Третья мировая уже идет

Еще недавно сытые страны мира ощущали, что история для них остановилась. Жизнь менялась где угодно, только не там. Стабильность, освященная традиционными политическими блоками, не менее традиционными монархиями и всегда ухоженными газонами, была для стран Восточной Европы и России примером мягкого эволюционирования в сторону всеобщей сытости и довольства. Однако другая часть мира имеет свои представления об эйкуменистической сытости, тем более что благосостояние буржуа по обе стороны Атлантики никак не согласуется с чудовищной нищетой, царящей во многих странах Азии и Африки. И даже если представить на минуту, что 11 сентября камикадзе намекали своими таранами совсем на другое, цивилизованный мир понял всё, как он понял: нужно менять других и нужно меняться самим.

Войны еще нет, снаряды пока не рвутся, а поступательное движение истории вроде как прервалось. Цивилизационный круговорот, провозглашенный Арнольдом Тойнби, или постулаты протестантской этики Макса Вебера внезапно стали такой же архаикой, как идеалистическое учение Платона. Кризис постиндустриального общества еще никогда не был прописан столь рельефно. Столкновение цивилизаций, западной и восточной, – это лишь эскиз конфликта. Современное общество в его западном понимании столкнулось с тем, что еще не получило названия ни в одной из наук. Ибо сложный мир "юга", разделенный на суннитов и шиитов, нефтяных миллиардеров и военных диктаторов, духовных мулл и образованных террористов, не имеет осязаемой сущности, и даже "дыхание ислама", о котором так часто в последнее время говорят, какое-то неровное. Вместе с тем это "нечто" ретроспективно по отношению к собственной истории Запада, ибо ассасины-смертники убивали европейских государей-крестоносцев в Палестине столь же решительно и фанатично, как сегодня они таранят небоскребы Нью-Йорка. А глядя на сегодняшних афганцев, трудно избавиться от ощущения: не будь у них за плечами "калашниковых", можно было бы подумать, что в XV столетии документальное кино уже существовало.

Редкому поколению землян везет на время, в которое они живут. Решительно вступив в эпоху перемен, мы лишаемся последних иллюзий насчет идиллии миропорядка. Когда взрывают небоскребы – это революция. Когда самое демократическое государство в мире заговаривает о введении паспортной системы учета своих граждан – это революция. Когда военные блоки сходу не отвергают желание своих вчерашних противников к ним присоединиться – это революция. Когда все это происходит в ничтожно короткие сроки – значит, эта революция необратима, и завтра ничего не утрамбуется, не остынет, не вернется на круги своя. В этом смысле последствия происходящего сегодня вполне сопоставимы с 1918-м или 1945-м годом, а значит, в некотором смысле Третья мировая уже идет.

Происходит геополитическая ломка. Менее чем за месяц случилось то, на что раньше могли бы уйти годы.

Первое. Страж миропорядка ООН катастрофически теряет в политическом весе. Это случалось и прежде, но впервые подавляющее большинство стран Европы и Америки не увязывают вопрос об ответных акциях США и их союзников с решением Совбеза ООН. Агония может продолжаться сколь угодно долго, но лишь потому, что любое предложение замены ООН заведомо покажется большинству государств мира несправедливым. США и их партнеры (в числе которых есть шанс оказаться и России) вряд ли захотят связывать себя в своих решениях с теми, кого они не против время от времени побомбить или озадачить санкциями. Призыв обучить "юг", чтобы он стал таким же процветающим, как и "север", исключает понятие равноправного партнерства. Эпоха "учителей" и их подопечных из числа беднейших стран мира продолжится, но предстанет она во всем цинизме, при жесткой констатации положения вещей, когда голодный сытому не указ.

Второе. Проклятие века XX – ядерное оружие – становится еще более опасным, хотя противостояние великих держав объявлено делом прошлым. США, под прессингом цейтнота, уже сделали первый шаг в этом направлении – простили Пакистану и Индии создание собственных ядерных вооружений. Прагматизм в политике – дело правильное, и примирение с данностью, пусть даже такого рода, как создание третьими странами ядерных боезарядов, лишь вопрос времени. Но то, как это было сделано – поспешно и безусловно, – плохой знак. Те, у кого создание ядерного потенциала на очереди, возьмут произошедшее на заметку. "Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку" – гласит римская поговорка. "Быку", вернее "быкам", дозволили – и не кто-нибудь, а сам Юпитер. К сонму небожителей-ядерщиков со всей определенностью потянутся новые соискатели.

И это не гипотеза. Это уже происходит. Израиль на днях заявил, что намерен активизировать собственную ядерную программу. Сорок лет мир спорит, есть у Тель-Авива ядерная бомба или нет. Зная прагматичность Израиля, можно с уверенностью сказать, что есть, а если нет, то будет тотчас же, как в этом возникнет настоятельная необходимость. А она, считают в Израиле, напрямую увязана с технологическими достижениями Ирака и, в особенности, Ирана. Последний, используя отчасти собственные мозги, отчасти иностранные (в том числе российские), вполне готов к 2004 году создать первую собственную ядерную боеголовку. Москва отказывается продавать Тегерану ключевой компонент системы, лазерный изотопный сепаратор, однако Иран знает, с кем дружить: кроме России, это еще и Северная Корея, которая близко подошла к решению схожей проблемы.

Третье. Из разряда не такого глобального, но вполне судьбоносного. США официально становятся на сторону Палестины в арабо-израильском противостоянии. И хотя высказывания пока осторожны, все понимают: дипломатическая революция произошла. Бушу позарез нужны симпатии, аэродромы и информаторы арабского мира, и он разменивает все это на Израиль. То, что вчера казалось немыслимым, сегодня вполне вероятно. Двойные стандарты: там бен Ладен, которого надо мочить, здесь "Хамас", с которым нужно договариваться – не приказали долго жить с прежним миропорядком. Но это как бы старый принцип "наоборот", с другим знаком: использование прежних орудий геополитики в новых реалиях и в отношении иных объектов.

Четвертое. Противоестественный симбиоз девичьей застенчивости и имперской геополитики, столь неприглядно выглядевший в прошлом, нынешней Россией успешно преодолен. Впервые мы осмелились открыто заявить, что поставляем оружие одной из сторон в одной из "горячих точек". Впервые мы решительно отстаиваем свои интересы, не волочась в фарватере событий, а влияя на них. Впервые мы допускаем многое: и переговоры с Масхадовым, и вступление в НАТО, и много что еще. Именно допускаем, а не соглашаемся, требуем или просим: в этом слове великий секрет большой политики, того, что называется искусством возможного. Мы перестали прикидываться "Азиопой", действуя при этом не как Европа, а, по возможности, вместе с Европой, да и с Америкой тоже. Многого мы пока не успели сделать, но темпы берут свое, и еще не вечер. Спираль раскручивается, революция продолжается, мир меняется.