Фото: globallookpress © |
- Как возникла эта идея?
- Идея возникла у меня на рубеже нулевых годов, когда Россия превратилась в некое белое пятно, неизведанное пространство для самих россиян, потому что перестали по стране путешествовать, ездили, в основном, за границу, ее осваивали. В советское время, когда я работал ассистентом у знаменитых фотографов, мы снимали большие книги-фотомонографии на разные российские темы – заповедники, монастыри и т.д. Потом наступил провал. И после собственных многочисленных путешествий по всему свету, я подумал, что пора вернуться к съемкам своей страны. Но искал как-то подход, структуру. А я уже тогда работал с РЖД по другим темам, более корпоративно-рекламным. И в какой-то момент понял, что сеть железных дорог может стать той самой структурой для сценария этой съемки, и пришел с этим предложением в РЖД, где нашел мгновенное и полное взаимопонимание – эта идея у них тоже была.
- То есть она в воздухе витала?
- Да. Но что не витало в воздухе – это идея специального фотопоезда, который в итоге бороздил просторы российского океана в течение трех с лишним лет. За это время мы сделали 35 экспедиций и побывали всюду - от Сахалина до Мурманска, от Калининграда до Сибири, от Урала до Кавказа. Попутно начали снимать документальное кино, возникла еще серия фильмов "Россия из окна поезда". Изначально проект планировался на год, но потом эта история всех настолько захватила, что в какой-то момент мы сказали друг другу: надо идти до конца, снимать не только признанные красоты (Байкал, Алтай и т.д.), а методично пройти всю сеть железных дорог. И она привела нас в самые невероятные места - на заполярные заброшенные ГУЛАГовские ж/д ветки, по которым давно нет движения, на какие-то горные дороги, на узкоколейки и т.д. В общем, это превратилось в грандиозное путешествие.
- Все эти заброшенные дороги находятся в рабочем состоянии, по ним можно проехать?
- Да. Свойство нашей железнодорожной сети в том, что подавляющая ее часть (я думаю, больше 90%) функционирует. Многие заброшенные дороги в лихие времена дефицита просто разобрали на металлолом. Но и сейчас далеко не везде имеется не только пассажирское сообщение, а вообще какое-либо движение. Мы периодически отправляли наш поезд по рельсам, по которым десятилетиями никто не ездил, реально проехали большую часть сети. Но это все еще сопровождалось и другими видами транспорта – вертолетами, самолетами, кораблями. Сотни людей были задействованы в проекте, и хочу выразить благодарность сотрудникам РЖД, которые на протяжении всей России с нами работали – и в больших городах, и на станциях, о которых вообще никто не слышал. У нас не было планов экстрима, стремления попасть туда, где не ступала нога человека. Везде, где мы были, были люди. Потому что люди построили дорогу, люди там работают, иногда в тяжелейших условиях: морозы
- Что больше всего запомнилось в этой работе?
- Запомнились места силы, которые бросают вызов человеку. Это холод – огромный, настоящий холод (БАМ, Якутия). Это какие-то горные дороги на Дальнем Востоке, когда поезд карабкается по серпантину на высоту тысячу метров от уровня моря. Если у меня спросить, что встает перед глазами в первую очередь, наверное, я отвечу, что это Восточный БАМ, ноябрь месяц,
Парадокс этого проекта состоял в том, что это все было трудно физически, но очень удобно организованно. Мы тяжело работали, мало спали, но при этом у нас был свой поезд, свой дом, куда можно было возвращаться. Больше всего это похоже на мореплавание, на пересечение гигантского океана суши. Если вы совершаете кругосветное путешествие, то пересекаете океаны, но при этом время от времени приходите к берегам и можете делать долгие вылазки на сушу. Но вы всегда возвращаетесь на свой корабль, который ведет вас дальше. Мы тоже могли на несколько дней сойти со своего сухопутного корабля, совершали длительные вылазки в тайгу, в горы, сплавлялись по рекам, но при этом нас всегда ждал наш поезд, пришвартованный у станции. Поэтому я всегда говорю, что это была кругосветка вокруг России.
