ФОТО: AP |
В списке многочисленных сценариев "трудоустройства" Путина после мартовских выборов пост президента Союзного государства фигурировал с самого начала. Но этот вариант рассматривался, скорее, как гипотетическая возможность: хотя бы потому, что для его реализации необходимо согласие Александра Лукашенко, который в последнее время ведет себя все более независимо. Тем не менее в преддверии визита комментаторы на все лады комментировали предстоящее объединение. В информационном пространстве началась настоящая лихорадка, в которой, несмотря на ее откровенную искусственность, нашли отражение и тревога за будущее, и медийные фобии, вызванные к жизни мифологемой о "двухголовой власти", и послевкусие старых интриг, связанных с белорусскими сюжетами.
Масла в огонь подлил секретарь Союзного государства Павел Бородин, заявивший, что объединение является делом не только решенным, но и фактически состоявшимся "еще в 1997 году". По словам Бородина, в ближайшем будущем объединение, наконец, завершится, и через какие-нибудь пять - семь лет "Евросоюз будет стремиться в Союзное государство". Что касается проблем, из-за которых процесс объединения шел в последнее время достаточно трудно, то ответственность за это, по мнению Бородина, целиком лежит на тех, кто "покупает нефть за $80 и продает за $600".
Безудержный оптимизм Бородина можно было объяснить либо тем, что он просто решил привлечь внимание к собственной персоне, либо тем, что в Москве, наконец, придумали, как "уломать" Лукашенко, и в ходе визита в Минск Путин намерен сделать белорусскому коллеге "предложение, от которого тот не сможет отказаться". А если дела обстоят именно так, то можно было не придавать особого значения протокольным подробностям визита, из которых никак не следовало, что прорыв в процессе объединения ожидается в ближайшее время.
Между тем два ключевых мероприятия визита – заседание Высшего государственного совета Союзного государства и двусторонние переговоры президентов – действительно были посвящены вопросам строительства Союза. На заседании Высшего госсовета занимались вопросами совместной внешней политики и бюджетом на 2008 год. На встрече Путина и Лукашенко обсуждали введение единого платежного средства и подготовку Конституционного акта Союзного государства.
Две последние проблемы давно признаны тупиковыми – прежде всего потому, что Минск хочет объединяться "на равных" и получить право "печатать рубли", а Москва рассматривает процедуру создания Союзного государства как фактическое присоединение Белоруссии к России. Эти разногласия с самого начала были густо замешены на борьбе за белорусскую собственность, в частности, за трубопроводы и нефтеперерабатывающие предприятия, а также на конфликты вокруг цен на газ. Такая постановка вопроса спровоцировала появление в России двух партий: сторонников скорейшего объединения любой ценой и тех, кто рассматривал возможное объединение только как результат экономической экспансии российского бизнеса в Белоруссию. Первые клеймили вторых за "тупой прагматизм", вторые ссылались на национальные интересы России, нарываясь на возражения, что они, прикрываясь интересами страны, решают меркантильные задачи и не понимают истинных интересов страны и ее стратегических целей в Европе.
Первую скрипку в лагере "прагматиков" играл "Газпром", проводящий политику подтягивания цен на газ, поставляемый государствам постсоветского пространства, к мировым стандартам. В ответ Лукашенко начал искать союзников в Китае и Венесуэле, заигрывать с Западом и откровенно шантажировать Россию "новыми перспективами, открывающимися перед Белоруссией". Но Китай и Венесуэла далеко, а Запад не спешит смягчать отношения с "последним тираном Европы". Как раз накануне встречи Путина с Лукашенко посол США в Минске Карен Стюарт пригрозил новыми санкциями, которые могут быть введены в связи с отказом белорусских властей отпустить политических заключенных и предоставить населению больше демократических свобод. А после этого в Минск приезжает Путин и говорит о том, что "Белоруссия и Россия являются стратегическими партнерами" и что, несмотря на повышение цены на туркменский газ, Россия будет придерживаться ранее достигнутых договоренностей и воздержится от резкого повышения расценок для белорусских предприятий.
На этом раздача "пряников" не закончилась. По итогам переговоров стало известно, что Россия предоставит Белоруссии кредит на сумму $1,5 млрд сроком на 15 лет с пятилетней отсрочкой платежей и "негласные преференции" еще на $2,5 миллиарда. Эта новость была воспринята некоторыми комментаторами не только в контексте продолжения российской экономической экспансии, но и как попытка Москвы склонить Лукашенко на участие "в определенных сценариях Кремля".
Круг замкнулся: в центре белорусского сюжета снова оказалось "трудоустройство" Путина. Только сценарий получается несколько иным и более затянутым. Но время до 2 марта еще есть, а можно и отложить создание Союзного государства, скажем, на лето – с тем, чтобы дать Путину время на отдых и спокойную передачу дел преемнику. В общем, на первый план снова вышла примитивная трехходовка, полностью замкнутая на тему перераспределения полномочий.
Но интересно в этой истории совсем другое. Прежде всего, налицо корректировка так называемой "политики прагматизма": по-прежнему отвергая претензии Лукашенко на "равноправие", российское руководство пошло другим путем, переведя вопрос в чисто меркантильную плоскость. Не исключено, что именно на это "предложение, от которого невозможно отказаться" намекал Павел Бородин. С другой стороны, судя по тому, что творилось на прошлой неделе в информационном пространстве, новый подход к решению задачи "укрощения Лукашенко" устраивает далеко не всех. В итоге визит Путина в Минск, начавшийся на фоне истерического ожидания немедленного объединения с Белоруссией со всеми вытекающими из этого решения последствиями, завершился комментариями в духе "ничего не вышло, "уломать" Батьку не так-то просто".
Впрочем, вся эта медийная суета имеет весьма опосредованное отношение к реальной политике. Складывается впечатление, что недельная война интерпретаций в СМИ стала продуктом воспламенения гремучей смеси фобий, связанных с "проблемой-2008", и застарелого "белорусского невроза".