ФОТО: angledange.ch |
В роли Карабаса-Барабаса выступил Андреа Новиков. Ударение в фамилии на последний слог приобретенное при жизни, происхождение - отец русский, мать итальянка – стоит первым пунктом в личной биографии режиссера. Перебрав многие страны мира - Новиков жил в Аргентине, Канаде, Италии и итальянской части Швейцарии, - с середины 1990-х он осел во французской Швейцарии, основав "Компани Англеданж", "больше, чем просто фабрику по созданию спектаклей". Как водится в театральной лаборатории, там ставят сценические эксперименты и синтезируют разные виды искусств. Правда, если видеоартом на сцене уже давно никого не удивишь, то старомодное последовательное внимание к технике актерского мастерства восхищает. Новиков когда-то изучал принципы комедии дель арте, искусство клоуна и циркача, а теперь в собственных спектаклях пытается работать с расширенным состоянием актерского сознания. Примечательно, что актерским бессознательным, зоной другого по отношению к привычного актерскому существования оказывается не какой-нибудь там выход в космос или углубление в животные инстинкты, а натуралистическое изображение мертвой материи. Но так, чтобы она казалось живой. Неплохая учебная задачка. А главное, решена с блеском.
Перед спектаклем (три показа проходили в Центре им. Мейерхольда) Новиков через переводчицу объясняет, что сидеть будет тяжело, и извиняется за неудобства. Последние компенсируются перерывами – чтобы была возможность походить и размяться. Размяться действительно нужно – вместо удобных кресел в зале расставлены ряды низеньких скамеек. На сцене выстроен помост с экраном, как для кукольных представлений, внутри которого появляются уморительные тетушки (некоторых из них, впрочем, играют мужчины) в париках и со сморщенными лицами. Они беспрерывно двигают согнутыми в локтях и от этого кажущимися коротенькими ручками и гротескно играют мимикой гаммы эмоций - от изумления к удовлетворению, от раздражения к любопытству, от злости к раскаянию. В доме Бернарды Альбы и ее дочерей траур - умер ее муж, но одновременно и счастье - одну из дочерей сватает местный красавец. Правда, все заканчивается трагедией: жених, оказывается, встречался по ночам еще и со второй дочерью, которая в финале от стыда и огласки вешается в собственной комнате.
В спектакле не прослеживается ни одной, даже самой завалящей политической ассоциации, не ощущается педалирование семейной трагедии, и из просмотра невозможно сделать никаких, даже самые банальных, обобщений, вроде "не желай другим зла" или "на чужом несчастье своего счастья не построишь". Стихия чистой игры и лицедейства, от которой невероятно жалко отрываться даже для того, чтобы посмотреть на строку перевода, - это какой-то неожиданный и, если честно, бесценный подарок под конец театрального сезона. А другой он или такой же - его личное дело, эксперимента и традиции в нем ровно поровну. И скамейки не такие уж неудобные - особенно, если не ерзаешь, а, не отвлекаясь на упирающиеся в тебя колени соседа сзади, смотришь на сцену.