Экономические трудности пришли в Россию надолго

"Yтро": На форуме активно обсуждались причины затухания экономического роста. Почему при высоких ценах на нефть экономика начинает стагнировать?

Ермолай Солженицын: Есть много факторов, которые влияют на это в той или иной мере. Основной торговый партнер – Европа – тоже замедлилась. Завершилась некоторая цикличность инвестиций, в том числе государственных, в инфраструктурные объекты. Портфельные инвесторы во всем мире уходят из развивающихся рынков и возвращаются в развитые. А стратегические инвесторы не находят для себя в существенном количестве новых проектов, и это тоже способствует оттоку капитала из страны, потому что деньги, которые зарабатываются на экспорте сырья, не находят применения. Есть некоторое замедление темпов роста потребления, поскольку в течение десятилетия рост реальных доходов выражался двузначными цифрами, а производительность труда так быстро не росла. И понятно, что увеличение этого разрыва не могло продолжаться бесконечно: его стабилизация тоже играет свою роль. Все это в совокупности надо учитывать. При этом сегодня Россия не является страной с низкой себестоимостью производства, транспорта, энергетики – уже нет. И средняя прибыльность российских компаний при прочих равных начинает снижаться – соответственно, с меньшей уверенностью проводятся инвестиции.

Можно ли говорить о том, что сырьевая модель экономики изжила себя в принципе, и даже если цены на нефть вновь начнут расти, "тучных лет" все равно уже не будет?

Если честно, мне не совсем нравится это деление – сырьевая или не сырьевая модель. Каждая экономика и каждая страна должна ориентироваться на свои конкурентные преимущества. Так случилось, что у нас есть сырье. Замечательно! Я вообще никогда не понимал, почему этого как-то стесняются. Что здесь плохого? Стесняются ли Канада, Австралия или Бразилия, что у них есть сырье? Просто используют его как один из ключевых столпов своего экономического роста. И для нас это просто часть структуры экономики. Понятно, что тех темпов повышения цен на нефть, какие были за последние восемь лет, сейчас никто не ожидает. Для дальнейшего роста нельзя будет полагаться на увеличение денежного притока в связи с экспортом, надо искать внутренние резервы и дополнительные источники. Это может быть рост потребления: если мы продолжаем повышать производительность труда, соответственно, у людей продолжают расти доходы. Это может быть рост инвестиций, если мы найдем эффективные способы организации и финансирования того обновления инфраструктуры, которое требуется. Несомненно, есть потенциал импортозамещения, он потихонечку тоже реализуется. Здесь очень важно не оперировать терминами слишком обобщающими и бинарными. Это достаточно многогранный процесс и, конечно, много факторов должно сойтись, чтобы мы начали переходить на этап того развития экономики, где у нас будет больше и машиностроения, и легкой промышленности, и производства многих вещей, которые в данный момент мы импортируем.

Стоит ли в ближайшие год – два ждать обострения экономического кризиса и его последствий для массы населения в виде снижения жизненного уровня и безработицы?

Мне кажется, остро все было в 2008 году, а последние пять лет, наоборот, вроде никакого обострения нет. Мы обсудили это в первом вопросе: есть много факторов, которые свелись к тому, что началось замедление роста, оно достаточно структурное. Безусловно, предстоит долгая работа над повышением производительности труда и эффективности государственных монополий при разумном регулировании. Сейчас мы находимся на точке очень низкого роста или даже его отсутствия. Явно это новая реальность для нас, что темпы роста российской экономики будут существенно меньше, чем раньше. И понятно, что выход из этой ситуации не будет быстрым.

Насколько в нынешней ситуации целесообразно стимулирование экономики через реализацию масштабных инфраструктурных проектов?

