|
Yтро: Геннадий Иосифович, чем, на ваш взгляд, вызван повышенный интерес к арктическим шельфовым запасам? Ведь заниматься их масштабной разработкой мало кто в состоянии.
Геннадий Шмаль: Перед тем как ответить на ваш вопрос, хотел бы напомнить, что на прошлой неделе, 2 сентября, отмечался день работника нефтяной и газовой промышленности. Поэтому, пользуясь случаем, хотелось бы поздравить с этой датой всех нынешних работников нефтегазовой отрасли, а так же ее ветеранов, вложивших в нее свои силы и свой труд.
Ну а теперь к вашему вопросу. К проблемам шельфа мы начали обращаться сравнительно недавно. Это связано с тем, что до последнего времени у нас было достаточно запасов на суше, и особой необходимости идти на шельф не возникало. Дело в том, что любые работы на шельфе дороже, в разы дороже соответствующих работ на суше. Например, бурение одной разведочной скважины в условиях Баренцева моря может стоить до $50 млн, тогда как на суше это будет где-то $4 - 5 миллионов.
Если говорить о потенциале российского шельфа, то, по оценке специалистов, из 6 млн кв. км его площади около 4 млн - это территории перспективные в плане наличия нефти и газа. Есть там, конечно, и другие полезные ископаемые.
Если говорить о мировой практике, то на сегодняшний день треть добываемой в мире нефти добывается на шельфе, причем с самых разных глубин. Например, у Бразилии сегодня самые глубокие скважины, там только глубина океана достигает 3 тыс. метров.
У нас в этом отношении шельф куда более интересный. Прежде всего, здесь нет таких огромных глубин, и значительно больше запасы как по нефти, так и по газу. Небольшая добыча на российском шельфе ведется уже сейчас. Это сахалинский шельф, Балтика и Каспий. Правда, на Каспии пока в основном идут только поисково-разведочные работы.
Разработка шельфа – дело большое и важное, однако основная наша проблема состоит в том, что за последние годы мы изрядно утратили технический потенциал. Я имею в виду платформы для бурения и целый флот обслуживающих их судов. Раньше их было несколько сотен, а сейчас несколько десятков. Поэтому все это надо как можно быстрее воссоздавать самим или покупать за рубежом. Одним словом, шельф сегодня - это одна из важнейших наших задач.
Y: И каковы сроки ее решения?
Г.Ш.: Ну, если на сахалинском шельфе работают уже сейчас, то, что касается Баренцева моря, я думаю, что здесь можно говорить где-то о 2020 г. и дальше. Но заниматься им в любом случае надо, иначе мы рискуем просто опоздать. Следующим по значению нефтяным регионом до арктического шельфа должна стать Восточная Сибирь.
Y: А как вы расцениваете последние события вокруг нашей арктической экспедиции? Что это, на ваш взгляд? Попытка застолбить участок?
Г.Ш.: Нет, никакого столбления участков там быть не может. Хотя с точки зрения науки - это, конечно, очень интересное и большое дело. То, что сделали наши полярники под руководством моего друга, главного полярника России Артура Чилингарова (когда-то мы с ним вместе создали ассоциацию полярников под названием АСПОЛ) - это, безусловно, важное достижение. В научном, гражданском и пропагандистском плане это очень интересно. А что касается участков, то существует морское право, и нам предстоит еще очень много поработать для того, чтобы какая-то часть этого арктического шельфа была признана за нами. У нас здесь будет много оппонентов - это и Канада, и США, сейчас, например, по некоторым территориям идет спор с Норвегией. Так что, конечно, это очень здорово, что мы оставили наш флаг на дне Ледовитого океана, но пока это имеет больше эмоционально-политическое значение, нежели правовое.
Y: То есть практические выводы делать из этого пока рано?
Г.Ш.: Да. Здесь предстоит еще много серьезной работы, не на один год, а может быть, и не на один десяток лет.
Y: А почему так всполошились американцы, канадцы, датчане?
Г.Ш.: Им тоже хотелось бы иметь какой-то кусочек шельфа. Но, повторюсь, что даже если мы докажем, что эта территория является продолжением Западносибирской платформы, на это уйдет очень много времени. Так что делать сейчас какие-то выводы преждевременно.
Y: А не может начавшаяся шумиха привести к новому военно-политическому противостоянию? Канадцы уже заявили о том, что готовы вложить кучу денег в строительство каких-то ледовых боевых кораблей.
Г.Ш.: Я думаю, что до этого не дойдет. В конце концов, у канадцев есть свой участок шельфа, пусть они им и занимаются. Кстати, делают это они весьма активно.
Y: Странно получается. В соответствии с морским правом, каждая страна имеет право на свой сектор Арктики. Однако, по риторике наших соседей, создается впечатление, что Россия посягнула на их участки.
Г.Ш.: Это просто вопросы политики. Любой успех России, в любом деле, вызывает определенную реакцию на Западе, будь то американцы, канадцы или англичане. Они не заинтересованы в том, чтобы Россия показывала миру, что она является сильной и передовой в техническом плане державой.
Но там, где мы сильны, мы обязаны показывать свою силу. Тем более что наша страна является мировым лидером по добыче энергоресурсов. Ведь на долю России приходится 18% мировой добычи углеводородов. И это позволяет нам чувствовать себя достаточно уверенно и открыто заявлять о своих интересах и возможностях.
