Фото из архива ИТАР-ТАСС |
Дмитрий Швидковский: Архитектура в данный момент находится на стадии огромного перелома в своем развитии, и он естественен: такие переломы уже бывали, когда от рукотворной архитектуры переходили к индустриальной. А сейчас мы от индустриальной переходим уже к принципиально иной архитектуре, которой даже название пока дать затруднительно. Появляются новые строительные материалы, новые конструкции, но главное, новый взгляд на мир у людей, новое мышление. Наряду с реальным миром возник виртуальный, они находятся в сложном взаимодействии, и это отражается на всех сферах деятельности человека. Как Фрэнсис Фукуяма объявил 10 лет назад конец истории, так вскоре после него знаменитый американский архитектор и великий теоретик архитектуры Питер Айзенман объявил конец архитектуры. Мы должны или смириться с тем, что живем в той среде, которую по существу не контролируем (переполненной транспортом, с умирающей природой и исчезающими следами истории), или пытаться создать новую среду, где будет главенствовать "зеленая" архитектура, т.е. экологическая, дружественная. И прежде всего, архитектура должна снова стать искусством. Потому что постмодернизм 60-70-х почти в тотальной степени у нас и в очень большой степени за границей убил архитектуру как искусство. И сегодня она рождается заново на наших глазах. Мы еще не знаем, что из этого получится. Поэтому главная задача архитектурного образования сейчас – помочь встретить те вызовы, которые бросает современная цивилизация архитектору и особенно градостроителю.
"Yтро": А можно ли в принципе создавать искусство в промышленных масштабах? Раньше красивые дома и дворцы строили для себя достаточно немногочисленные представители знати, буржуазии. Сейчас же архитектура решает задачу заселения большого количества людей с более или менее равными возможностями. Насколько реально это массовое заселение сделать еще и красивым?
Ну, прежде всего, я бы не стал противопоставлять в истории соборы и лачуги. Много сохранилось, например, в Германии и Швейцарии почти нетронутых средневековых городов. И там жили не только богачи. Злата улочка в Праге – это улица бедных ремесленников. Безусловно, архитектура может быть искусством при огромных масштабах строительства. Например, Ле Корбюзье построил столицу одного из крупных штатов Индии Чандигарх – огромный город, полностью выдержав его в художественном стиле. Так же Оскар Нимейер построил столицу Бразилии, а Гриффитс – Канберру, тоже не маленький город, столица Австралии, целиком художественный. Тель-Авив сейчас немножко испортили, но когда он был построен в 30-е гг., это был очень интересный авангардистский город. Да и у нас в Иванове-Вознесенске возводились замечательные соц-города для рабочих. К сожалению, их сейчас практически уничтожили. Архитектура может приспособиться к тому масштабу, который ей задает жизнь, будь то фараон с его пирамидами или какое-то мелкое сооружение. Трудно сейчас, может быть, эту мысль воспринять, после десятилетий нашего панельного строительства. Да, оно было безобразно. Но панельное строительство не было архитектурой. Оно вообще не имело к ней никакого отношения. Потому что архитектура – это искусство, а строительство – это техника и производство.
Почему в России все чаще пользуются услугами иностранных архитекторов? Неужели нет достойных своих?
Замкнуться в себе и не иметь дела с иностранными архитекторами мы не можем, и не могли никогда. На протяжении тысячелетней истории русской архитектуры практически не было такого периода, когда мы в той или иной степени, и зачастую очень значительной, не использовали иностранных архитекторов и их опыт. Это были и византийские мастера из Константинополя в XI веке, и итальянские резчики в XII. Зимний дворец в Санкт-Петербурге – творение Растрелли. И в этом нет ничего плохого. Потому что в архитектуре национальность определяет отнюдь не только архитектор, но и природа, среда, традиция. И, что самое главное, определяет заказчик. Как бы человек ни хотел выделиться и построить что-то оригинальное, его ментальность все равно сформирована нашей жизнью, она проявится, и он ничего не может с этим сделать. Таков закон профессии.
Но вопрос не в том, что иностранцев вообще приглашать не надо, а в том, что приглашают преимущественно их, а не наших мастеров.
