Огород на погосте: съел – и порядок!

Румынская деревенька Тельчиу богатством не славится. Земельные наделы есть не у каждой семьи, и проблема пропитания стоит перед жителями довольно остро. О том, как облегчить себе существование, думали довольно долго и наконец пришли к нехитрому решению: разбить огородики прямо на местном кладбище.

Первый на кладбище человек – это сторож. А в нашем случае - сторожиха по имени Мария Попа, женщина милосердная и жалостливая. Она совсем не возражала против огорода на вверенном ей погосте, однако для соблюдения формальностей все же попросила у местного совета разрешение на выращивание овощных культур вперемешку с шестьюдесятью могилами. Совет отнюдь не стал возражать против такого подхода к вопросу и подписал разрешение, можно сказать, не глядя. Постановление гласило: Мария Попа имеет право распоряжаться вверенной ей землей по своему усмотрению. О чем обрадованная Попа не преминула сообщить односельчанам.

Долго ли, коротко ли, над могилками поднялись всходы, огородик прилежно окучивали и радовались, предвкушая осеннюю урожайную страду… И тут в заброшенную Тельчиу прикатил из-за океана американский ребе Кан, оказавшийся, как на грех, ее уроженцем и – о, ужас! – президентом американо-румынского комитета по охране еврейских кладбищ. Вопль его был страшен: "Я возвратился на родину, чтобы увидеть, во что эти сельчане превратили наше наследственное кладбище! Они же сделали из него картофельную плантацию! Да наши предки во гробех переворачиваются, пока их могилы бороздят мотыги!!!"

Невежественные деревенские жители до приезда ребе Кана были, очевидно, не в курсе происходящего "во гробех". Во всяком случае, этот вопрос не стоял перед ними на повестке дня при обсуждении обустройства кладбищенского огорода. Видимо, ничего крамольного в симбиозе картофельной плантации с могилами предков они изначально не предполагали.

Кстати, исторически они были… правы! Кладбищенские поселения нищих известны еще со времен средневековья, когда бедняков хоронили в общих могилах (причем их даже не засыпали, а в лучшем случае лишь припорашивали землей в ожидании следующего трупа), а тех, что побогаче, – в храмах. Единоличная могила была в то время редкостью, а сожительство бомжей с их будущими местами захоронения в трепет не приводило никого, даже ребе. Спокойно и неспешно жили отбросы общества прямо на кладбище, некоторые строили немудреные хижины, почти все питались подаянием и традиционным поминальным угощением. Те, кто был более трудолюбив, растили какую-нибудь капусту-петрушку и тем питались. Но все без разбора в качестве платы за проживание на территории погоста выполняли различные общественные работы: поддерживали минимальный порядок, переносили кости из могил в оссуарии, рыли свежие могилы и перекапывали старые (все в порядке, именно перекапывали – чтобы трупы быстрее разлагались и освобождали место для новых упокоенных). Так что румынские селяне далеко от своих предков не ушли. И ребе бы возрадоваться такому трогательному единению и абсолютному уважению к природе, каковое заключается в небрезгливости по отношению к усопшим. Но от цивилизации никуда не денешься…

Впечатлительные селяне, напуганные картинами вращения покойных пращуров, смутились и твердо пообещали перенести плантацию в более подходящее место. Однако с истинно деревенской рассудительностью решили: до осени огородик останется на погосте. Ибо нравственность приходит и уходит, а кушать хочется всегда. Не известно, смутился ли от такой постановки вопроса ребе, но покойные, надо думать, восприняли ее с завидным безразличием. Во всяком случае, они не сочли необходимым высказаться по поводу предстоящего сбора урожая. А молчание, как известно, - знак согласия.