- Остались ли в России хоть какие-то места, до которых вы еще не добрались?
- Остались, конечно. И много. Например, Камчатка и Чукотка. Но, честно говоря, я уже давно не стремлюсь к путешествиям как таковым, и очень спокойно отношусь к красоте дикой природы. Я слишком много ее видел в разных частях света, и знаю, что она везде прекрасна, но в этом нет никакого чуда. К тому же, в наше время хорошо сделанная качественная красивая картинка сама по себе уже ничего не стоит: слишком много изображений производится в мире. Поэтому мне интересно рассказывать визуальные истории - авторские, драматургические, как "Россия из окна поезда". И мне очень интересно заниматься визуализацией своей страны.
- Фотографии из этого проекта в числе прочих были представлены на фестивале "Первозданная Россия", с которого минувшей зимой начался год культуры в РФ. Как вам кажется, и ваш проект, и этот фестиваль – лишь частные случаи, или можно говорить о том, что в последнее время в обществе растет интерес к родной стране?
- Растет колоссально. Когда мы начинали снимать "Россию из окна поезда", такого интереса еще не было. И я очень рад, что это происходит. Но я не рад тому, что этот интерес во многом удовлетворяется дилетантскими проектами. А главная моя претензия к познанию России со стороны профессионалов - это некомпетентность. Я все время вижу телепрограммы, где даже нормального, литературного русского языка не хватает, не говоря уж о содержании. Пока что произошло лишь первое освоение материала, когда и профессионалы, и дилетанты быстро пробежались – кто-то хорошо рассказал, кто-то просто захватал руками и затоптал ногами какие-то темы и места. Это нормальный естественный процесс, в нем нет ничего плохого. Потому что Россия очень долго вообще жила без нашего внимания. А интерес зрителей я почувствовал еще на первых выставках железнодорожных, когда десятки тысяч людей стояли в очереди в Манеж. Сейчас то же самое происходит с выставкой "Первозданная Россия", и я всячески ее и впредь намерен поддерживать. Это великолепная инициатива, которой требуется структурирование, профессиональный подход, чтобы наши фотографы дикой природы, наконец, поняли, что не в красоте счастье, а в их собственном взгляде художника на мир, чтобы выставки эти перестали быть "ребятам о зверятах", а рассказывали интересные профессиональные истории.
- Не является ли этот внезапный повышенный интерес публики к своей стране результатом действия госпропаганды, которая в последнее время активно воспитывает патриотизм?
- Я очень не люблю слово "патриотизм" и стараюсь им никогда не пользоваться. Если я и патриот, то в таком критическом, чаадаевском духе. Считаю, что людям, которые скептически смотрят на страну, всегда удавалось сделать для нее больше, чем тем, кто прокламирует разные формы патриотизма. Пропаганда есть, конечно, есть внимание власти и первых лиц, и Русское географическое общество, где Путин и Шойгу занимают две главные позиции. Хотя я против того, чтобы природоохранное дело становилось разменной картой пиара высокой власти. У нас сейчас терпит бедствие заповедная система, которая была великолепной в советское время, нужно принимать экстренные и решительные шаги, чтобы ее спасти. И больше думать не о пиаре, а о борьбе с выводом особо охраняемых природных территорий из этого статуса, об охране буферных зон заповедников, которые сейчас режут на части под застройки, о развитии законодательства в этой области и т.д. А возрождение интереса я предсказывал еще в начале 2000-х. Общество долгое время было лишено собственной страны в этом смысле. По России ведь путешествовать пока очень неудобно, дико дорого и не всегда безопасно. Но все равно происходит большое перемещение людей, и на выставках всегда заметен личный отклик: люди узнают свои места на фотографиях - кто-то куда-то ездил в гости, по делам, или служил в армии, - и поэтому они очень эмоционально относятся к местам, географии, природе.
