|
"Yтро": Константин, что такое архаический синдром?
Константин Банников: Архаический синдром представляет собой актуализацию базовых и универсальных структур сознания и стратегий на уровне многих институтов, начиная с нормативно-правовой культуры. Это своеобразная "перезагрузка" культуры в те периоды социально-политических кризисов, когда зависает "процессор" общественного сознания.
"Y": А кто и когда поставил обществу подобный диагноз?
К.Б.: Применительно к постсоветским реалиям это понятие сформулировали сразу после распада Советского Союза. Этнографы из Института стран Азии и Африки МГУ наблюдали общество того времени в рамках программы исследования архаизации массового сознания и проводили прямые параллели с теми сообществами, которые принято было называть первобытными. Обнаружилось интересное сходство. Вчерашнее советское общество, строго следовавшее марскистско-ленинской идеологии материализма, где одним и штампов был научно-технический прогресс, вдруг напрочь отказалось от своего материализма, атеизма и веры в прогресс.
Бывшие тотальные материалисты всей страной смотрели Кашпировского, с упоением ловили барабашек и платили бешеные деньги за сомнительные оккультные услуги. Другими словами, люди совершали иррациональные действия, даже не связанные с какой-либо серьезной эзотерической традицией. Потому что все эти кашпировские и прочие барабашки из рода продавцов оккультных услуг в лучшем случае опирались на обрывки каких-то традиций. А когда наименее удачливые торговцы под улюлюканье толпы изгонялись, на их место неизменно приходили новые.
"Y": Парадоксы загадочной русской души?
К.Б.: Для вас, может быть, и парадоксы. Но для антрополога это вполне естественные и понятные вещи. На Западе они не первое десятилетие изучаются. Понятные почему. Потому что иррациональное начало – такое же свойство человеческого сознания, как и рациональное. Есть понятное и есть непонятное. Есть понятое и есть не понимаемое в принципе. На разнице этих потенциалов общественная мысль и пульсирует. Были периоды, когда практически за истину в последней инстанции считались разного рода магические "знания". Причем это характерно не только для так называемых примитивных обществ, салонная аристократия в России в свое время считала "последним откровением" учение небезызвестной мадам Блаватской.
Вот вам пример в подтверждение моего тезиса. Сегодня высокие технологии мгновенно входят в повседневную жизнь, но общенациональные телеканалы с удовольствием крутят полную оккультную ахинею. И ахинея эта имеет высокие рейтинги.
"Y": Как одно с другим связано?
К.Б.: Предполагается, что с приходом новых технологий информация о достижениях научно-технического прогресса распространяется повсеместно, но тем не менее людьми все равно востребованы знахари, колдуны и прорицатели. Общество в массе своей предпочитает потреблять красиво упакованные антинаучные "консервы", которые бы отвечали на все вопросы вообще. В этом и есть проявление "архаического синдрома" в социуме.
Но я еще уточню, что это понятие употреблено с известной долей условности постольку, поскольку оно уже введено в научный оборот. Более корректно говорить "архетипизация", потому что слово "архаизация" предполагает деэволюцию сознания. На самом деле, о деградации речи не идет. Реактуализация бессознательных структур на уровне социально-политических институтов – это норма для исторической аномалии или, скажем, "смутных" времен. А вообще, сознание первобытного человека принципиально ничем не отличается от современного, и наблюдаемая в наши дни "архаизация" – лучшее подтверждение этой антропологической максимы.
"Y": Архаический синдром характерен только для последних лет российской истории?
К.Б.: Нет, он как раз не является феноменом сегодняшнего дня. В советской идеологии, особенно в тот период, в который она активно формировалась и овладевала умами людей – 20-30-е годы, также присутствовали архаические конструкты. Огромная непросвещенная масса людей – крестьянская, люмпенская, - руководствовалась сказочными представлениями о будущем страны типа "рай на Земле", "все поделить", "все общее", "земля общая для всех".
Вообще, существуют лишь два вектора социального развития: консервация и модернизация. И от того, какие политические силы и слои населения придут к власти, какими ресурсами они будут располагать, и много еще от чего, – зависит выбранный вектор.
"Y": В 20-30-е годы коммунисты строили общество будущего, то есть пытались модернизировать общество на свой лад. Можно ли в этом случае говорить об архаизации?
К.Б.: Тогда был произведен кульбит в сторону модернизации, которая, в свою очередь, вызвала обратную реакцию – колоссальную архаизацию (консервацию) общества.
"Y": Многие исследователи говорят о российском опыте сталинской модернизации как о консервативной модели. То есть, технический прогресс намного опережал социо-культурные изменения.
К.Б.: Она не могла быть не консервативной. Это был кульбит в том смысле, что люди искусственно и быстро оторвались от земли. А что получилось в итоге? Вроде бы идем в сторону технической модернизации, ломаем традиционный уклад, но надо же на что-то опереться. И в этот момент, чтобы создать почву под ногами, люди в неких гротескных формах реанимируют архетипические структуры сознания.
