|
Тема Ирака в 2003 году была показательной в той же степени, в какой три года назад была показательна тема Югославии. Начало второй войны в Заливе поставило Россию в ситуацию выбора, которую наша страна очень не любит. Выламывая нам руки угрозой отмены выгодных нефтяных контрактов, недалекий Буш тщился убедить нас в том, что лучше оставаться союзником по антитеррористической коалиции, чем защитником ближневосточного диктатора. Москва же всю дорогу доказывала, что одно с другим вполне совместимо и разночтениями здесь не пахнет. По носу получили оба: Россия – когда гневный протест ее граждан в защиту мужественного иракского народа совпал с песнопениями этого народа, радостно встречавшего американских солдат на улицах Багдада; США – когда многомесячные рысканья по стране увенчались отысканием похожего на русского бомжа Саддама, но не химического и бактериологического оружия, которое он просто обязан был производить... В то время как четыре года кряду отовсюду слышатся здравицы в честь крепнущей стабилизации, Россия путинская, как и Россия ельцинская, и в 2003 году не смогла обеспечить себе должное место на мировой арене. Начав торг по Ираку с железного "нет", мы уже ведем переговоры о списании его долга в обмен на гипотетическое участие в восстановлении иракской экономики.
Почему все обстоит именно, так нам намекнули в президентском послании. Не будешь богатым – не будешь сильным. Путь к богатству страны – это путь через удвоение ВВП. Так что если к 2012 году мы его удвоим, то отправной 2003-й в памяти потомков точно не забудется. Удвоение ВВП – это еще и борьба с бедностью. О том, что в России колоссальное число живущих за ее чертой, стало известно так же внезапно, как в ЖКХ о наступлении холодов. Бедность президентом Путиным и поддерживающей его партией была объявлена позором России, с чем были согласны решительно все, включая самых небедных. Впрочем, с самого начала было ясно, что борьба с этим злом – процедура долгая, а первые результаты надо было выдать уже к декабрьским парламентским выборам и стартующей тогда же президентской кампании. Невольным провозвестником перемен стал тот, кто провозгласил себя самым богатым человеком в России. Причины ареста Ходорковского были интуитивно понятны всем, но никто – ни те, кто его сажал, ни те, кто защищал, – не смогли или не захотели заявлять о них прямым текстом. Отсюда и пресловутое "мы против пересмотров итогов приватизации, но если нарушил закон – нужно отвечать". Власть ограничилась полунамеками, бизнес ограничился полунедовольством. Полгода долбежки постулата о том, что раз своровал – сиди не рыпайся, а если при этом в политику лезешь – держи ответ, возымели действие. Уже и сомневающиеся начали говорить: и вправду, чего лез.
"Дело "ЮКОСа" оказалось громким, но вовсе не потому, что оно сказалось или скажется на инвестициях, и не потому, что Запад о нас невесть что теперь думает – он и раньше был не совсем уверен в необратимости того, что всегда считал "позитивными тенденциями". Бизнес, даже самый крупный и благополучный, получил хорошую затрещину как напоминание о том, что правила игры не могут быть универсальными, что они всегда были и будут привязаны к конкретному режиму и к конкретным персоналиям.
Народ тоже намек понял – и то, что понял, как смог, выразил на выборах в Госдуму. 37% "Единой России" не стали сенсацией – сенсацией стало бы, если бы эти проценты партия власти не заполучила. "Неожиданностью" стали миллионы голосов, отданные за Жириновского и набирающего силу Глазьева. Их избиратель увидел во всем происходящем перемены к лучшему – например, к удвоению зарплат и пенсий за счет изъятия ренты на недра. Вместе с тем Дума, как орган, рождающий истину в спорах, перестала служить народу, превратившись в палату регистрации президентских предложений. По сути, в 2003 году Россия впервые в своей новейшей истории получила парламент, очень похожий на царский – там тоже без дозволения императора ничего не делалось.
Возможно, что в тактическом плане "стабильная" и безынициативная Дума будет стране во благо, кто спорит. Однако даже самые дальновидные и мудрые вожди уходят с политических подмостков, а институты власти – парламент, например – должны способствовать добротной работе госмашины. И в эти последние дни уходящего года вопрос о том, что с нами будет, если ЦИК и администрация президента не обеспечат-таки 50%-ную явку на мартовских выборах (со всеми вытекающими отсюда последствиями), тесно увязан с ответом на другой вопрос – а что есть наша власть сегодня, кроме собственно Путина?
Россия пока не сделала качественного рывка. Почти наверняка жизнь в стране улучшается, но так медленно и так неравномерно, что многим справедливо мерещится обратное. Нам почему-то кажется, что выход сборной в финальную часть чемпионата Европы – символ возрождения страны, хотя, выступи в наши футболисты в Португалии так же, как на чемпионате мира в Японии, все их тут же проклянут – вот и нет возрождения. И все же 2003-й, при всех его треволнениях, интригах и недосказанности, должен быть воспринят нами с благодарностью. Ведь даже по календарному подсчету мы все стали на год мудрее. А с учетом российской специфики, может быть, и поболее – у нас, в России, год за два всегда считать можно. Не ошибешься.