- Во время своих фотопутешествий вы наверняка много общаетесь с местным населением. Россия за МКАД – она какая? Так ли уж сильно отличаются Москва и провинция, как принято считать?
- Очень сильно отличаются, москвича везде определяют сразу. Отличается все – манера говорить и специфика речи, манера себя держать, привычка к жизни в среде, которая переполнена деньгами, пусть даже не своими. Живя в Москве, мы сами себе в этом отчет не отдаем, но это так, и со стороны чувствуется. Я ощущал себя иностранцем в своей собственной стране и даже намеренно в себе такой образ культивировал, потому что это очень помогало – путешествовать по чужим странам всегда интереснее, свежее восприятие. И еще благодаря этому образу я не обращал внимания на "совок" в разных его формах - самое неприятное, что есть в нашем отечестве. Он трудно истребим, и может дико раздражать, но путем аутотренинга можно себя заставить его не замечать. В целом, чем дальше на Восток, тем люди лучше, особенно за Уралом. Мне очень нравятся сибиряки и жители Дальнего Востока. Хуже всего обстоит дело в радиусе влияния столиц, 200 - 300 километров, может быть потому, что здесь больше уповают на их поддержку. А дальше люди полагаются только на собственные силы.
У меня за все эти годы поездок не было практически ни одной неприятной встречи с людьми. Больше всего мне нравилось, что они самостоятельные, не хотят никуда переезжать из своего города или поселка. Многим кажется, что все россияне только и думают, как бы уехать в Москву - ничего подобного! Люди прекрасно живут на своей земле, делают это с удовольствием, обзаводятся хозяйством, увлечениями. Начнешь расспрашивать: "Да мы с сыном на рыбалку ходим, лодку купили, я его учу рыбу ловить. У нас дача, выращиваем то, се. У нас вообще здесь красота..." И пошло дело. Вот это гораздо более типичный рассказ, например, в той же Сибири. Вообще интересно, что со столичным жителем русский человек в провинции говорит на две темы: "Как у нас тут все прекрасно" и "Как у нас тут все ужасно". Это может быть так: "Вы к нам осенью приезжайте, у нас грибы, ягоды, тут такая рыбалка, а лес какой..." И сразу: "Да что вы хотите, у нас горный комбинат закрылся, последний завод в районе тоже закрылся, зарплату не платят уже восьмой месяц, молодежь вся на игле сидит". Эти две темы могут перетекать одна в другую очень резко, потому что, на самом деле, правда и то, и другое. И сама Россия одновременно производит впечатление страны, где невероятная дурь денег и где денег нет вообще, что тоже правда. Объяснить это рационально нельзя.
- А нет негатива по отношению к москвичам?
- Думаю, что сейчас уже нет. Раньше он был - в 90-е, когда все-таки очень большой существовал контраст в условиях жизни, когда провинциалы сильно завидовали столичным жителям. Сейчас тоже масса обездоленных людей в стране, и множество мест, на которые страшно смотреть, там живут люди, непонятно, зачем. Но отношение к москвичам в целом такое спокойное.
- Ироничное?
- Немножко да. Это такое: "А... вы из Москвы... что с вами разговаривать". При этом надо понимать, что в стране живет очень большое количество людей, которые никогда не были в Москве. Для них это образ, который они знают по рассказам и по СМИ. К москвичам относятся как к иностранцам. А у русского человека к иностранцу какое отношение? Некоторое любопытство, обязательно снисхождение, ирония. Я бы не назвал русских людей гостеприимными, по крайней мере, если сравнивать с Кавказом. Они закрыты. Русский человек не пригласит в гости путешественника сразу с ходу, он неохотно открывает двери своего жилища. Зато уж если примет, то от всей души. Контрастный характер русский - то холодно, то жарко, то все, то ничего.
- Кавказ, видимо, вспомнился не случайно. Сейчас вы занимаетесь новым большим проектом "Хребет", который связан как раз с этим регионом. Но Кавказ вам и ранее приходилось снимать. Чем отличается нынешний проект? Что в нем интересно лично для вас?
