|
Эта книга увидела свет в 1964 г. и очень скоро была переведена на многие европейские языки. В России воспоминания последнего императора Китая были изданы в 1968 г. и с тех пор переиздавались один или два раза. Нынешнее издание не внесло ничего нового: оно не только не снабжено современными примечаниями, но даже вступительная статья С.Тихвинского перепечатана без изменений. Вероятно, перепечатка предназначалась для ностальгирующих поклонников истории классовой борьбы, поскольку статья пестрит словосочетаниями вроде "усердный пособник японских милитаристов", "военный преступник" и "ставленник империалистических держав".
В конце 1980-х вышел одноименный фильм Бернардо Бертолуччи, помнится, очень длинный, оставивший впечатление бесконечного плена, в который был заключен с детства несчастный император. Сначала это был плен дворцового церемониала, потом – плен советский, потом – китайская тюрьма. Единственное, что оставалось изломанному судьбой человеку (или единственное, что ему позволили), – это работать садовником в Пекинском институте ботаники. И еще – сочинять воспоминания, с неизбежными самообвинениями.
Вряд ли Пу И сам писал свою биографию – слишком явно она превышает его интеллектуальный уровень и литературные способности. Мнение о том, что эта книга – плод коллективного труда китайских ученых-историков и идеологов, было высказано сразу после ее появления. Результаты скрупулезных поисков в архивах и библиотеках сделали книгу очень ценным историческим источником, тем более что других в распоряжение тех, кто занимается историей Китая, поступает не так уж много. Идеологическая канва, как водится, риторична и однообразна: все подлинно человеческое искусно сокрыто или так проинтерпретировано, что начинаешь сомневаться в истинности самых невинных фактов.
Поиск "человеческого", подлинного переживания, собственно, и заставил меня прочитать эту книгу. Очень хотелось узнать, каков этот человек, попавший под колеса истории. Безрадостное детство во дворце Юйцингун в Запретном городе, вступление на престол, отречение, побег, марионеточное правление в Манчжоу-Го, под бдительным оком японских генералов, опять побег, два плена и, наконец, "перевоспитание". Оно-то интриговало меня особенно сильно. Но, когда я прочла о милых, добрых, терпеливых и заботливых охранниках тюрьмы, то поняла, что не найду ни слова правды. Сразу вспомнились эпизоды из жизни лаогао – китайского концлагеря, описанные Батовым в романе "Дао саксофониста". Вычурная, расчетливая, утонченная жестокость. Сказываются тысячелетия культурной истории. У русских так не получается: простоваты. Поэтому и не сумели "перевоспитать" своего императора в садовники. Одним православным святым было бы меньше, зато и одним позорным расстрелом – тоже. Да ведь не знали, что это возможно. Думали: гордость семейная, императорская, не позволит – не сломается владычная спина.
И вот я гадаю: что же надо было сделать с сорокалетним человеком, не умеющим даже штанов на себя надеть, уверенным, что его персона – самая драгоценная и самая подходящая для поклонения и обслуживания вещь на свете, чтобы он мало того что цветочки поливал, да еще и охаивал себя, всю свою жизнь, всех своих родственников, все свои привычки, самую суть своего прежнего существования? Что это: святость, лицемерие или полная раздавленность? Книга ответа не дает.
Дай Сы-цзе. Бальзак и портниха-китаяночка: Роман / Пер. с фр. Л. Цывьяна. – М.: Иностранка, 2006.
Здесь мы увидим еще один прелестный образчик китайской воспитательной методики – "культурную революцию". Автор, эмигрировавший во Францию в 1984 г. в возрасте 30 лет, испытал ее мощное воздействие на себе, и поэтому роман обладает неотразимым биографическим ароматом. Во Франции роман стал книгой года, а снятый по нему самим автором фильм получил приз на фестивале в Каннах.
Юный рассказчик и его друг Лю – дети врагов народа – отправлены на перевоспитание в глухую деревню в предгорьях Тибета. Раньше в этих местах выращивали опиумный мак, теперь же, преобразившись в "беднейшее крестьянство", принялись за разведение риса. Перевоспитуемых привлекают к полевым работам – вспашке полей по щиколотку в воде, под угрозой оплеухи, которую стремится влепить запряженный в плуг буйвол своим хвостом, а также к перетаскиванию по скользким горным тропкам жидкого навоза в бадьях за спиной. Вероятность возвращения в город равняется, по подсчетам автора, 0,03%, поскольку злодеяния родителей чрезвычайно тяжки.
Однако всюду жизнь. Ребята обнаруживают чемоданчик с запрещенными книгами – Бальзак, Ромен Роллан, Дюма, Флобер, Стендаль! Неслыханное пиршество духа! Особенно если учесть, что кроме книжечки председателя Мао и красной прессы им до сих пор ничего читать не приходилось. Брэдбери с его градусами Фаренгейта отдыхает. Представить трудно, что подобный культурно-книжный холокост можно навернуть в одной отдельно взятой стране. Интересно, а не была ли идея романа навеяна американскому фантасту событиями в Китае?..
Итак, восемнадцатилетние мечтатели узнали, что на свете существует любовь и вообще чувства. И любовь не заставила себя ждать: в соседней деревне обнаружилась красавица, дочка местного портного. Вы знаете, писатели Запада давно уже разучились так описывать любовь. И только китайцы, лишенные возможности открыто говорить о ней у себя в стране, способны находить в общении полов возвышенную поэзию. Прочитав Шань Са (а теперь вот и Дай Сы-цзе), убеждаешься: секс – это еще и любовь. Упоительное открытие в наш прагматический век.
Влюбленный Лю пересказывал своей неграмотной возлюбленной западные романы – чтобы она развивалась. Она развилась и совершила великолепный, достойный пера Бальзака поступок. Совсем не китайский. Впрочем, это немного разочаровывает: слишком уж много иронии во французском духе в финале романа. Или даже сарказма. Хотя, с другой стороны, наследникам "культурной революции" впору быть саркастичными. Намучились, бедняги!