|
"Yтро": Виктор Трифонович, расскажите немного о своем приходе в большую литературу. Как вы, некогда морской волк, стали писателем? Я знаю, что вы член Союза писателей СССР с 1982 г., автор многих повестей, рассказов, очерков о судьбах наших соотечественников...
Виктор Слипенчук: Мое время – это время полета Гагарина и героических лозунгов. "Свободу Луису Корвалану и Манолису Глезосу!", "Наше будущее – в наших руках", "Хороший писатель – хорошая биография". И так далее, и так далее... Лозунги сопровождали всю жизнь, зачастую я воспринимал их как постулаты. Отсюда и биография: геологоразведчик, рабочий, зоотехник, моряк, рыбовод, строитель, журналист. Теперь, когда стукнуло шестьдесят, невольно оглядываешься назад, и как прежде свежи в памяти комсомольская свадьба, армия, рождение сына, дочери и моря – зеленый луч на рассвете у острова Ньюфаундленд... И телефонный звонок барнаульских поэтов среди ночи – твое стихотворение "Барабанщик" опубликовано в "Литроссии", с напутственным словом самого Ярослава Смелякова. "Но не переживай – твой гонорар уже получили".
"Y": Так и становятся писателями?
В.С.: Ну, потом были первая и вторая книги прозы: "Освещенный минутой", "Хождение в Золотой Херсонес". Рекомендация Василя Быкова в СП СССР. Учеба на Высших литературных курсах. Подписка о невыезде, оправдательные письма в прокуратуры: Алтая, РСФСР, СССР... Неизбывная горечь и повесть "Огонь молчания". Слезы радости жены – псевдодело Алтайской прокуратуры, длившееся два года, закрыто... Ну а дальше – перестройка. Отъезд в Великий Новгород. Работа редактором газеты "Вече". Благословение патриарха Московского и всея Руси Алексия II за составление сборника "В начале было Слово" о Празднике славянской письменности и культуры в Великом Новгороде, в котором впервые приняли участие и религиозные деятели...
"Y": Вы много где побывали, когда плавали?
В.С.: Запомнившиеся страны: Сингапур, Япония, Куба, Мексика. Много позже – Израиль, Германия, прогулка с Василем Быковым по площади Римлян во Франкфурте-на-Майне. Дорогое сердцу письмо-отзыв на роман "Зинзивер". И совет, почти требование – писать как можно больше. "Ваше время пришло, вам надобно многое написать".
"Y": Что натолкнуло вас на мысль написать очерк "Записки с затонувшей Атлантиды"?
В.С.: Трагические события в Беслане переполнили чашу терпения. Я понял, что бывает время, когда писатель, подобно Толстому, не имеет права молчать. Все мы родом из затонувшей Атлантиды, из СССР. Не буду перечислять республики, не в перечислении дело, скажу лишь, что все мы были единым народом, прежде всего советскими гражданами (атлантами), а потом уже россиянами, прибалтами и лицами кавказской национальности. Да-да, мы были великой страной с открытой для всех братских республик цивилизацией, в которой даже большинство анекдотов союзного значения были великими, во всяком случае, не содержащими зла. Например, о приехавшем в Ташкент цыганском ансамбле, встречая который, администратор обращался к худруку: товарищ цыган, товарищ цыган! А в ответ услышал раздраженное: послушайте, я же не называю вас – товарищ узбек! Да-да, это было время, когда слово "товарищ" являлось не только главным в обращении к человеку любой нации и народности, но и служило своего рода цементом дружеских отношений. Товарищ татарин и товарищ русский вполне могли пойти в гости к товарищу латышу, а потом все вместе к товарищу еврею и так далее. "Товарищ" было первичным, а "национальность" вторичной, а потому в отношениях простых людей зачастую даже не замечалась. Сравните, сколько смешанных браков было в СССР и ныне. А все потому, что великая Атлантида имела четкую программу по национальному вопросу, которая никаким образом не противоречила главному принципу развитого социализма: воспитанию советского, то есть нового человека, твердо шагающего в светлое будущее – коммунизм.
Оглядываясь назад, невольно приходишь к выводу, что перед нами именно тот случай, когда наличие ошибочной программы менее губительно для общества, чем полнейшее ее отсутствие, как сейчас.
"Y": А в чем причина, что советская Атлантида затонула?
В.С.: Сейчас распространяется мнение, что у нас нет народа. Есть население, электорат, а народа, как исторической общности, нет. Разумеется, никто не бегает с подобными прокламациями. Тем легче и распространяется мнение, что слово, и понятие, за ним стоящее, вытесняются словами, внутренняя форма которых весьма и весьма приблизительна.
