ФОТО: Teatr-live.ru |
Рассказ Андрея Платонова "Корова" – тоже текст не из легких. Трогательная и жалостливая история про корову, потерявшую теленка, не умеющую справиться с горем и в итоге попавшую под поезд, хотя и рассказана от третьего лица, но явно увидена глазами четвероклассника Васи. Корова была его первой любовью и "первой близкой смертью". Коротенькие односложные предложения, кажется, выписаны старательной рукой мальчика. В них нет затейливых и пронзительных размышлений на тему смерти, но их умилительная простота, естественность и спокойность трогают куда больше. "На другой день отец продал в сельский кооператив всю тушу коровы, приехала чужая подвода и забрала ее. Вася и отец поехали вместе с этой подводой. Отец хотел получить деньги за мясо, а Вася думал купить себе в магазине книги для чтения. Они заночевали в районе и провели там еще полдня, делая покупки, а после обеда пошли ко двору".
Но чувство жалости для Крымова не становится надежной и безотказной точкой контакта со зрительскими душами. Он ставит не большую трагедию о бренности мира, а создает, скорее, камерную инсталляцию о ненадежности, но упоительности памяти. Памяти, которая то ли с цинизмом, то ли с иронией, но всегда несправедливо уравнивает все плохое и все хорошее, что было в прошлом.
Корова – тоненькая девочка из советского времени в берете и юбке по колено (Ирина Денисова). Когда она с круглыми, удивленными и немного пустыми глазами передвигается по сцене на несгибающихся ногах, цокая высокими каблуками, то действительно начинает походить на неуклюжую и ласковую корову. Вместе с выросшим Васей – рассказчиком (Сергей Мелконян) она поет старые песни и кружится в танце. Особенно уморительно, когда она это делает под песню "Му-му" в исполнении Леонида Утесова: "Ты не только съела цветы/ В цветах мои ты съела мечты/ И вот душа пуста/ И вот молчат уста". Вместе с маленьким, суетливым, растрепанным и запыхавшимся Васей в шортах на подтяжках и с перемазанными зеленкой коленями (Анна Синякина) и его родителями с радостной надеждой Корова вглядывается в окна проходящих поездов и спорит, на кого посмотрел пассажир. Игрушечные жестяные поезда с горящими прорезями–окнами проносятся по проволокам прямо над головами зрителей. Зрителям вообще созданы все условия для существования в предлагаемых обстоятельствах. Еще до начала им было предложено одеть калоши. А сами места в зрительном зале обтянуты клеенкой с изображением ослепительно зеленой травы.
На простыне, сохнущей на веревке посередине сцены, весь спектакль демонстрируется черно-белая довоенная хроника или специально снятое шутливое видео, где маленький Вася, например, в перерыве между школьными занятиями задумчиво жует гигантскую конфету "Коровка". В одной из сцен на экране появляются вагоны, из которых протяжно мычат телята. Корова недоуменно и неодобрительно на это смотрит, машет им рукой, но совершенно теряет всяческий интерес, когда появляются вагоны, набитые уже не скотом, а людьми.
В историю о детстве и о том, что не все поддается детскому пониманию (Корова, потеряв теленка, превращается вдруг в светскую красавицу и в белом платье и шляпке с вуалью решительно идет навстречу грязному громыхающему поезду), Крымов очень тонко вкрапляет политические аллюзии. То вагоны с людьми, то путешествующие по железной дороге объекты идеологии (на видео сняты передвижной мавзолей, бюст Пушкина, памятник рабочему и колхознице, Эйфелева башня), то вдруг в сочинении Васи о доброй корове откуда ни возьмись звучат слова о Родине, которых у Платонова нет и в помине. По прошествии лет в памяти ведь уравниваются и любовь, и смерть, и насилие, а идеология, даже самая жесткая, врастает в плоть детских воспоминаний. Среди игр, шуток и забавных находок как-то отчетливо начинает мерцать довольно страшное утверждение о неизбирательности и трагической всеядности памяти.