Y: Имеет ли Россия на сегодняшний день возможности самостоятельно вести разведку своих шельфовых запасов? Вот Shell с "Сахалина-2" понемногу погнали...
Г.Ш.: Не погнали. Просто подключили к этому проекту еще и "Газпром". А Shell там пока участвует и является одним из учредителей акционерной компании "Сахалин-Энерджи". Его люди пока все там. Хотя я сам считаю, что крупные принципиальные проекты на российской территории не могут и не должны реализовываться без участия российских компаний. Почему мы отдаем иностранцам такие проекты как "Сахалин-2", где нашего присутствия не было ни на один рубль? Я полагаю, это совершенно неправильно.
Y: Ну не так уж мы им там все и отдаем. Там действовало соглашение о разделении продукции (СРП), которое мы же сами и подписали...
Г.Ш.: Да, там действовало СРП, более того, я сам сторонник данной формы сотрудничества и считаю, что СРП, как и любой другой финансовый механизм, имеет право на жизнь. Но, есть одно "но" - если в проекте нет присутствия государства, то инвестор не заинтересован в удешевлении проекта. Так вот что получилось с Сахалином-2: первоначальный проект стоил около $10 млрд, потом цена поднялась до $12 млрд, а теперь называют цифру в $22 миллиарда. То есть в итоге цена поднялась в два с лишним раза. Просто они компенсируют все свои издержки за счет наших с вами ресурсов. Это не совсем правильно. Поэтому при заключении СРП государство должно очень четко формулировать правила игры и не допускать ущемления своих интересов. А в случае с Сахалином-2 были допущены серьезные ошибки. И то, что "Газпром" сегодня туда вошел, - я полагаю, это совершенно правильно, это должно исправить прежние ошибки.
Y: В последнее время много говорится о том, что темпы роста добычи углеводородов в России сокращаются. С чем это, на ваш взгляд, связано? Какова сегодня ситуация с запасами?
Г.Ш.: Темпы прироста действительно сокращаются, но это в зависимости от чего считать. Общий-то объем добычи все же растет. В прошлом году добыли 480 млн т, а до этого было 470, то есть на 10 млн т добыча все равно выросла.
Впрочем, здесь есть целый очень ряд серьезных вопросов. Дело в том, что мы совершенно не занимаемся восполнением запасов. За последние 15 лет мы добываем больше, чем приращиваем запасов. И это при том, что, добыв в прошлом году 480 млн, мы все равно отстаем от Российской федерации 1987 г., когда в республике добывалось 570 млн т, а по Союзу - 625 млн тонн.
Но главная беда состоит в том, что кроме того, что мы значительно отстаем от того, что было по объемам добычи, мы активно "проедаем" запасы, которые были разведаны и защищены еще в советское время. Например, в 1988 г. объем разведочного бурения в СССР составлял порядка 7,2 млн метров. В одной только Тюмени мы бурили 3 млн м разведочных скважин. Сейчас же за первый квартал этого года пробурено около 200 тысяч.
Сегодня мы говорим о том, насколько велик потенциал Восточной Сибири. Да, это так, там лежит без малого 90 - 100 млрд т углеводородов, из которых 10 - 20 млрд т нефти. Но надо ведь эти ресурсы перевести в запасы, то есть надо пробурить разведочные скважины, защитить запасы, поставить их на баланс, тогда после этого мы можем чувствовать себя спокойно. И это я говорю пока только о разведке, а о промышленном бурении и речи пока не идет.
Хотя, впрочем, сегодня две наши компании там уже бурят эксплуатационные скважины. "Сургутнефтегаз" на Талаканском месторождении (Якутия), и "Роснефть" на Ванкоре. Крупных объемов добычи там пока, конечно, не будет, но тонн 17 - 20 млн к 2012 г. - это уже вполне возможно.
Y: Каковы ваши прогнозы относительно дальнейшей динамики цен на бензин в России, и почему цена топлива в нефтедобывающей России выше, чем в импортирующих нефть США?
Г.Ш.: Давайте рассмотрим структуру цены на бензин в США и у нас. У нас налоги и сборы составляют около 60% от стоимости бензина, а у них только 23%. Я думаю, мы бы вполне могли регулировать цену на бензин при помощи изменения налогов. Здесь нет проблемы. Второе - это плачевное состояние нашей нефтепереработки. Американцы из 1 т нефти получают 420 л бензина, а мы - 140. У них выход светлых продуктов (бензин, керосин, дизельное топливо) более 80%, у нас - менее 45%. У нас более 25% переработки приходится на мазут, а у них - меньше 5%. Сегодня в России глубина переработки нефти составляет порядка 70%. В Европе это уже 85%, а в США все 90%. Есть в Америке заводы, где перерабатывается 98%, то есть практически все. Они сегодня благополучно покупают наш мазут и получают из него бензин и дизельное топливо. Причем покупают они этот мазут по цене в два - три раза дешевле нефти. Вот вам и ответ, почему бензин у них дешевле.
А что касается прогноза, то я считаю, что сегодня никаких объективных причин для роста цен на бензин и дизельное топливо у нас нет. Объем добычи у нас по-прежнему растет, объем переработки также не уменьшился. Так что сегодня наш рынок вполне насыщен и оснований для волнений нет. Я считаю, что до конца года никаких резких всплесков цен на топливо быть не должно. Государство же при необходимости обязано не регулировать цены, а влиять на их уровень за счет все тех же акцизов и налогов.