Удастся ли России соскочить с "нефтяной иглы"? Часть 2

"Везение" кончилось

Собственно говоря, правительству подфартило дважды: один раз с девальвацией рубля в конце 1998 года, а второй раз с высокими ценами на нефть во второй половине 1999-го и в первой половине 2000 года. Сложилась поистине уникальная ситуация, которую кроме как везением не назовешь. По мнению директора Центра макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования ИНП РАН Андрея Белоусова, на девальвационной стадии роста производство расширялось на фоне сжимающегося потребительского спроса, а резкий рост валовой прибыли предприятий в этот период был связан с девальвацией, со стабильными ценами и тарифами естественных монополий, а также с падением реальной заработной платы на 40% в первом квартале 1999 года. То есть из-за высокой инфляции доходы населения перераспределялись в пользу предприятий. А возникающие дополнительные доходы предприятия направляли прежде всего на финансирование оборотного капитала и запасов, что дало толчок росту спроса на продукцию сырьевых отраслей, хотя роста сырьевого экспорта тогда еще не было. Зато был рост выпуска в потребительских отраслях и машиностроении, который был обусловлен импортзамещением.

Но потом наступила вторая стадия роста экономики – нефтяная. Ее особенность заключается в том, что со второй половины 1999 года девальвационный эффект был поддержан значительным ростом цен на товары российского экспорта. По данным журнала "Эксперт", брутто-выручка от экспорта нефти и нефтепродуктов в 2000 году составила $35-37 млрд. против $18,8 млрд. в 1999 году и $14,5 млрд. в 1998 году. Приток нефтедолларов насытил экономику платежными средствами и за счет оживления платежеспособного спроса обеспечил значительное улучшение финансового положения предприятий. По итогам прошлого года норма валовых национальных сбережений выросла с 17 до 26% ВВП, а в первом полугодии 2000 года – до 32% ВВП. Выросли, хоть и в последнюю очередь, доходы населения, которые дали импульс росту потребительским отраслям. Доля бартера и неплатежей сократилась до 20%, предприятия стали отдавать предпочтение денежным формам расчетов.

Вполне благостная картина наблюдалась вплоть до мая 2000 года, то есть до того момента, когда прошла первая волна повышения цен на продукцию естественных монополий. Это стало началом периода замедления темпов экономического роста, которое продолжается и по сей день. Из-за реального укрепления рубля и опережающего роста цен на услуги естественных монополий экономика начала терять свою конкурентоспособность, затраты производителей возросли, а доходы сократились. Если в конце 1999 года норма прибыли в промышленности составляла 22%, то в конце 2000 года она вышла на уровень инфляции – 18%. Объемы инвестиций начали резко сокращаться, остановился рост экспорта. Все это в сочетании с тенденцией к падению мировых цен на энергоносители создает угрозу для дальнейшего роста экономики.

Подведем промежуточные итоги. Если экспортный и инвестиционный факторы спроса перестают работать, а спрос со стороны государства ограничен, теоретически остается единственный фактор роста – потребительский спрос. Из-за попавших в экономику нефтедолларов его физические объемы выросли. Но из-за укрепления реального курса рубля начался рост импорта на фоне сокращения экспорта. Соответственно, потребительский спрос постепенно переориентируется на импорт, а положительное сальдо торгового баланса – основной источник нефтедолларов и экономического роста – сокращается. В принципе эта ситуация является естественным и вполне закономерным итогом деятельности, или, вернее сказать, бездеятельности правительства. Не уделяя внимания структурной политике, оно получило положительные результаты на притоке нефтедолларов и теперь не знает, с одной стороны, как и чем связать так называемые "лишние" деньги, а с другой стороны, как и за счет чего развиваться дальше.

На нефтяной игле

Итак, мы констатировали, что практически все позитивные показатели прошлого года были достигнуты благодаря высоким мировым ценам на нефть. Если бы не это обстоятельство, не было бы ни роста доходов предприятий, ни поступлений в бюджет, ни относительного социального благополучия, ни роста золотовалютных резервов ЦБ, ни общего повышения уровня монетизации экономики. История, конечно, не любит сослагательного наклонения, но в нашем случае рассуждения типа "что бы с нами было, если бы не высокие цены на нефть?" вполне корректно можно заменить: "что с нами будет, если цены на нефть снизятся?". Картина примерно одинаковая, с той только разницей, что падать с достигнутых высот будет обиднее вдвойне, тем более что падения еще можно избежать, хотя шансы на это из-за медлительности правительства тают с каждым днем.

По данным Андрея Белоусова, доля экспорта в конечном спросе (на конец прошлого года) составляла 43%. Если мировые цены на нефть снизятся, то экспорт (в стоимостном и реальном выражении) сократится от 7 до 15%, а номинальный объем совокупного спроса уменьшится на 3-6%. Соответственно, упадут и доходы предприятий, потому что 80% сальдированной прибыли в промышленности было достигнуто в сырьевых отраслях, ориентированных на экспорт (нефть, газ, химия, черная и цветная металлургия, лесная и бумажная промышленность).

Хуже всего дела будут обстоять с бюджетом, а значит, с социалкой и выполнением долговых обязательств. Снижение цен на российскую нефть с $25 до $18-19 за баррель сократит дополнительные доходы бюджета до $8 млрд. А при снижении цен до $15 за баррель дополнительные доходы сократятся до $3 млрд. С учетом "дыры" в бюджете почти в $6 млрд., которую оставили в надежде на реструктуризацию долга Парижскому клубу и на получение кредита от МВФ (и то, и другое, кстати, не состоялось), сбалансировать бюджет будут проблематично. По мнению Белоусова, потенциальный финансовый разрыв может составить более $3 млрд.

В связи с этим следует упомянуть и еще об одной проблеме. В последнее время все чаще и настойчивее слышатся призывы к сокращению притока иностранной валюты в страну. Андрей Илларионов, например, считает благом гнать валютную выручку на погашение долга. Дескать, и долги погасим, и инфляцию сократим. Герман Греф под давлением заинтересованной общественности не возражает против снижения нормы обязательной продажи валютной выручки с 75 до 50%, а то и ниже. Дескать, и так реально получается не 75, а порядка 53%, так чего же себя обманывать? Создается впечатление, что рублей нам и так достаточно, а их излишек только ухудшает экономическую конъюнктуру и способствует разгону инфляции. Но это опасная иллюзия. "Лишних" рублей у нас нет, а "тромбы" на каналах их всасывания в экономику образовываются не от их количества, а из-за отсутствия нормальной структурной политики правительства. И если цены на нефть упадут ниже $19-20 за баррель, то промышленность начнет опять задыхаться без денег. Кстати, сокращение темпов дебартеризации уже началось, и это нехороший симптом.

По данным Андрея Белоусова, прогнозируемый спрос на деньги со стороны населения и предприятий в 2001 году потребует увеличения денежной массы на 29-33% и, соответственно, прироста денежной базы примерно на 24-25%. Сейчас этот прирост может возникнуть только из одного источника – рублевой эмиссии Центробанка, эквивалентной наращиванию его иностранных активов. Если учесть, что при покупке Центробанком $1 млрд. денежная база увеличивается на 4%, то чтобы увеличить денежную базу соответственно потребностям экономики, ЦБ придется закупить $6 млрд. В прошлом году это было возможно, но в текущем – вряд ли. С учетом выплат по внешнему долгу и сокращения сальдо торгового баланса, возможный прирост резервов ЦБ экономистами оценивается в $3-5 млрд. или даже ниже, если с ценами на нефть будет совсем плохо.

Окончание следует