым посевам. Вот это политика! Именно о такой аграрной политике я и говорю. И ни о чем другом.
"Y": В последнее время российские производители очень часто переходят на сельхозтехнику иностранного производства. Понятно, что она более производительна и более надежна, но не будет ли это означать, что возрождение отечественного сельхозмашиностроения так и не состоится?
М.К.: Я сам по образованию инженер-механик сельского хозяйства, и эта тема мне известна и понятна. К сожалению, и в советский период у нас не было хорошей сельхозтехники. И технологии были неважные, и конструкторы, как-то все мы на оборонку обращали внимание, а сельхозтехника казалась вторичной.
И потери при использовании нашей техники приличные. Взять, например, комбайны: проходит комбайн немецкий или американский и наш – разница потерь составляет от 4-х до 7-ми центнеров с гектара. И старые и современные комбайны у нас приблизительно такие. Все время делали их у нас, как говорится, молотком и зубилом. А на Западе технология совершенно другая: электроника, механика, материалы другие. Поэтому, если мы сегодня не в состоянии у себя изменить технологии, я бы свободно, как это делают китайцы, разрешил иностранным фирмам строить у нас свои заводы по производству этой техники. Я не вижу здесь ничего страшного. В конце концов, ни американцы, ни немцы не заберут эти заводы с собой. Они у нас останутся. При этом наши люди будут загружены работой, появятся новые рабочие места, новые технологии. Это нормальная ситуация. А что касается нашей сельхозтехники, то она действительно никудышная.
"Y": То есть мы, получается, готовы принести в жертву наше сельхозмашиностроение?
М.К.: Получается так, в какой-то степени. Но я повторюсь, здесь нет ничего страшного – со временем их производства у нас и их техника все равно станут нашими. Будет у нас технология нарабатываться, люди наши будут все большее участие в этом принимать – думаю, это вполне нормальная ситуация.