Две российские столицы умирают по-разному

"Yтро": Татьяна, Вы – человек, знающий и московскую, и питерскую жизнь. Скажите, чем отличаются две русские столицы?

Татьяна Толстая: Ну, в Питере я жила постоянно все-таки 25 лет назад. Там с тех пор вообще всё переменилось. Хотя... сейчас я начинаю там жить снова, так что право на сравнение действительно имею. Думаю, что основная разница между ними – в том, что Петербург тихий, а Москва суматошная. В Питере люди живут, так сказать, в своем городе. Москва – место, где живут все чужие. Ни у кого не спросишь, как куда-то проехать, – никто не знает города.

"Y": Московская суматошность и стала причиной того, что Вы сейчас переезжаете?

Татьяна Толстая: Нет, почему же. Я бы не стала говорить о переезде. Я хочу жить и там, и там. Причина, скорее, в моих частных соображениях. Ну, Питер мне нравится, просто нравится, понимаете? Город, где можно отдыхать душой. Да и многие родственники там живут.

"Y": Расскажите, в чем преимущества Москвы и преимущества Питера.

Татьяна Толстая: Ну, если по пунктам всё расписывать... Здесь, в Москве, теплее. Начнем с этого. Потом, здесь проходят разные события, и политические, и культурные. Здесь эпицентр российской жизни. А Петербург сейчас, к сожалению, культурная окраина. Там тише. Нет, там, конечно, в тысячу раз красивее...

"Y": А какие места в северной столице кажутся Вам наиболее красивыми?

Татьяна Толстая: Петроградская сторона и Коломна. Там, где реки, вода... Впрочем, там почти всюду вода. Канал Грибоедова, да все питерские каналы. Завернешь за угол – а там такое, что невольно думаешь: знаю ли я Питер? Вообще, там столько необследованного...

Москвы же в этом отношении не существует как таковой. Старой Москвы, я имею в виду. Всю Москву почти уничтожили, старого города не осталось, он перекрыт новым. Исчезло то, что было здесь главным. С другой стороны, в Петербурге старое, самое красивое – тоже уничтожается, не людьми, так временем. Идет постепенное разрушение, будто осыпается город.

"Y": К 300-летию его собирались восстановить, отремонтировать исторические здания, памятники.

Татьяна Толстая: С 300-летием ничего хорошего не будет. Делают потемкинскую деревню и больше ничего. Там же есть целые кварталы, нуждающиеся в ремонте. Есть подъезды в домах, в них страшно войти – рухнувшие полы, на честном слове держатся лестницы, тьма. И это – в двух шагах от центра, от внешнего лоска. По сути дела, там что делают? Накладывают поверх ям немного чистого асфальта, плиточку какую-то прилаживают.

Кстати, разрушение – не только от времени. Самое страшное – противозаконная застройка разных исторических мест. Всем хочется жить в известном месте, где князья гуляли. Приезжают строители и вбухивают новый дом рядом с историческим зданием. И плевать, что он не соответствует духу этого пространства. А потом и другим хочется построиться рядом с этим новым – и исторический квартал исчезает.

Свою лепту вносит и увеличивающийся темп украшательства. Воткнули несколько бессмысленных памятников. Воистину – дары данайцев: там, где их сделали, почему-то не захотели ставить эти скульптурные уродства, подарили Петербургу. Ну, вроде выкинуть неудобно, надо поставить. Я говорю про памятники Тарасу Шевченко, Низами, еще кому-то. Абсолютно бессмысленно в Питере.

"Y": Скульптурная экспансия очень характерна для Москвы...

Татьяна Толстая: Да, и это ужасно. За последние несколько лет Москва обросла этими памятниками. Я вот не понимаю: почему у людей обязательно возникает желание поставить творение своих рук в центр столицы? Хочется выставить на людское обозрение – ставили бы в районах новостроек, где нет истории, нет "духа места".

Я хотела бы внести законопроект куда-нибудь, наверное все-таки в Мосгордуму, – чтобы в центре Москвы позволяли устанавливать скульптуры не выше 63 см. Почему Москва считает, что гигантомания – это красиво?

"Y": Представляете, пол-Москвы будет утыкано такими, в полметра высотой, столбиками!

Татьяна Толстая: Да нет, я думаю, много всё равно не поставят. А в небольшом количестве даже будет интересно. Вот, кстати, как идти к Поварской улице – есть там где-то на высоте человеческого роста маленькие фигурки. Совсем другое дело.

"Y": Вернемся к Петербургу. Вы говорили, что там много необследованного. Откуда оно берется в городе, который постоянно изучают?

