Театр одного Табакова

Читать в полной версии →
На премьере в чеховском МХАТе не продохнуть. Дают Островского, "Последнюю жертву". Роковые страсти, завораживающая сценография – все это лишь оправа для игры Олега Табакова




На премьере в чеховском МХАТе не продохнуть. Обертками от шоколада шуршит добрая половина зрителей – но это такая обязательная мелочь для любого спектакля, что грех и обсуждать; никто не стесняется комментировать постановку в полный голос – но сегодня и это считается нормальным. Дают Островского, "Последнюю жертву". Зал наблюдает за действием лениво-снисходительно, оживляясь только тогда, когда на сцену выходит блистательный Олег Табаков. За шквалом аплодисментов, сопровождающих каждый его выход, почти не слышно текста – в отсутствие мэтра зрители пересказывают друг другу обрывки услышанного. То замирание, с каким зритель встречает Табакова, тот восторг, с которым во МХАТ идут "на Табакова", сравнимы только с тем, как в давние времена в театр ходили, скажем, "на Мочалова", писали и говорили лишь о Мочалове. Старомосковский антураж на сцене и в зале – редкостное единение режиссерской задумки с зрительским настроем.

Перед режиссером Юрием Ереминым задача стояла нелегкая: сделать такой спектакль, чтобы Табакову в нем было уютно и хорошо, но и его, режиссера, можно было бы добрым словом помянуть. Островский как нельзя кстати: атмосфера старой Москвы – лучшее обрамление для своеобразной московской театральной иконы, которой стал Табаков в последние годы. Атмосферность – главное в этом спектакле, и ее Еремин доводит до совершенства.

История, как и все истории Островского, проста и поучительна. Молодая вдова Юлия Павловна Тугина (Марина Зудина) тратит все свое состояние на рокового красавца Вадима, мота и негодяя, который проигрывает ее деньги в карты, а жениться – не женится, хоть и обещает. От разорения и гибели несчастную женщину спасает купец Флор Федулыч Прибытков (Олег Табаков), раскрывая ей глаза на истинную природу "красавца". Не совсем бескорыстно, впрочем, потому что в итоге прекрасная вдова достается ему.

Эти страсти Еремин доводит до степени полной кинематографичности. Сцена разделена на две части: в одной наличествует киноэкран, вторая – абсолютно театральна. Цветные задники, изображающие гостиную Тугиной, приемную Флор Федулыча, комнаты Вадима, выстроены в ряд. Их можно поднимать и опускать на шарнирах, внешне смахивающих на бобины с кинопленкой. Каждому заднику соответствует свое изображение на киноэкране. Так, когда действие происходит в приемной Флор Федулыча, на экране – заводские стены с трубами, когда в гостиной Тугиной – старый московский дом в мещанском районе. В первом акте задники один за другим поднимаются, оставляя в итоге пустую сцену, заполненную мебелью, – купеческий клуб. После антракта их столь же методично, один за другим, опускают. В антракте на экране крутят немое кино.

Киношные страсти, завораживающая сценография – все это оправа для игры Олега Табакова, который здесь не просто первая – единственная скрипка в оркестре бездарных тарелочников (прочий актерский состав, мягко говоря, слабоват). С присущим ему великолепием Табаков лепит образ "под себя": не устаешь дивиться уму, благородству и обаянию его героя. Флор Федулыч в его интерпретации – чуткий, добрый, нежный; такое ощущение, что красавицу Юлию Павловну он спасает из рук авантюриста исключительно из жалости, а женится на ней исключительно из человеколюбия.

Что мы имеем в итоге? Идеальный спектакль, созданный для реального зрителя. Идеальный спектакль – потому, что в провинции эта штука уже не покатит. А реальный зритель – это тот, который приходит в театр с супругой и представляется гардеробщице: "Это моя жена. А это – я" (слышала сама). Тот, кто, запасшись шоколадом, приходит в театр ради любимого актера/актрисы и знать не желает никаких изысков, а желает лишь, чтобы этого любимого было побольше.

Алла ВЕРДИ |
Выбор читателей