К примеру, был реанимирован архетип тотальной власти, институтом которой не являлось даже свергнутое самодержавие. Если в процессе культурно-исторического развития абсолютная монархия все-таки эволюционировала в какие-то другие формы, то в России колоссальная инерция масс под элитами препятствовала модернизации. К тому же, для русского человека власть, чем-то ограниченная, не являлась легитимной. Поэтому реанимировать архаические представления оказалось не сложно.
Когда разрушается традиция, или она прерывается, или, наоборот, она колоссальным образом пытается ускориться, люди всегда теряют ориентиры. Крестьянин считал, что у него есть государь-император, церковь, а после революции оказывается, ничего этого больше нет, а вот у нас есть новые непонятные начальники – комиссары, наркоматы, а среди них главный – первый секретарь. Крестьянин делает логичный вывод для себя: значит, это и есть новый царь. Вот вам новая диктатура – абсолютный монарх приветственно машет рукой с транспаранта.
Архаический синдром – это всегда реактуализация архетипов в качестве социальных институтов. Как формировались новые институты управления не государством, но менталитетом?
"Y": Как же?
К.Б.: Системой советских праздников, новых советских культов поклонения. Самое главное культовое советское сооружение XX в. н.э. в точности копирует культовое древнеегипетское сооружение XX в. до н.э., речь идет о Мавзолее – пирамиде. Возьмем праздник 7 ноября и проанализируем значение обряда: толпы народов, а в символическом плане – весь народ, проходят потоком мимо пирамиды, в которой покоится тело мертвого фараона-полубога – Ленина, а его реинкарнация стоит на этой самой пирамиде и приветствует подданных, символически сообщая им, что наш мир прочен и стабилен, а вы "правильной дорогой идете, товарищи".
И так вся структура советского культа, какой бы пример мы ни взяли, представляет собой классический пример социально-политической продуктивности архетипа.
"Y": Ну, а революция? Она ведь точно не мыслилась как попытка возращения к чему-либо.
К.Б.: Революция как раз возможна только в архаических, недостаточно модернизированных сообществах. Она случается в обществах, находящихся в промежуточной фазе исторического развития, – они уже не первобытны, но еще и не индустриализованы. Поэтому никакого противоречия здесь нет. Важно другое: инерция русского общественного сознания не позволила эффективно модернизировать страну после революции.
"Y": Хорошо, давайте вернемся ко дню сегодняшнему. Мы пережили очередную архаизацию вместе с перестройкой, когда разрушился советский мир, но преодолели ли этот синдром?
К.Б.: Происходит то же самое, что и 15 лет назад, ничего особенно у нас не меняется. Носители этого менталитета, они же никуда не делись. Мало того, они являются источником социального запроса своим элитам. Элиты на него должны реагировать.
Давайте снова поясню на примере. Скажем, приход к власти Путина осуществлялся на фоне общенациональной растерянности. В Москве взрывают дома, в стране царит нестабильность. Малоизвестный политик стремительно набирает вес, а помогают ему "новые жрецы" от медиа и политтехнологий. Они ему разрабатывают предвыборную программу, и обратите внимание на то, каков был совокупный образ претендента на пост президента в рамках этой программы. При этом учтем, что у технологов не было много времени на формирование законченного образа – им надо было за короткое время из непубличного человека сделать лидера нации. Не знаю, насколько сознательно, но в этой своей активности вполне они преуспели.
Вот Путин на подводной лодке опускается в морскую пучину, и нация видит его в одеянии подводника с матросским гюйсом (воротником). Потом он взлетает в небеса на истребителе – нация его видит в шлеме пилота. А вот он в халате агронома ходит по земле. Теперь пришейте гюйс подводника на халат агронома, сверху на голову наденьте шлем пилота. Что получится?
"Y": Чудо-юдо какое-то...
К.Б.: Правильно, вы получите шаманский костюм. Потому что что такое шаманский костюм? Это некое облачение существа-медиума, компетентного во всех трех сферах: нижнем, среднем и верхнем мирах. У шамана в одежде должны быть знаковые элементы, демонстрирующие его компетенцию во всех трех мирах. Во всех архаических культурах сказочная мистическая сила таких сложносоставных существ основывалась на знаниях о трех сферах бытия. Как гуси-лебеди из русских сказок, которые могут летать, нырять в воду и ходить по земле.
Да, вы помните эти телесюжеты? Нет? А что это был аэродром? Подводная лодка или ферма? И с какой целью Путин их посещал?
"Y": Разумеется, не помню.
К.Б.: А этого и не требовалось, поскольку их цель была – предъявить народу нового лидера облаченным в символы его сверхкомпетентности на фоне ощущения опасности в обществе.
"Y": Значит ли это, что мы обречены на архаический синдром?
К.Б.: А это уж как нашей загадочной русской душе будет угодно. В конце концов, речь идет всего лишь о распределении приоритетов. Что нам важнее? Адекватность историческому моменту, предполагающая осознание ответственности народа за свою собственную историю, и осознание равноценности с другими народами, предполагающий критический взгляд на самих себя – или психологический комфорт, который обеспечивает мифология богоизбранничества? Вопреки реальности загаженных подъездов в домах "богоносцев".