И коммунисты, и единороссы, и либералы, и аграрники – мы все за демократию, но где взять демократов, если опять же мы все из тоталитарного общества? Уж так устроена была наша цивилизация, что в ней в основе основ главенствовал закон: материя первична, а сознание, то есть Слово, вторично. Вторичность Слова и предопределила соответствующее общество, в котором обман, подтасовка, умолчание как способ лжи расцвели пышным цветом. В СССР ведущим народом был русский, так что именно ему больше всего и досталось этого пышного цвета. Ведь прежде всего русских делали советскими. Да так основательно, что если говорилось советский, то уже непременно подразумевалось русский. Бывало, где-нибудь в Алма-Ате или Баку вандалы осквернят могилы евреев, мировое сообщество тут же и обвинит русских – смотрите, они антисемиты! К русскому народу власть имущие обращались только в годину испытаний, когда вставал вопрос – им, власть имущим, самим быть или не быть. А в повседневной жизни о русском народе в лучшем случае не вспоминали, а если вспоминали, то только для того, чтобы лишний раз унизить. Но ведь давно известно, что душу народа убивают не лишения и бедствия, а унижения. Отсюда и только отсюда берет свое начало наша совковость .
"Y": Но СССР больше нет. Как вы считаете, было ли гражданское общество при Брежневе, Горбачеве, а в России при Ельцине? И есть ли это гражданское общество сейчас, при Путине?
В.С.: На первый взгляд кажется, что у нас никакого гражданского общества никогда не было и не могло быть. Но это на первый взгляд. На взгляд ученого, который любые события созерцает с высоты умственных стратосфер или из-за Кремлевской стены. А если ты живешь среди народа, и в часы пик тебе мнут бока и отдавливают ноги, потому что задержалась очередная электричка, и ты сам в толпе, наезжая на кого-то, чувствуешь, что и ты весьма конкретная частичка населения, вполне определенно скажешь: народ и гражданское общество были, есть и будут всегда.
В самом деле, если есть народ – гражданское общество созидается легко и просто. А вот посредством гражданского общества созидать народ мне представляется делом весьма затруднительным. Впрочем, я не намерен слишком сильно различать то и другое, мне представляется более важным заметить, что наше общество особое. Да-да, особое, не в смысле избранности, а по форме становления и несения своих общественных функций. Иногда эти функции настолько необычны для любого из европейских народов, что уже хочется говорить о загадочной русской душе. Но не будем столь углубляться. Со времен брежневского застоя и до времен горбачевской перестройки между партией КПСС и народом существовал как бы негласный договор, консенсус. Партия брала на себя власть во всех сферах: идеологии, науке, образовании, здравоохранении, в средствах массовой информации, в общем, везде. Взамен она обещала коммунистическое общество, рай на земле. Что из этого получилось, мы знаем. Но главное, что именно на излете горбачевской перестройки был уничтожен консенсус между властью и народом. Что это значит, когда нет консенсуса? На этот вопрос отвечают все годы ельцинского правления.
"Y": Так что же происходит с нами сейчас?
В.С.: Я думаю, что народ – это море. А течения в нем, наверное, партии. А ветер – очевидно, власть. Ветра являются и исчезают, а море остается. Тихим или ревущим, но всегда со своей живностью, оно никуда не уходит. Всего лучше для понимания течений обозревать водную стихию в погожий день, потому что в погожий день видится высоко и глубоко. Именно поэтому не любят погожие дни контрабандисты, браконьеры и всякие тайные организации. И это естественно, в погожий день слишком прозрачна вода, отсюда и выражение, обращенное к всякого рода лжецам – ну, погоди, тебя еще выведут на чистую воду.
Когда Путин получил верховную власть, в России штормило. Под налетами ветра море до того разгулялось, что и одно судно не могло покинуть порт без риска быть опрокинутым. Толчея волн была такой, что даже легкий ветерок грозил кораблекрушением. И именно в такую погоду Путин создает верхнюю палату парламента нового типа и ставит своих полномочных представителей в регионах. Особенно удивляет и восхищает последнее. И тут вольных и невольных ассоциаций не избежать: царь Борис, то есть драма "Борис Годунов", и радостное восклицание великого поэта – ай да Пушкин, ай да сукин сын! Другой царь Борис, нынешний, то есть вчерашний. И вполне оправданная по восприятию аналогия – ай да Путин, ай да... молодец! В самом деле, чтобы обозревать Россию, наша верховная власть должна быть и в прямом и переносном смысле высокой. Надо ездить по стране. И все же, как это ему удалось, как говорил Высоцкий: раз, два и – в дамках? Впрочем, не будем забывать, что большинство губернаторов сами понимали, что для блага всей страны надо многие местные законы сообразовать с Основным законом России. Это первое.
