Воскрешение предельной откровенности

Спектакль "Реанимация дадаизма", который представлял на фестивале авангардное театральное направление, в лучшем смысле не оправдал ожиданий. Как оказалось, его нельзя назвать ни авангардом, ни дадаизмом. Три человека в белом на сцене: актриса Елена Бессонова, танцоры Сергей и Ирина Бурлак. Их пространство – свисающие с потолка белые канаты и нити в ровном четырехугольнике, четыре детских стульчика. По звонку они начинают связывать и развязывать эти нити, двигаясь заученно, как марионетки. По звонку прекращают, выходят за очерченные пределы, рассказывают истории, дурачатся, танцуют. Истории предельно просты и лаконичны, истории из детства, о детстве. О красивой девочке, которую больно щипала за щеки воспитательница в детском саду. О девочке с длинными волосами, которая остригла их себе в два ровных красивых хвостика, а потом хвостики оказались разной длины. О мальчике, который мечтал покататься на новой "качеле" во дворе, а потом докачался так, что его укачало. И всегда теперь укачивает. Всюду укачивает. Из пластики и слов ткется нежная и прочная ткань спектакля. Белая сказка.

Дадаизм, под знаком которого прошли европейские 10-е и 20-е годы, бурно отверг предыдущие течения, которые строили себя на слове и прямом высказывании, всерьез полагая, что слово может что-то в действительности значить, что через слово можно передать и мысль. Дадаисты разрушали слова, перемешивали их, заменяли их предметами. В их трактовке статус сообщения мог получить и унитаз, и бессмысленный набор слогов, и стихи, свободно склеенные из газетных вырезок. Дальше уничтожения слова, впрочем, дело далеко не пошло. В памяти мирового искусства от эксцентричных реформаторов осталось только четыре слога: само название течения – дада, и имя его основателя – Тцара.

Театр КНаМ не стал повторять печальный опыт предшественников. К тому, давнему дадаизму они вообще имеют очень мало отношения. В их трактовке дадаизм – это сама жизнь. Механистическое разрушение – оболванивание всякого общения, всякой работы, всякого человека. Возможность вырваться из этого разрушительного процесса и есть реанимация (оживление организма в период агонии и клинической смерти). Причем начинать приходится с самых начал, с детства с заложенными в нем страхами: страхом сексуальности, страхом жизни и страхом смерти. Ожившее воспоминание со всем его болевым потенциалом, со всей яростью возврата к самому началу – единственный вариант спасения от столь неотвратимо нагрянувшей реальности. Эта тяга к детству неудержимо напоминает любимый фильм-реанимацию "Небо над Берлином": когда ребенок был ребенком, он хотел, чтобы ручеек был рекой, река – бурным потоком, а эта лужа – морем.. Когда ребенок был ребенком, он не знал, что он ребенок, все его воодушевляло, и все души сливались в единое целое.

Техника КНаМ – это техника предельной откровенности со зрителем и с самими собой. Техника предельного контакта. Именно оттого театр всегда играет свои спектакли на маленькие залы с небольшим количеством зрителей, и в зале Центра на Страстном тоже было от силы 100 человек. Только так можно вести диалог – глядя зрителю прямо в глаза, удерживая его на крайней линии эмоционального напряжения. Понятия "игра" и "сценическая речь" значат для актеров КНаМ далеко не так много, как в классическом театре. Они не изображают свои истории, а живут их, не рассказывают, а буквально шепчут, так, что зрителю приходится напрягаться, чтобы не пропустить ни единого слова. Каждой цитате они дают дозвучать, любой музыке – доиграть до конца.

Режиссер Татьяна Фролова создала свой блистательный театр в 1985 году. Прошло уже почти 20 лет, а он все еще кажется новаторским. И новый, и старый КНаМовский зритель неизменно ведется на завораживающую простоту этой откровенности. Тем более что откровенность эта имеет весьма земную, живую природу: все истории, рассказанные на сцене, – из реальной жизни. Все они происходили в действительности.

...Так заканчивается "Театральная паутина" – фестиваль, все спектакли которого транслировались в Интернете. Ну что же, и этот эксперимент можно признать удавшимся. И хотя описать его, как и описать спектакли театра КНаМ, трудно, но главное, что театр работает – работает в разных направлениях и делает это хорошо.