|
Более чем знаменитый и более чем скандальный французский писатель живет в Ирландии, в безлюдной местности в графстве Корк, а его новый роман конкуренты рвали друг у друга из рук, перекупая за бешеные деньги. Осенью 2005 г. он вышел огромным, по европейским масштабам, стартовым тиражом в 200 тыс. экземпляров. Не прошло и полгода, как книга появилась в русском переводе. Честь и слава переводчице: спешность работы не слишком повлияла на ее качество; утонченный интеллектуализм и по-французски изящные словесные нагромождения Уэльбека сохранены в более-менее приемлемом виде.
"Как и люди, мы не избавились от статуса индивида и от связанного с ним глухого ощущения отверженности; однако, в отличие от людей, мы знаем, что этот статус есть лишь следствие перцептивной неудачи, иначе именуемой небытием, отсутствием Слова. Проникнутые смертью и отформатированные ею, мы не имеем больше сил войти в Здесь-и-теперь. Для отдельных человеческих существ одиночество могло наделяться радостным смыслом ухода из группы; но эти одиночки, отказываясь от своей первоначальной принадлежности, всегда стремились обрести новые законы, новую группу. Сегодня все группы распались, племена рассеялись; мы знаем, что мы все одиноки, но похожи, и утратили желание объединяться" .
Издательство "Иностранка", традиционно издающее книги Мишеля Уэльбека, организовало приезд автора в Россию. Публичные дебаты, поэтические чтения и встречи с читателями – 17-21 апреля в Москве и 21-22 апреля Петербурге.
И, надо сказать, с автором романов "Расширение пространства борьбы", "Элементарные частицы" и "Платформа", уже знакомым российским читателям, есть о чем побеседовать. Он признанный исламофоб: судебный процесс 1998 г. по обвинению в оскорблении религиозных чувств приверженцев ислама был выигран Уэльбеком благодаря заступничеству авторитетного литературного критика и издателя Филиппа Соллерса, а иск, предъявленный ему позже, был отклонен под влиянием общеевропейского шока – слушания по "делу Уэльбека" пришлись как раз на 11 сентября 2001 года.
Излюбленной темой его романов является секс: в "Элементарных частицах", например, это был изысканный онанизм, в "Возможности острова" – шквал соитий стареющего Даниэля, центрального персонажа романа, с прелестной и невинно-безнравственной студенткой Эстер. Секс – это жизнь, и любовь может быть только телесной – вот кредо Даниэля, добившегося известности сочинением комических скетчей и порнофильмами. Однако этот комик весьма разборчив в том, что касается партнерш, и поэтому большую часть времени тратит на жалобы по поводу своего одиночества и женского эгоизма.
Впрочем, главная загвоздка книг Уэльбека заключается в другом: его интересуют тоталитарные религиозные секты, поклоняющиеся научной геронтологии, и "неолюди", полученные любым из доступных современной фантастике способов – клонированием, генным перерождением и проч. Проблема бессмертия, идущая рука об руку с проблемой потери остроты жизни и яркости переживаний, далеко не самая новая и отнюдь не самая интересная в области science fiction. Боюсь, что в романе Уэльбека она находит многократно испробованное и малооригинальное решение: человеческая жизнь с ее страданиями – рулез, бесчувственное бессмертие – масдай. Доказательству этого факта посвящена третья часть "Возможности острова", довольно скучная и, по большому счету, совершенно ненужная.
Я отношусь к поколению людей, в свое время зачитывавшихся фантастикой: Кларк, Азимов, Брэдбери, Саймак принадлежали к числу любимых. Однако мне всегда не хватало в этом жанре полнокровной литературности и литературной неоднозначности. На месте стандартного героя хотелось видеть человека, выходца из конкретной среды, причем эта среда должна была быть не только лишь ярлыком и антуражем, а важнейшей мотивацией всей внутренней и внешней жизни. Если же речь шла об апокалипсисе, то причины крушения мира хотелось видеть не просто перечисленными, а полноценно раскрытыми в многочисленных перипетиях, касающихся непосредственно главного героя. Одним словом, хотелось сплава двух жанров: романа и science fiction, и притом на высоком художественном уровне.
Ну, можно сказать, дождалась. Уэльбек дает именно такой сплав: сексуальные и творческие муки Даниэля, его безудержный цинизм и до отвращения инфантильная уверенность в своей принадлежности к тем, кто достоин "настоящей" любви, его тщательно скрываемые эгоистические притязания, его бешеная злоба на старость, понимаемую как отставку и сброс со счетов, его безумные попытки удержать юную сексуальную рационалистку Эстер – все это представляет род магического зеркала, отражающего беды и проблемы гибнущего мира. Мира, в котором важны только молодость и красота, а все прочее – отбросы и досадные помехи. Даниэль и его бывшая жена кончают жизнь самоубийством, сломленные неприкаянностью. Но они не забывают сдать образцы ДНК элохимитам – сектантам от науки и религии, чтобы в будущем возродиться в менее подверженном дряхлению теле.
Проблема возраста, конфликт пустой и безжалостной старости и жизнерадостной юности оправдывают присутствие в книге навязшей в зубах идеи бессмертия и, в качестве наукоемкой части, успехов геронтологии. На самом деле ни секс, ни сектантство, ни исламофобия, шокирующие добропорядочное общество у Уэльбека, не идут ни в какое сравнение со страхом старости и с ужасом пустоты, который она несет. Бывшая жена Даниэля Изабель, достигнув сорокалетия, положения и достатка, становится алкоголичкой, а потом и наркоманкой из-за того, что жизнь не дает ей ничего большего, кроме ежедневного созерцания признаков старения когда-то ослепительно красивого тела. Образ Изабель наиболее удачен в романе, во всяком случае, она единственная, кто вызывает искреннее сочувствие.
Сексуальная революция вкупе с отставкой религии принесли странные плоды, и первым на это обратил внимание Арьес в 80-е годы прошлого века, в исследовании об истории форм и способов восприятия смерти. Смерть, когда-то считавшаяся важнейшим событием жизни, к XX веку перестала быть фактом, достойным упоминания. Соответственно и старость перестала восприниматься как подготовка к смерти. Смертность стала графой статистических таблиц, а не неотъемлемым качеством человека. Между тем мы все умрем, и только неизбежность смерти делают жизнь полноценной и эмоционально яркой. Эта мысль насчитывает несколько тысяч лет, и, благодаря Уэльбеку, методом шоковой терапии, при поддержке жанра научной фантастики, протаскивается в современное культурное пространство. Ну что ж, неплохо.