Самозванцы и цари в "Геликоне"

ФОТО: helikon.ru

Реконструкция "Геликон-оперы" затягивается в связи с огромными сложностями по перестройке особняка Шаховской у Никитских ворот под полноценный театр. И все же возглавляемая Дмитрием Бертманом труппа, вынужденная ютиться в помещении бывшего театра "Et cetera" на Новом Арбате, в каждом сезоне радует премьерой.

На сей раз худрук "Геликона" в соавторстве со своими знаменитыми художниками Татьяной Тулубьевой и Игорем Нежным и замечательным главным дирижером театра Владимиром Понькиным взялся за постановку одной из величайших русских опер – "Бориса Годунова" Модеста Мусоргского. Честно говоря, когда я шел на премьеру, внутри зарождалось сомнение. Мы настолько привыкли к помпезности, сталинскому ампиру, живым коням и настоящим пушкам на сцене при постановке этого шедевра, что, зная творческую манеру Бертмана, оставалось только гадать, в какие постмодернистские дебри может зайти режиссер, ограниченный минимализмом камерной сцены и не самым богатым выбором музыкантов, для реализации подобного проекта.

А уже спустя два с половиной часа, когда вместе с остальными зрителями я отбил ладони, вызывая артистов на поклоны, стало очевидным, что в любой постановке "Геликона", где на первый план всегда выходит режиссерская концепция, важней любых привычных представлений о классике становится градус переосмысления и новаторский стиль авторов спектакля.

Эти факторы не являются прерогативой исключительно бертмановского театра, но в последние годы, когда основным принципом репертуарной политики "Геликона" было знакомство публики с почти не известными в нашей стране шедеврами для "высоколобых" ("Лулу" Берга, "Средство Макрополуса" Яначека, "Диалоги кармелиток" Пуленка), обращение к "визитной карточке" русской оперы вызывает ощущение, что Бертмана стали раздражать упреки в том, что он берется лишь за экзотические постановки и играет роль скорее популяризатора, дабы не утруждать себя режиссерскими поисками.

И вот, наконец, как бы отвечая на подобные выпады недоброжелателей, "Геликон" замахнулся на "святое", в каком-то смысле на классический советский оперный "нафталин" (не умаляя, безусловно, гениальности этой вещи). За основу была взята редакция "Бориса Годунова", которую по заказу Большого театра перед войной сделал Дмитрий Шостакович. Эта оркестровка исполняется редко, поскольку существует не только авторская партитура самого Мусоргского, но еще и Римский-Корсаков посвятил этой работе 20 лет жизни. Правда, в Большом театре так и остались верны классическим традициям, и лишь в 1959 г. в Кировском театре прозвучала редакция "Годунова" Шостаковича. Геликоновцам показалось, что "Годунов" должен быть поставлен именно в данной оркестровке в год, когда мы празднуем столетие великого композитора, и лучше подходит именно для камерной оперы, поскольку основной упор сделан на психологизме портретов пушкинской трагедии.

Надо сказать, что оркестр под управлением Владимира Понткина блестяще справился с музыкальной частью, став одним из главных действующих лиц постановки. Но этого, конечно, мало для того, чтобы оперный спектакль стал настоящим событием. Поэтому обратимся к сцене. Она представляет собой сложную металлическую конструкцию в виде лестничных парапетов, соединенных в одно целое, но способных менять конфигурацию. Посередине – движущийся сверху вниз и обратно помост, он же тронное место. В какой-то момент под потолком возникнет дополнительный геометрический лестничный пролет, символизирующий, как мне показалось, Вавилонскую башню. Вся конструкция сложным образом подсвечивается изнутри, временами раздвигается, и актеры могут находиться как снаружи, так и внутри нее.

Костюмы персонажей представляют собой постмодернисткий стилистический коктейль, у массовки выдержанный в кровавой цветовой гамме. Царь Борис, шапки Мономаха (их там много), князь Шуйский, стрельцы – как с классических картинок. Иноки выряжены в шутовские наряды, но самым трогательным, если не смешным, выглядит Самозванец – он одет как бомж с помойки и, собственно, бомжа и играет. Грим, надо отдать должное, – особый элемент действия, придающий ему прямо-таки гламурный оттенок. Так и задумано.

Ярким художественным приемом, кроме замечательного визуального решения спектакля, становится актерская игра. Поскольку делать ставку на оперных звезд камерная опера возможности почти не имеет, певцы с большим успехом демонстрируют свои артистические возможности.

Этот спектакль держит публику в напряжении с первой до последней сцены, в основном благодаря очень тщательной проработке мельчайших деталей партитуры и либретто. Каждое слово, движение, каждый поворот сюжета тщательно отыграны и срежиссированы. Создается впечатление, что нет ноты, которая не прошла через души авторов и участников спектакля. Вместе с тем тут нет ничего лишнего, никаких куполов-соборов, лошадей-секир-пушек, возвышенный ампир покорно уступает крайнему минимализму, подобно тому как психологизм драмы превалирует над поэтическими обобщениями Пушкина и Мусоргского. Вместо вымышленной великим поэтом драмы "монарха-убийцы" и привычной историографии Смутного времени перед нами страдающие люди-современники, плачущие настоящими слезами, и вторящая им гениальная музыка.

"Мальчики кровавые в глазах" царя Бориса перевоплощаются в страдающих детей самого Годунова, чтобы в финале одному из них выйти в современном костюмчике, напоминающем о стиле нынешнего нашего главы государства. У каждого героя здесь неповторимое лицо, причем Бертман старается уйти от привычной схемы, придав всем без исключения персонажам индивидуальность, апеллирующую, так или иначе, к современным реалиям, но при этом не лишая их исторической памяти. Самым напрашивающимся ходом было бы максимально осовременить визуальный ряд, но Бертману удалось пройти между Сциллой традиционности и Харибдой современности, выведя, как ему уже не раз удавалось, и эту классическую трагедию на новый уровень обобщений.

Можно сказать, что это этапная работа театра на пути обретения им уникального лица и завоевания своей ниши в культурном пространстве. А всем любителям оперного искусства я настоятельно рекомендую посмотреть постановку, чтобы убедиться, что "Геликон-опера" по-прежнему может считаться одним из лучших театров страны.