Покорительница Парижа очарует Москву

На самом деле ее звали Мария Брониславовна Воробьева-Стебельская. Ее отец, поляк по происхождению, почему-то служил лесничим в Тифлисе. Мать была актрисой, но вскоре после рождения дочери несравненная Мария Воробьева скрылась в неизвестном направлении. Именно отец, посвятивший себя воспитанию дочери, привил ей любовь к искусству. Еще пятнадцатилетней девочкой Машенька поступила в Тифлисскую школу изящных искусств, а затем продолжила образование уже в Москве, в Строгановском училище. В 1911 г. она совершила свое первое путешествие за границу – в Италию. Здесь будущая звезда парижской богемы одержала и первую внушительную победу: очарованный прелестями черноокой красавицы Максим Горький придумал девушке эксклюзивный псевдоним: Маревна. Год спустя новоиспеченная Маревна отправилась покорять Париж.

Париж в начале XX в. был настоящим центром нового искусства. Город был заполнен молодыми и, как правило, неимущими поэтами, писателями и художниками со всего мира. В этой гигантской тусовке, называвшей себя богемой, прошли боевое крещение лучшие мастера прошлого столетия. Девочка из провинции, сначала почти не говорившая по-французски, жила и работала бок о бок с Матиссом, Пикассо, Шагалом, Модильяни и Сутиным. И, разумеется, попала под влияние сразу всех художников парижской школы.

Первые французские работы Маревны – своеобразная смесь входившего в моду кубизма с уже устаревающим пуантилизмом. Яркие картинки, составленные из точек, напоминали ей средневековые христианские мозаики, среди которых прошло ее детство на Кавказе.

Свободная, не отягощенная моральными принципами жизнь Монпарнаса сразу пришлась по душе художнице. "Мы были молоды, глубоко преданны искусству, верили в наш дар и наши силы, у нас была энергия, чтобы выживать, работать и, конечно, любить", – позже вспоминала экзальтированная Маревна. А вот ее друг Максим Горький смотрел на жизнь более прозаически. "Поедете в Париж – угорите", – предупреждал умудренный жизнью писатель.

Поначалу Маревна "угорать" не собиралась. Не многие интересовались творческими успехами художницы, зато ее знали как неутомимую тусовщицу, героиню бесконечных романов и любовных интрижек. Уже на склоне лет Маревна напишет книгу с многообещающим названием: "Моя жизнь с художниками улья", в которых поведает массу интимных подробностей из жизни отцов-основателей европейского авангарда. "Одно наше появление на улице привлекало всеобщее внимание, – вспоминала художница. – Впереди – уверенной походкой, размахивая тростью с ацтекскими фигурками, огромный, бородатый Ривера. Дальше я – в розовой широкополой шляпе, отцовской накидке, велосипедных бриджах и черных туфельках. Потом Модильяни – он шел, декламируя строчки из "Ада" Данте. За ним Сутин, раскрасневшийся и сияющий после плотного обеда с возлияниями. Далее – Эренбург с лошадиным лицом, похожий на льва Волошин, Пикассо и Макс Жакоб, один в огромном "пальто кубиста", на голове жокейская кепка, другой – в приталенном пальто, черном цилиндре, белых перчатках и гетрах..."

Веселая жизнь продолжалась три года, до тех пор, пока на ее жизненном пути не возник красавец-сердцеед Диего Ривера. Роман с ним продолжался шесть лет. Уезжая в родную Мексику, Ривера оставил Маревне на память дочку Марику, которая впоследствии стала известной балериной.

Энергичная, общительная красавица Маревна стала одной из самых ярких фигур парижской богемы. Ее переменчивый нрав, странные манеры и экзотические костюмы привлекали внимание даже самых эксцентричных жителей Монпарнаса. О ней говорили, ее обсуждали, ей посвящали стихи. Вот только художественные достижения Маревны мало интересовали ее великих коллег. А она, даже поглощенная многочисленными романами, продолжала потихоньку учиться, упорно искала свой собственный стиль.

Она сумела правильно сориентироваться в многочисленных направлениях современного искусства и даже сохранить творческую индивидуальность, но так никогда и не стала знаменитой художницей. Ее картины оригинальны, забавны, умилительно-примитивны, но – увы! – безнадежно вторичны. С годами ее стиль не претерпел серьезных изменений, и в середине XX столетия Маревна оказалась практически единственной художницей, в чьем творчестве надежно законсервировались новаторские идеи полувековой давности. Она и жила прошлым – воспоминаниями, мемуарами, образами великих художников и писателей, с которыми она была дружна в молодости. Снова и снова она обращается к той счастливой эпохе и своему блистательному окружению.

Выставка Маревны в Государственной Третьяковской галерее – это ностальгия по золотому веку "парижской школы", это знакомые лица, смотрящие с портретов, узнаваемые пейзажи и кубистические натюрморты, воссоздающие дух этой прекрасной эпохи.

Выставка продлится до 9 ноября.