|
Рок Бриннер: Я всегда знал, что его жизнь сама по себе – увлекательнейшая история. И знал, что никто не сможет написать ее, кроме меня. К тому же, еще когда в детстве меня спрашивали, хочу ли я быть пожарником или полицейским, я говорил – нет, хочу быть писателем. И уже тогда знал, что однажды напишу эту книгу. Сначала я надеялся написать более универсальную историю об отцах и детях вообще, хотя знал уже тогда, что ее читателями будут в основном поклонники Юла Бриннера. Я не знал только, что конец будет таким грустным и болезненным, каким он получился.
"Yтро": С момента издания книги в Америке прошло почти 15 лет. Почему она выходит в России только сейчас?
Р.Б.: До 1991 г. это даже не могло быть предметом обсуждения, и пока я не приехал в прошлом году во Владивосток, я и не думал об этом всерьез. К тому же я знал, что почти все фильмы Юла были запрещены в Советском Союзе, и был по-настоящему удивлен тем культом, который существует здесь вокруг фильма "Великолепная семерка". Я перечитал книгу, когда Максим Немцов начал ее переводить, и нашел очень мало того, что мне хотелось бы изменить. Я хотел убедиться, явствует ли из книги, что эта горечь и грусть в конце жизни Юла – из-за славы, ставшей ядом. Рано или поздно она отравляет почти всех – посмотрите, что случилось с Элвисом, Мэрилин Монро, Майклом Джексоном. Человек вступает в очень странные взаимоотношения с остальным миром – Юл не мог даже пойти в туалет, чтобы у него не спросили автографа.
"Y": Каким было ваше восприятие России, когда вы росли?
Р.Б.: Для меня существовало две России: с одной стороны, была Россия моей семьи, культура Михаила Чехова и Достоевского, но, с другой стороны, я рос в Нью-Йорке пятидесятых, когда вы, ребята, пытались меня убить! Хотя сейчас мне очень жаль, что я не выучил языка, тогда было не время и не место говорить по-русски. К сожалению, кажется, мое двойное видение России как раз соответствовало действительности. Я не думаю, что Советский Союз воплощал русское сознание. Эта система была навязана людям. Я даже не думаю, что она отражала коммунизм, скорее – тоталитаризм, незначительность отдельного человека по сравнению с государством. Тоталитаризм сталинской России больше напоминал гитлеровскую Германию, чем противостоял ей. И я всегда считал, что эта система находилась в конфликте с темпераментом, культурой и духом русских людей, которые, мне кажется, намного ближе к американцам, чем, например, к англичанам или кому-либо еще.
Впервые приехав в Россию в прошлом году, я стал свидетелем возрождения этого духа, стремления восстановить контакт с досоветским прошлым. Во Владивостоке я посетил резиденцию Бриннеров, которые были одними из основателей города, видел комнату, где родился мой отец. Я никогда и мечтать о таком не мог, и уж точно этого не мог представить себе Юл.
"Y": Чувствуете ли следы этого русского характера, загадочную русскую душу в самом себе?
Р.Б.: Несомненно. Это жажда знаний и любопытство. Тетя Юла была первой женщиной, которая получила лицензию доктора в России, и также была успешной пианисткой – вот это настоящая интеллигенция. Моего отца всегда отличало непреодолимое любопытство по отношению к миру. Собственной жаждой знаний я обязан русским корням. Я никогда не хотел видеть мир с привилегированной точки зрения сына кинозвезды, хотел увидеть его со всех точек зрения. Поэтому я играл на Бродвее в монопьесе, которую сам написал, у меня докторская степень по американской истории, я играю на 12-струнной гитаре, могу управлять самолетом, основал сеть маленьких забегаловок под названием Hard Rock Cafe и первый суши-бар в Малибу, был программистом для Bank of America, тур-менеджером Боба Дилана и охранником Мохаммеда Али. И все это время я всего лишь хотел стать писателем. Я не собирался быть "человеком Возрождения". Я просто следовал своей жажде знаний и инстинктам.
"Y": Иногда кажется, что лучшей ролью Юла Бриннера был он сам. Создавал ли он себя так же, как любого из своих героев?
Р.Б.: Я думаю, да. Недаром в эпиграф книги я вынес слова Жана Кокто, которые он сказал про моего отца: "Юл Бриннер, должно быть, безумец, если воображает, что может быть Юлом Бриннером". Он действительно изобрел себя. Он изобретал себя заново каждый раз, когда журналисты спрашивали о его прошлом.
"Y": Когда вы начали писать эту книгу, не боялись, что, при всем желании рассказать наконец правду о Юле Бриннере, создадите лишь еще один миф? Возможно ли рассказать правду вообще?
Р.Б.: В фильме Акиры Куросавы "Расемон" один из героев говорит: "Правда похожа на светлячка. Ты видишь ее то здесь, то там". Я, как мог, старался рассказать правду. Для меня было важно не нарисовать розовую картинку жизни моего отца, но почтить его память правдой. Я не думаю, что создал еще один миф. В конце концов, я ведь историк. Если мы не знаем наверняка, мы так и говорим.