Татьяна Толстая: Ни один город нельзя изучить полностью. В Питере чего стоят одни коммунальные квартиры. Они же не задумывались как коммуналки, там жили люди богатые, квартиры – большие, красивые, с высокими потолками и лепниной. И вот это же никуда не ушло, оно пробивается сквозь грязь и нищету коммунальной жизни. Интерьеры, еще не загубленные до конца.

"Y": Они тоже часть города?

Татьяна Толстая: Разумеется. Интерьер с экстерьером были сбалансированы, дом не строился в отрыве от улицы, фасад сообразовывался с внутренним наполнением. Только потом, с появлением доходных домов, этот баланс начал разрушаться. Нарезали клетушки для сдачи, и всё – никаких мыслей об интерьерах. Но это уже ближе к 20-му веку, который сделал свое дело, наставив ни с чем не сообразующихся новостроек.

"Y": Чтобы исследовать город, надо иметь к нему интерес. Питерцы свой город знают. А вот в Москве люди заперты в своем квартале – не знают ничего за пределами улицы, на которой родились и живут. Вы, зная москвичей, можете подтвердить, что так оно и есть?

Татьяна Толстая: Да. Дело в том, что здесь, в Москве, мы все в основном приезжие. Старых москвичей почти не осталось. Москва – город, которого его жители практически не знают. А с другой стороны, что здесь изучать? По сравнению с Питером, Москва намного скучнее. Она забыла свое прошлое.

"Y": Если бы Вы показывали Москву и Петербург людям, незнакомым с этими городами, что бы Вы показали им?

Татьяна Толстая: В Питере некоторые вещи надо не только показать, по нему надо поездить. Выбрать какой-нибудь маршрут наземного транспорта. Очень хорошо даже не на катерах, а на трамваях. Правда, сейчас стало трудно – трамваи уничтожают. Их место занимает безликая масса маршруток. Для города трамваи неудобны, потому что медленно передвигаются, дребезжат. Впрочем, если бы "отцы города" задумались, они бы поняли, что можно всего лишь заменить старые трамваи на новые, быстрые и компактные. Трамваи же – тоже часть культуры этого города, внутри салонов раньше вешали объявления о помощи, к примеру. А сейчас всё это уходит.

Так что – надо поездить по Питеру, тогда откроется его духовная составляющая. Особенно белыми ночами, когда никто не мешает на город смотреть. По мостам через Большую Неву, по всем набережным. Я бы непременно показала Английскую набережную.

"Y": Места рядом с водой, да?

Татьяна Толстая: Да. Питер – город водяной. Он идет вслед за водой.

"Y": А в Москве?

Татьяна Толстая: В Москве я бы показала Замоскворечье. Его, конечно, почти всё снесли, но именно это настоящая Москва. Там еще поштучно остались одно-двухэтажные купеческие особнячки. Показала бы район Чистых прудов. Чистопрудный бульвар и его продолжение, район между Покровкой и Солянкой, где есть еще нетронутые места.

Я считаю, что когда построили гостиницу "Россия" и снесли большую часть Зарядья, это было начало конца. Зарядье и связанное с ним рекой Замоскворечье – в Москве ничего больше нет... Арбатские переулки раньше были чудесные, но тоже все уже в прошлом. И даже не только потому, что проложили Калининский проспект, теперь Новый Арбат. Старый Арбат – просто ужас, ходила я там, была в шоке. Сделали из него "цирковую улицу".

Всё это было раньше другое. Сивцев Вражек раньше, к примеру, был сельским. Но в 60-х годах брежневскому начальству понравилась идея там жить. Построили розовый 12-этажный дом. И пошло-поехало... Теперь хорошо, если остались единичные старые дома. Есть еще что-то, но уже совсем не то. Когда я первый раз приехала в Москву, в 63-м, – по Дорогомиловской улице еще были деревянные избы. Если идти от Кутузовского проспекта к Киевскому вокзалу – там. По одну сторону – избы, по другую – сталинские помпезные здания. Очень впечатляло. Но их быстро снесли.

На окраинах чуть позже взялись за деревянные дома. На Бабушкинской, например, последние избы снесли где-то в 70-х. А жаль – Москве изба идет.

Мы жили в Медведково, на улице Сокальского. Там еще не было метро, и надо было ездить от ВДНХ на автобусе. И вот всю дорогу шли поля. Овраги, одуванчики. И за ними открывалась маленькая группа домов – просто стояли на высоком берегу Яузы. Не удивляйтесь – тогда там была и Яуза, и высокий берег. Петельку такую образовывало речное русло – ее потом засыпали мусором и утрамбовали. У меня на глазах привозили мусор и заваливали русло Яузы. Вот и нет теперь того высокого берега, и дома на Сокальского оказались почти в низине. Хоть и пригород, жалко было ужасно. И ведь как символично – мусором засыпали прошлое Москвы.