На концерте в Москве Роберт Плант спел половину песен со своего последнего альбома "Dreamland" и несколько хороших вещей из репертуара Led Zeppelin. Кроме одной, самой известной
Скромно оформленная сцена; грязно-желтый задник с лаконичным
"Dreamland" воспроизводит рисунок обложки: московский концерт – часть мирового тура в поддержку последнего альбома Планта, и богатое наследие Led Zeppelin на нем будет представлено, по слухам, довольно скупо. Пока на полутемной сцене завершают возню техники, из динамиков слышится приглушенная этника-нью-эйдж: хрустальный женский голос в оправе из серебряных клавиш. Ожидание длится недолго: полчаса – не срок, здесь некоторые грезили об этой встрече больше тридцати лет... В наступившем полумраке пробиваются откуда-то мистические потусторонние звуки – это вышедшие музыканты уже приступили к процессу... Народ сразу встрепенулся, обрадовался: появляется долгожданный Роберт, с какой-то мягкой кошачьей грацией пробирающийся к микрофону между рядами колонок.
На первый взгляд, "Hey Joe" в интерпретации Планта не сохранила ничего из "классической" версии Хендрикса; разве что оригинальный текст да неистовый гитарный бой в финале. Сразу же понимаешь всю разницу между Плантом в студии и Плантом в зале. Это подтверждает и прозвучавшая следом "Morning Dew": вместо зыбкой карманной психоделии на пластинке, на сцене Плант со товарищи сыграли в меру жесткую, завлекающе-драйвовую вещь; и в то же время, в ней чувствуется ритуальное шаманство... Последние несколько лет Плант проявляет повышенное внимание к этнике; особый "местный" колорит его сегодняшним выступлениям создает Justin Adams, попеременно меняя гитару на диковинную помесь банджо со скрипкой или сдабривая очередной фрагмент камлания сочными шлепками по африканской дарбуке...
Чтобы вот так завести зал, самому при этом оставаясь почти статичным, нужно просто быть Робертом Плантом... Древние галеры на заднике движутся куда-то вдаль, унося нарисованных человечков в чудесную Страну Мечты, а зал плещется, качается вместе с ними под звуки пронзительной "цеппелиновской" баллады "Babe, I’m Gonna Leave You...". Нам везет: Плант сегодня в голосе, ни разу не сорвался на хрип или шепот; все высокие ноты – его, каждый вокальный пассаж встречается одобрительным воем трибун. "Misty Mountain Hop", "Four Sticks" – эй, кто там говорил перед концертом, что Плант неохотно поет Led Zeppelin? Хоть и с легким акцентом этники, классика по-прежнему узнаваема; реакция зала очевидна. Впрочем, композиции "из новенького-старенького" нисколько им не уступают: блюз "Fixing to Die" или "посвящение" Элвису "Tall Cool One" принимаются публикой с не меньшим энтузиазмом – важна энергетика, несущаяся со сцены. Более часа приятного времяпрепровождения пролетают незаметно...
Аккорды старинного блюза с берегов Миссисипи... плавно превращаются... превращаются... в суперхит "Whole Lotta Love", широко известный первый "гимн" LZ. В середине композиции группа в который раз за вечер принимается шаманить в лунной дымке фонарей; завершается все по традиции коллективными песнопениями... Однако сразу после них музыканты внезапно покидают сцену – чтобы, выдержав пять минут непрекращающегося рева переполненного зала, вновь появиться перед нами с гипнотически-грустным блюзом "Darkness" и еще одной песней с первого "Цеппелина". Трибуны продолжают неистовствовать. Плант искренне тронут приемом: прижав руку к груди, сердечно благодарит собравшихся... кажется, сейчас прослезится... Второй выход на бис – и звучит убойный рок-н-ролл под одноименным названием ("LZ-IV"). Часто ли вы видели, чтобы после
двух "бисов" публика продолжала
так бушевать? Но поданный через пару минут в зал верхний свет подводит итоговую черту. Всё. Знаменитая "Лестница в небо" так и не прозвучала.
В качестве эпилога, пожалуй, лучше всего подходят слова Планта, сказанные им на пресс-конференции накануне концерта: "Я познакомился с блюзом, когда был ребенком. Это была очень своеобразная, первобытная музыка, и люди, которые ее играли, не задумывались, что позднее она получит такое продолжение. Кто бы подумал о человеке, который играл блюз, сидя в дельте Миссисипи (речь о Роберте Джонсоне), – кто бы подумал, что он добьется "платинового" диска в 1998 году? Блюз "сработал" потому, что пришел к нам "из другого мира". Когда эта музыка полируется на дорогом оборудовании, из нее уходит "потусторонность", это уже не блюз...
Не могу сказать точно, собираюсь ли я однажды продолжить совместную работу с Джимми Пейджем. То, что мы делаем сегодня в группе
Strange Sensation, с музыкальной точки зрения настолько интересно, я даже не помню, что у меня когда-либо до этого был подобный опыт – зачем я должен его менять? Надеюсь, на концерте вы все убедитесь, что это не обыкновенная, не среднего уровня музыка. Да, у меня замечательное, звездное прошлое, но нельзя всю жизнь прожить ностальгией. Нужно двигаться вперед! Думаю, очень грустно быть музыкантом эпохи рок-н-ролла и путешествовать по свету, исполняя только старые хиты... Возвращаться назад для меня было бы ошибкой".