И еще, не менее важным выглядело, что Путин, выходец из КГБ, до премьерства возглавлявший ФСБ, очевидно, оперся на эту службу. (Разумеется, правильно сделал, а для чего же еще, как не для охраны России существует эта спецслужба.) Следом, конечно, и другие силовые ведомства подтянулись. А главное, взбодрился народ, прежде всего наши отцы, бабушки и деды – хватит разорять Россию, пора наводить порядок. Активное одобрение путинского взгляда – "пора наводить порядок" – властью было воспринято с благодарностью. Кстати, народ чутьем уловил потребность Путина в консенсусе. На величие души народной власть ответила соответствующим величием. Уже стали обсуждать – деньги или льготы? Путин сказал: СССР был великой страной. Сказал как бы между прочим, как бы проговорился, но всем было понятно, почему проговорился.
В общем, как говорится, консенсус уже стал набирать обороты. И вдруг эти ужасные взрывы: на Рижском вокзале, в самолетах, и эта разрывающая душу трагедия в Беслане. Время изменилось, начался новый отсчет.
"Y": Виктор Трифонович, вы сетуете, что людей вашего поколения называют "совками" – а как бы вы предпочли, чтобы называли ваших соотечественников?
В.С.: Гражданами! Главным, краеугольным камнем в любой стране являются взаимоотношения государства и простого гражданина. Если это взаимоотношения юридически равных сторон – перед нами правовое государство. Что же у нас? Увы, почти везде, где интересы государства и простого российского обывателя сталкиваются, в проигрыше обыватель. Причем спецслужбы просто бесчинствуют, и тем яростней, чем беззащитней проштрафившийся. В коридорах власти ощущается тяжелая атмосфера деградации. Особенно это удручает в силовых ведомствах и спецслужбах, которые и в царской России, и в СССР, и в нынешней России слыли наиболее интеллектуальными. Наши спецслужбы порой, как в комическом спектакле, в ужасе закатывают глаза, трагически заламывают руки – ну почему нам не верят, почему?! Да потому, что мы не в театре и хотим видеть не фокусников-иллюзионистов, жонглирующих мифическими успехами, а воинов, уничтожающих душегубов, воинов побеждающих. А то ведь до того поднаторели в фокусах, что уже проскальзывает некое опережение и даже изысканность – чего-с изволите? Складывается впечатление, чем больше людей пострадало от террористов, тем на большее количество наград могут рассчитывать силовые структуры, задействованные в антитеррористической операции.
"Y": Почему вы решили издать публицистический очерк и раздавать его бесплатно, опубликовали на своем сайте? Что за благотворительность?
В.С.: Понимаете, наше время – не время работы "в стол". Те идеи, те чувства, которые приходят в ответ, скажем так, "на злобу дня", которые мне приходят в голову, не всегда могут быть оформлены в виде повести или романа. Как-то мне довелось представлять в магазине на Большой Полянке свою книгу "Зинзивер", изданную "Вагриусом". Вдруг откуда-то появилась Ирина Хакамада, и из 70-ти человек, которые хотели, чтобы я им подписал экземпляры, мигом осталось 20, остальные устремились за знаменитостью. Я даже удивился, когда один из оставшихся, которому я сказал – ну, теперь вам придется прочесть мою книжку, потупился и произнес: "А я уже читал". Было приятно. Но все же настоящая литература – это дальнобойная артиллерия. В отличие от журналистики, она не обслуживает политиков.
Один из мною любимых писателей Стендаль как-то вернулся в Париж из Италии (работал в посольстве около двух лет) и спросил у издателя своего, мол, сколько продано книг? Тот отвечает ему – вместе с той, что вы взяли с собой, ровно два экземпляра, месье. (Это был трактат "О любви"). Так что и среди великих писателей не все было гладко, некоторые только после смерти обрели нынешнее влияние и значение.
Мировоззренческий очерк – почти всегда отзыв на то или иное событие. Этим-то он и интересен. Поэтому считаю важным издать его небольшой книжечкой и дать читателям просто так, пусть кому надо – прочтет, может почерпнет что-то важное. Нам нужно, наконец, понять, что не "запрет" является движущей силой демократичного общества, а добровольное желание понять друг друга.
Так случилось, что по мотивам моего романа "Зинзивер" Сергеем Коробковым, художественным руководителем Государственного Театра наций, написана пьеса "Роман без ремарок". Режиссером Геннадием Шапошниковым поставлен одноименный спектакль, с успехом идущий на театральной сцене с марта 2004 года. Мне такое содружество литературы и театра представляется весьма плодотворным. Необходимо, чтобы все формы взаимодействия с читателями были задействованы. В этом смысле очень обнадеживает и Интернет, стремительно меняющий нашу жизнь.
Тем не менее, сам я отдаю предпочтение книгам, журналам, газетам, и вовсе не потому, что консерватор (хотя своего консерватизма не отрицаю) – я, как и прежде, верю в Печатное Слово. Оно, может быть, работает медленно, но глубоко.