ФОТО: tsekh.ru |
Идя смотреть современный танец, стоит забыть все, что ты знаешь о танце классическом. А желательно, вдобавок, и о танце вообще. Театр танца – а именно на этот жанр опирается фестиваль – это не про танец. Но и про театр – тоже не всегда. Театр танца, по крайней мере, в том виде, в котором он существует в спектаклях, – это про движение. Движение, которое бывает иногда постановочным, иногда импровизированным, иногда искусственным, иногда повседневным, иногда формальным, иногда экспрессионистским. На языке движения оказывается возможным сформулировать высказывание не только о мире или о человеке, но и о самом этом движении, в том числе и о своей усталости или разочарованности в нем. Правда, точных критериев, какие попытки следует признать удачными, а какие нет, пока еще не существует, поэтому ситуация, когда после представления зритель долго гадает, что именно он видел, – явление довольно распространенное.
Если обратиться исключительно к названиям спектаклей, то практически все из них можно принять за философские эскизы. Совершенно независимо от реальной географии участников (а это шесть российских городов – Москва, Санкт-Петербург, Екатеринбург, Челябинск, Калининград, Кострома, а также белорусский Гомель) театральное и танцевальное действие разворачивалось почти исключительно в декорациях ментального и поэтического пространства. "Трансмутация", No exit, "Притяжение", "После вовлеченности" – вот некоторые из примеров. Физический мир в них искривлен и опознаваем разве что по неохотно обороненным знакам. В спектакле "Трансмутация", например, сочиненном "Организацией Ясной Мечты" из Санкт-Петербурга, всего два персонажа. Две маленькие тоненькие девушки в форме, напоминающей милицейскую, появляются на сцене из клетчатых "рыночных" сумок. Они то выполняют несложные синхронные движения, то не слишком успешно пытаются проверить у зрителей документы, то фотографируют друг друга на мобильный телефон. Спектакль явно был направлен на какую-то острую социальную проблему, но из-за слишком большой доли абстрактности, существо проблемы так и осталось не известно.
Это вообще достаточно характерная черта спектаклей фестиваля – принципиальная непрозрачность или размывание замысла, притом что персонажами могут быть вполне узнаваемые социальные типажи. В "Оуэне и Мзи" московских "По.В.С.Танцев" возникает пара молодоженов с развеселыми гостями, танцующими под глохнущую, как на дискотеках в провинциальных ДК, музыку. В "Куда надо" московского проекта Ольги Цветковой представлен мир профессионального глянца. В спектакле Antidot московско-челябинского проекта Liquid Theatre действие происходит в офисе, среди папок, пачек белой бумаги и клерков. Правда, тема освобождения корпоративного сознания несколько вязнет в клоунаде с сеансом релаксации – тот самый вариант театра танца, когда танца уже, а театра еще мало.
Служащие конторы стали героями и для московского Project For. Их No exit – один из самых отточенных по композиции и концепции фестивальных показов (вместе с ним я обязательно назвала бы и "Последний день собачьей жизни" московского Monkey Production). Оба спектакля связаны еще и с темой отчуждения. В No exit показаны почти кафкианские ломки людей: находясь вместе, каждый погружен в траекторию собственного превращения, а пытаясь выйти из собственноручно построенной тюрьмы, становится таким же неповоротливым, как жук. Герои способны переставлять табуретки на любой скорости и в любой последовательности, но совершенно не представляют, как можно разом прекратить свое совершенно бесполезное занятие. В "Последнем дне собачьей жизни" лирическая героиня хореографа и исполнительницы Ольги Духовной отчуждена от своей жизни. Она танцует под фонограмму звуков своего тела, заигрывает с оторвавшейся тенью и оказывается во власти собственного взгляда, который за нее решает, в какую сторону смотреть.
Персонажи большинства спектаклей – фрики, существующие по иным законам, или люди, в которых "нормальность" постепенно сходит на нет, открывая дорогу в чарующий и непредсказуемый мир сюрреализма. Это и облитая пеной обнаженная героиня из "Радиотанца" питерского театра танца "Игуан" с внешностью школьной учительницы по литературе. Это и обсыпанные мукой, с воздушными шарами на головах танцовщики из "После вовлеченности" екатеринбургских "Провинциальных танцев". Это и насквозь мокрая Татьяна Гордеева в работе собственного сочинения и исполнения Gallina Aquatica. Наконец, это и настоящая "иная": в спектакле "Тихий бог" калининградского театра "Верхотура" задействована "яркая представительница современной калининградской культуры" – пожилая прохожая, из тех, кого все горожане знают в лицо, но никто не знаком с ней лично. Проведение танцевальных экспериментов в сюрреалистической действительности – это уже какой-то оксюморон. Эксперименты здесь невозможны в принципе, ведь никаких устойчивых координат не существует, и нет набора правил, нарушение которых превратилось бы в бунт. Вопрос, возможен ли здесь танец, остается открытым.