"Y": Голливуд для многих – тоже не более чем миф, фабрика грез, место, где сбываются мечты. Чем был он для вас, когда вы росли там, и как вы воспринимаете его сейчас?
Р.Б.: Я большую часть своего детства провел за кулисами театров или на съемочных площадках. Для меня все это было совершенно естественно. Все эти звезды были просто друзьями дома или, чаще всего, любовницами отца. Такие персонажи, как Джуди Гарланд и Хэмфри Богарт, – это были просто соседи, милые люди, которые хорошо ко мне относились. У них были интересные истории и интересная жизнь – но никто не был так интересен, как мой отец.
Еще когда мой отец работал в Голливуде, это было место, где всем заправляли главы студий и агенты, а не талантливые режиссеры, писатели и актеры. Это еще более справедливо сейчас, и Голливуд не то место, которое мне хочется навестить. Даже в Лос-Анджелесе, где я провел юность и куда вернулся много лет спустя, чтобы открыть свой суши-бар, я не могу проехать мимо домов, где жил раньше – там теперь все под охраной.
В этом месте нет ничего приятного, и уж в Голливуде нет места творчеству. Все хорошие фильмы делаются далеко оттуда, на маленький бюджет, людьми, которые страдают ради того, чтобы сделать свое кино. Я смотрю как минимум два фильма в неделю, но все это – европейская или независимая продукция. С нетерпением жду "Фаренгейт 9/11" Майкла Мура. Сейчас самое время, чтобы избавиться от этого президента. Это настоящая катастрофа – уже сейчас нужно как минимум сто лет, чтобы избавиться от ее последствий. Если у него будет еще 4 года – только Господь Бог знает, что он может натворить.
"Y": Ваш любимый фильм с участием Юла Бриннера.
Р.Б.: Их два. Его лучшая роль, мне кажется, Дмитрий в "Братьях Карамазовых", но сам фильм этот – голливудский Достоевский 50-х годов. А недавно я пересмотрел "Анастасию" и был изумлен тем, какое это хорошее кино. Герой Юла так холоден, что за ним не очень приятно наблюдать, но Ингрид Бергман великолепна. Действие в фильме развивается быстро, несмотря на то, что он был снят 50 лет назад, – а такого нельзя сказать о большинстве фильмов Юла. Он сделал около 35 фильмов, и только несколько из них все еще могут считаться хорошими сами по себе. Я бы сказал, что "Анастасия" из них – лучший.
"Y": К вам еще не обращались за правами на экранизацию книги? Может, после того как Гвинет Пэлтроу сыграет Марлен Дитрих, наступит очередь Юла?
Р.Б.: Я бы с удовольствием, но честно – покажите мне хотя бы одного актера, который смог бы сыграть Юла Бриннера, тогда и об экранизации можно будет говорить.
"Y": Говоря о последних годах жизни вашего отца, вы пишете, что он не был доволен своей жизнью, несмотря на весь тот громадный путь, который прошел от мальчика из Владивостока до голливудской кинозвезды, настоящего Короля. Вы тоже в поисках себя преодолели немало препятствий и километров. Довольны ли вы своей жизнью?
Р.Б.: Я своего рода духовный пилигрим и надеюсь узнать цель своего пути до того, как ее достигну. Будучи молодым человеком, я никогда не был доволен. Я шел вслед за своим отцом, копировал его, а на этом пути я никогда бы не мог найти удовлетворения. Я никогда бы не смог стать Юлом Бриннером. Все это время меня вело мое Эго, а оно никогда не может успокоиться. В определенный момент я начал работать над тем, чтобы служить не ему, а некой высшей цели, концентрироваться на процессе и оставлять результат на усмотрение Бога. Окажусь я победителем или проигравшим – не в этом дело, а в том, делал ли я все от меня зависящее каждый день моей жизни. И если да, то я молодец. Я жалею, что так и не стал отцом; я был бы прекрасным отцом, особенно в последние годы. И жалею, что причинял боль другим людям.
Я сейчас понимаю, что было русского в характере моего отца, его сестры, его тети – эгоцентричность. Каждый русский – это центр Вселенной, а я долгие годы потратил как раз на то, чтобы признать, что я, на самом-то деле, вовсе не пуп земли. Эта мысль до сих пор меня изумляет. Мы большую часть жизни проводим, пытаясь изменить других людей, которых все равно не изменим, и ни минуты не тратим на то, чтобы изменить единственного, кого можем – себя. Мой отец был примером того, как нужно поступать, что еще более важно, как не нужно поступать. Я рад, что мне не нужно быть Юлом Бриннером, и я стараюсь сделать Рока Бриннера более приятным, душевным и сострадательным человеком, чем был мой отец.
Беседовала Наталья Рябчикова.