У нас вполне хватает своих хороших архитекторов – Григорян, Плоткин, Скуратов, Кузнецов, Чобан. Этот список можно продолжать очень долго. И они не бездействуют, нельзя сказать, что уж совсем ничего не дают им строить. Проблема в другом – под иностранные уже раскрученные имена иностранные банки легче дают кредит. Это одна из очень серьезных причин приглашения иностранцев. Во-вторых, все страны, особенно развитые западные, защищают свой рынок, в том числе и архитектурный, очень серьезно. Там возведены такие юридические бастионы для того, чтобы не пустить к себе чужаков, что пробивают их только редкие гении, уже имеющие всемирную славу. Например, архитектурная палата Великобритании или Германии не даст лицензию нашему выпускнику, хотя обязана, потому что Международный союз архитекторов и ЮНЕСКО признали диплом МАРХИ полностью соответствующим мировым требованиям. За это проголосовал Всемирный конгресс архитекторов в Токио недавно. Мы же только сейчас начинаем создавать аналогичную систему. А в ВТО уже вступили.
Какие страны и города сегодня можно назвать архитектурной меккой?
Уровень архитектуры измеряется, скорее, отдельными зданиями. Например, в Дубае есть много интересных построек, и начинающему архитектуру не помешало бы туда съездить. Но я бы не сказал, что это мекка архитектуры. Очень интересные регионы с точки зрения архитектуры на западном побережье США – Лос-Анджелес, Сан-Франциско. Очень много примечательного в Японии. Главным центром "зеленой" архитектуры является Германия. Они продвинулись дальше всех в создании самообеспечивающих зданий, с солнечными батареями и т.д.
Сейчас много спорят по поводу сохранения исторического облика Москвы. Некоторые приводят в пример Лондон, где во второй половине прошлого века был перестроен старый город, и большое количество строений викторианской эпохи либо полностью уничтожено, либо капитально переделано. А сегодня к новому "лицу" британской столицы уже привыкли, и о том, что было раньше, мало кто вспоминает. Поступают предложения применить подобный подход в отношении исторической застройки центра Москвы: сохранить только фасады, приспособив сами здания под современные задачи. Вы согласны с таким подходом?
Я много занимался английской архитектурой, это моя узкая специальность. В Большом Лондоне, в Сити, действительно было многое перестроено – этот район подвергся бомбежке во время Второй мировой войны, там очень много зданий просто погибло, и создавать какие-то новоделы не имело смысла. А в исторической части города, традиционной, в таких районах как Кенсингтон, Челси, Парк-Лейн, очень мало что меняется. И масштаб утрат в Лондоне и в Москве не сопоставим. Мы потеряли неизмеримо больше исторических памятников. Только за последние 20 лет более 5 тысяч зданий. Для сравнения: столько же сгорело во время пожара 1812 года. То есть, масштаб разрушений последних десятилетий сопоставим с нашествием врага. У нас огромное поле деятельности по советским спальным районам. Они в сто раз страшнее с виду и нуждаются во вмешательстве архитекторов. А исторический центр я бы не решился сейчас трогать. Мы просто к этому не очень готовы. Прежде всего, подход должен быть индивидуальный к каждому району и каждому дому. Понятно, что невозможно отреставрировать все. Специалисты, и только специалисты, должны определять, что в каком здании должно быть сохранено. И желательно, чтобы исполнялся закон. Закон об охране памятников, по-моему, еще ни разу не применялся в полную силу – никого не посадили за то, что он разрушил какое-то историческое здание. Но те решения, которые были приняты московскими властями за последние годы, намного прогрессивнее тех, что были раньше. Нет такого наглого, откровенного, вопиющего, совершенно беззастенчивого и тотального разрушения.
Вам нравится современный архитектурный облик Москвы?
Облик Москвы мне, скорее, нравится, но я не стал бы называть его архитектурным. Город стал чище, появились красиво оформленные витрины, кафе на улицах, городская жизнь совершенно другого типа, чем в советское время. Москва становится богаче. Для облика города это хорошо, потому что он вернул себе тот статус очевидной экономической столицы, который у него всегда был. В этом смысле Москва изменилась в положительную сторону. Архитектура же меняется недостаточно быстро. Здесь виноваты в значительной степени заказчики, потому что задача создать новый художественный образ Москвы у нас не стоит. Некоторым хочется построить какой-нибудь дом необычный, но на этом все и заканчивается. А о цельной концепции речи не идет.
Как вы относитесь к появлению небоскребов Москва-Сити?
Я отношусь к ним очень терпимо, потому что небоскребы, на мой взгляд, неизбежная глупость, которая совершается в каждом крупном городе. На самом деле, они никогда себя экономически не оправдывают – ни на Манхеттене, ни в Чикаго, ни в Куала-Лумпуре. Это всегда символы.
Отголоски Вавилонской башни?
Фактически да. Символы богатства, процветания, возможностей, важных для человека. Этап небоскребов мы должны были пройти. И, можно сказать, обошлись малой кровью. Это очень неплохое решение. Но меня расстраивает, что сейчас проект заморожен. Надо достроить, раз уж взялись.