ФОТО: antology.igrunov.ru |
"Yтро": Что для вас чувство Родины?
Григорий Померанц: Это чувство дома. Для меня это Москва, где я прожил почти всю жизнь.
"Y": А Вильно?
Г.П.: Нет, потому что я жил там лишь маленьким ребенком и помню Вильно того периода не очень-то и хорошо. Мне не было и семи лет еще. Но когда уже позже, при советской власти, я туда приехал, то что-то и вспомнил, это все же красивый город, красивая река...
А Москва сейчас, конечно, совершенно другой город – не тот, что был, когда мы приехали на Белорусский вокзал в 1925 году. Извозчик на саночках вез нас домой, в Зачатьевский переулок, а сейчас-то уж и дома этого нет. Москва была куда более уютной, чем нынче, почти не было автомобилей на улицах, даже и на Тверской, а вот извозчики встречались часто.
"Y": Каким вам вспоминается время 1920-х – 1930-х гг., атмосфера вашего детства и юности?
Г.П.: Я помню конец нэпа, помню настоящий Охотный Ряд, совсем не тот, что сегодня, и никакой не было там огромной гостиницы, а была такая, знаете ли, здоровая деревня, в которой продавали любые товары, – такое "чрево Москвы" настоящее.
"Y": А театры, ведь еще играли Станиславский, Южин, пел Собинов?
Г.П.: Да я почти никого и не видел, хотя моя мама была актрисой. Но, правда, помню "Принцессу Турандот" в Вахтанговском театре, а Собинов – это ведь уже музыка, а к ней я пробивался долго, очень долго... Еще я помню кино: "Потомок Чингизхана", "Броненосец Потемкин"...
"Y": А знаменитые "Петер", "Большой вальс"?
Г.П.: Ну, это тоже все было и как-то занимало, но не оставило особенного впечатления, а вот "Чапаев"... Это снова разговор о музыке. Именно из "Чапаева" мое первое большое музыкальное впечатление – "Лунная соната", которую играл белый офицер. Он был, как положено в те годы, толстый и противный (роль полковника Бороздина сыграл великий русский трагик Илларион Певцов, известный ролью Павла I в одноименной пьесе Мережковского, что шла в Театре Корша в 1910-е годы; с представлений трагедии некоторых впечатлительных зрителей уносили без чувств). Потом я ходил слушать Пантофель-Нечецкую, Доливо...
"Y": Совершенно забытые сегодня имена...
Г.П.: И вот постижение музыки продолжалось и далее, вплоть до лагеря, там из рупора можно было услышать симфонии Чайковского – пятую, шестую... Музыка и спасала, во всяком случае меня, как и живопись в 1930-е – Сислей, Ван Гог, Ренуар, Дега. И сегодня музыка – это самое главное, что поддерживает меня в жизни.
"Y": Чайковский – ваш любимый композитор?
Г.П.: Не только он. Но и Бетховен, Бах, Моцарт – классики скорее, чем романтики.
"Y": Вы могли бы себя назвать диссидентом?
Г.П.: Я считал себя попутчиком диссидентов. Дело в том, что мне казалось, что протестовать тогда – это было биться головой о стену. Общество не было готово к самостоятельному действию. Я помню свою лекцию в Институте философии, после которой туда дважды звонил Семичастный (председатель КГБ – "Y") с требованием признать мой доклад антисоветским. Но ведь, несмотря на это, он не вызвал абсолютно никакого взрыва, им заинтересовались, скажем, двести человек, которые были в зале.
"Y": Но ведь и сейчас так?
Г.П.: Сейчас другое. Сейчас – разнузданный цинизм. Хотя я считаю, должно быть движение, пусть лучше медленное, чем быстрое, должно быть просвещение народа, а начинаться оно должно... с уборки мусора с опушки леса.
"Y": Вы одним из первых в СССР начали писать труды, посвященные дзен-буддизму.
Г.П.: Это не было протестом, просто меня интересовала эта тема, к тому же, она была довольно новой для нашего общества и малоисследованной. Впоследствии, кстати, она повлияла и на Андрея Тарковского, помогла ему объяснить композитору Эдуарду Артемьеву, какая ему была нужна музыка для "Сталкера".
"Y": А наши хиппари всерьез исповедовали дзен?
Г.П.: Некоторые хиппи – думаю, меньшинство – следовали дзену всерьез, а манифестом стала работа Джека Керуака "Лодыри Дхармы" – интересная, хотя и нельзя всерьез сравнить его творчество, например, с Судзуки.
"Y": У вас бывает свободное время? Что вы делаете в это время?
Г.П.: Бывает. Я слушаю музыку, читаю стихи, гуляю... Телевизор смотрю только "Культуру".
"Y": Григорий Соломонович, позвольте поздравить вас с юбилеем и от себя и всех наших читателей пожелать здоровья и благополучия.
Г.П.: Спасибо большое.