" Изначально это инициатива компании "Курорты северного Кавказа". Они мне предложили снять что-то, что рассказывало бы о Кавказе и немножко напоминало бы, наверное, "Россию из окна поезда", но только в региональном масштабе. Я согласился, потому что регион уникальный, ни на что не похожий, единственный в своем роде в России и один из немногих в мире. Горы, которые ровесники Альп, но такая антитеза Альпам - освоенным, цивилизованным, европейским. У нас есть колоссальное везение и даже своего рода преимущество в том, что наши кавказские горы находятся в состоянии такой аутентичной первозданности. И чем глубже копаешь, тем больше она поражает. Плотность визуальных событий невероятная. Снимая, просто невозможно остановится. Посмотрев на структуру объектов КСК, и увидев, что они расположены более или менее равномерно вдоль главное кавказского хребта, я предложил название "Хребет" с подзаголовком "Кавказ от моря до моря". Мне показалось, что это хорошая драматургическая основа для рассказа: от Черного моря до Каспийского, от западного Кавказа до восточного, от влажных субтропиков до засушливых степей, от христианства до ислама. Везде градиенты такие резкие, что задают очень высокий накал драматургии.
Кавказ " выдающийся регион. До начала проекта я мало его знал. Был в Северной Осетии, в Адыгее. Но восточный Кавказ, мусульманский, оставался тайной за семью печатями. И вот сейчас мы оказываемся во всех субъектах этого региона, и я вижу вещи, в которые иногда даже мои глаза отказываются верить. Помимо первозданности это еще и уровень сохранности традиций, все то, что с таким варварским старанием было уничтожено на пространстве большой России. Уклады жизни, особенности маленьких региональных кухонь и еды – все было укатано большевистским катком. Восстановить это очень трудно, потому что мы на огромном пространстве все эти маленькие крохотные отличия людей, еды, одежды, этники, диалектов, всего на свете постарались максимально уничтожить, перемешать, выровнять, постричь под одну гребенку. Кавказ под эту гребенку не лег, сумел устоять, потому что он непокорный, горный, всегда воевал. И поэтому сейчас он такой уникальный. И еще это очень поэтическая земля. Наша первая экспедиция была в Дагестан, последнюю ночь ночевали в ауле, где родился Расул Гамзатов. Поэзия там чувствуется сразу, буквально разлита в воздухе.
- В ваших фотографиях будет только природа или люди тоже?
- Люди, конечно. Будет много людей. Кавказ устроен очень многомерно: там много скрытых миров - и природных, и человеческих. Мне хочется рассказать об этих мирах Кавказа: о людях, о народностях, об укладе жизни, о природе с непривычной стороны. Все знают Эльбрус - красивую заснеженную гору, куда едут горнолыжники и т.д. Но Кавказ состоит из таких разных гор, и они создают такое разное настроение, такие разные ощущения - от восторга до ужаса. И мне хочется передать вот эти спектры эмоций.
- На какой срок рассчитан проект? Каковы ваши ожидания от этой работы? Что должно получиться в итоге?
- Пока мы планируем делать серию экспедиций до мая - июня 2015 года, хотя уже сейчас понятно, что за год адекватно снять и рассказать эту кавказскую историю невозможно. Так что, не исключено, что проект продлится. В результате будет, конечно, большое количество выставок, в том числе большая итоговая в Москве, потом по стране и за границей. Вообще, я надеюсь, что проект приобретет международное звучание (я имею в виду звучание художественное), и стараюсь снимать так, чтобы это было интересно любому зрителю в любой части света. Думаю, что будет представлен Кавказ на следующей выставке фестиваля "Первозданная Россия" в январе в ЦДХ. Обязательно выпустим альбом - большой, полновесный. И еще собираемся сделать серию документальных фильмов, которые снимаем параллельно с фоточастью.