Я думаю, есть объективная необходимость инвестиций в инфраструктуру – дорожную, энергетическую, генерирующую. Мы сегодня, по большому счету, еще используем наследие советских времен. А железо, бетон – они же не вечны. Все нужно обновлять. Поэтому сама задача очень правильная. Но нужно очень осторожно подходить к ее решению: строить разумно, с использованием последних технологий, а не тех стандартов, которые применялись в 80-х годах, когда обучались многие нынешние инженеры-строители. Тщательно считать, какие будут операционные издержки того решения, которое мы предлагаем в зависимости от разных вариантов инвестиционных моделей. Привлекать там, где это возможно, альтернативные механизмы финансирования.

Одной из ключевых тем КЭФ стал вопрос о восточном векторе развития российской экономики, который обозначен президентом как один из национальных приоритетов на весь XXI век. В частности, правительство планирует перевести на Дальний Восток штаб-квартиры некоторых госкомпаний. Как вы оцениваете эту идею?

Вообще, в мировой практике есть стратегия диверсификации городских центров, чтобы разные города могли иметь некую самодостаточность. Америка – отличный пример. Там столица, в принципе, не является главным городом. Большая часть людей может отлично прожить жизнь в Соединенных Штатах, никогда не попадая в Вашингтон. Есть финансовая столица Нью-Йорк. Для людей, работающих в сырьевом секторе, это Чикаго. Киноиндустрия – в Лос-Анджелесе, инновационный центр – в Сан-Франциско. То есть это очень правильное направление – стараться уйти от моноцентричной модели развития. Как это достигается? В первую очередь, естественными конкурентными преимуществами той или иной географии. Что может сделать государство? Некоторые государства делят различные ветви власти и расселяют их в разных городах. Это, кстати, достаточно часто происходило – в Бразилии, в Австралии, в Южной Африке. По-моему, и в Западной Европе есть примеры. Мы на самом деле этому следуем пока не слишком радикально, поскольку Питер – тоже столица. Но все же некоторая часть судебной власти туда переезжает. Я не уверен, что переезд в регионы – это какой-то мегарычаг для развития, но как попытка притянуть туда людей, их семьи, создать вокруг них сервисные центры это интересно.

Кроме того, это даст неплохой имиджевый эффект, если мы будем в целом стараться донести посыл, что хотим создать такую страну, в которой руководители бизнеса не находятся в том же месте, где руководители политических ведомств. Потому что с чего бы, собственно, в современном обществе им находиться рядом – есть законы, есть контракты, так и работайте. Но это, конечно, целевая модель. Если на деле бизнесменам придется все время летать в Москву, чтобы решать вопросы, переезд приведет лишь к тому, что им придется тратить больше времени на дорогу. Этот культурно-управленческий аспект сложно поменять. Поэтому я бы шел другим путем – постановки некоторых целей по улучшению показателей эффективности компании, в том числе – по бюджетам и затратам. И пусть они сами думают, нужно ли им, чтобы две тысячи людей сидели в Москве, или выгоднее перевести их в другое место – ближе к производству, к клиентам или к регулятору. Пусть сами решают, хотят они ехать во Владивосток или Архангельск.

То есть это, опять же, вопрос о повышении инвестиционной привлекательности регионов, а не о попытке перевести кого-то туда насильно?

Это вопрос о попытке работать через стимулы и дать людям возможность самим делать выбор в рамках системы мотиваций. То есть не говорить: "Ты поедешь в Хабаровск, а ты – в Благовещенск". Почему не сказать: "Хоть на Луну езжай, я просто хочу, чтобы ты мне через год рассказал, что повысил свою эффективность на столько-то процентов, при этом твой фонд оплаты труда не вырос". И люди будут сами выбирать, как им добиться выполнения этой задачи. Никогда ни один планировщик не угадает лучше, чем рынок или чем совокупность большого количества людей, принимающих оптимальное решение в своих рамках. В целом, я считаю, что сама по себе идея найти способы немножко разгрузить Москву – и психологически, и физически – конечно, правильная. Думаю, что накопившиеся проблемы и трудности в системе госуправления довольно масштабны, и встряска такого рода может быть очень полезной.