|
Авторы законопроекта обосновывают свою позицию тем, что ни в российском законодательстве, ни в международных документах нет четкого определения терроризма, а подходы к уточнению этого понятия различаются. Сегодняшнее определение терроризма, полагают авторы, грозит привести к тому, что "правоохранительные органы могут произвольно истолковывать любую идеологию, считая ее террористической, и особенно - открытое недовольство и противостояние органам государственной власти, выраженное в переделе собственности на землю, взимании платы за жилье и так далее".
Напомним, что в этом году нижней палатой парламента была ратифицирована Конвенция Совета Европы "О предупреждении терроризма". Вслед за этим Думой был принят закон "О противодействии терроризму", который пришел на смену прежнему закону "О борьбе с терроризмом".
Основное отличие нового закона от предшествующего сводится к определению терроризма, как "идеологии насилия и практики воздействия на принятие решения органами власти или международными организациями, связанной с устрашением населения или иными формами противоправных действий".
Проще говоря, власть в данном законе сделала попытку определить и запретить крайности, тем самым оставляя огромное поле для толкований этого понятия, поскольку определение "крайности" в принципе зависит от того, что считать "не крайностью". К политической крайности можно, к примеру, отнести и использование запрещенных законом действий и методов ведения политической борьбы, либо призыв к таковым. Вот тут г-н Митрофанов решил помочь власти избежать возможной двусмысленности в толковании.
Известно, что предложенный к рассмотрению законопроект не получил поддержки ни в правительстве, ни в нижней палате парламента. И это объяснимо. Строго говоря, сегодняшнее законодательство по борьбе с терроризмом старается скорее расширять круг возможностей силовых ведомств для правоприменительной практики в этой сфере и сужать правовые аспекты жизни простых граждан, случайно увлекшихся защитой своих прав и свобод. Потому-то и любая попытка ограничить действия силовиков, даже самая неискушенная или заведомо непроходная, воспринимается в штыки.
Так, председатель думского комитета по безопасности Владимир Васильев, выставляя негативную оценку настоящему законопроекту, отметил, что данное определение терроризма "не соответствует концепции действующего закона". Ведь в митрофановском законопроекте терроризм определяется как совершение конкретных действий: взрыв, поджог, причинение значительного имущественного ущерба. А это, по мнению Васильева, сужает правовую сущность данного явления до конкретного события.
Законопроект также включает в себя и конкретное определение "террористического акта". По мнению авторов, сюда должны войти умышленный взрыв, поджог, применение ядерных взрывных устройств, уничтожение или повреждение транспортных средств, распространение инфекционных заболеваний. А не аморфное понятие идеологии и намерения террористического акта.
Новым законопроектом предлагается исключить и недавно введенное наказание за угрозу совершения террористического акта. Этот пункт был внесен, исходя из того, что целью террористического акта является шантаж органов власти, а не само действие. Иными словами, власти было просто необходимо юридически дискредитировать не только действия, но и намерения, признаваемые ею же опасными для себя. И здесь Митрофанов не вписался со своей конкретикой.
Депутату от ЛДПР не впервой совершать законотворческие броски на амбразуру борьбы с терроризмом. Наиболее яркий пример его законодательных изысканий – предложение хоронить убитых террористов-исламистов в свиных шкурах. Однако пропрезидентская Дума была и остается начеку.