Елки-палки – это наш образ жизни

Читать в полной версии →
Елка на Западе – атрибут Рождества; у нас – Нового года. "Ихняя" елка хороша собой, густохвоя, симметрична; наша – разнолапа, кривобока, плешива. Но наша всё равно лучше: потому что пахнет вкусно (и стоит дешевле)

Елочка на Новый год – это даже не атрибут, это, можно сказать, образ жизни. Запах хвои, тихое ее шуршание, когда она начинает осыпаться на любимый ковер, мерцающий в ночи полиэтиленовый "дождик", которым так любит лакомиться кот... вообще, коты – это, знаете, такие твари... Так, о чем это я? А, ну да, о елках. Которые приходят к нам как раз тогда, когда зимняя усталость достигает своего апогея, когда день становится короче некуда, а новая ночь не поспевает за ночью уходящей. Вот тут-то и наступает самое время передохнуть, отрешиться от дел, набраться сил; выпить, придя с мороза, кружку глинтвейна, любуясь прелестью новогоднего деревца; посидеть в тишине, вслушиваясь во мрак за окном; поболтать о том о сем возле пылающего очага с приятелями; и поутру на дровнях... Так, о чем это я?

Ну да, значит, елка... Дерево сие природу имеет вечнозеленую, так что во многих языческих культах она почиталась как символ торжества жизни над смертью, у германцев и вовсе была священна. В любом случае, как бы ни вертели сей тотем, в результате все равно получалась тропинка, по которой жизнь плавно переходит в небытие и из небытия своими хитрыми путями возвращается обратно. Более того, в некоторых культурах, как, например, у коми, ель прямо почиталась как символ персонификации самой смерти. Ее нельзя было сажать возле дома, однако уже проросшую елочку не рубили, боясь накликать смерть на кого-либо из домочадцев. У многих народов долгое время существовала традиция устилать ветвями ели дом, в котором родился или умер человек, чтобы облегчить новорожденному или покойнику его первую или последнюю инициацию. Естественным образом ель очень часто связывали с обиталищем душ умерших и наделяли ее способностью как давать силы живым, так и отбирать их.

И, в общем, ничего удивительного нет в том, что ель стала символом праздника обновления. Называйте его как угодно – Зимний Коловорот, Коляда, Новый год, Рождество Митры, Диониса, Осириса или Христа, – в любом случае вы будете предполагать окончание старого и начало нового. Годовой цикл заканчивается и вновь начинается, за проводами следует неизбежная встреча, смерть рождает новую жизнь. Постепенно, ненавязчиво, но неуклонно день грядущий сменяет день прошедший, подобно тому, как незаметно меняет свою старую хвою на новую вечнозеленое деревце. Можно только удивляться тому, что вплоть до начала XVII века о нем, как о непременном атрибуте новогодних торжеств, не было практически никаких упоминаний.

Действительно, впервые мы встречаемся с новогодней елью в Эльзасе, в 1605 году: "На Рождество здесь устанавливают в домах елки, а на их ветви навешивают розы из цветной бумаги, яблоки, печенье, кусочки сахара и мишуру", – сообщает летопись. Имеет смысл предположить, что этот обычай был целиком протестантским. Мартин Лютер ввел настоящий канон украшения елки. Сама ель символизировала библейское древо познания добра и зла. Верхушку венчала "вифлеемская звезда", верхний ярус украшали яблоки, а следующий – евхаристические облатки. На ветви водружались горящие свечи как символ жертвенного горения жизни Христа. "И всякий раз, когда рождественское дерево расцветет в вашем доме, памятуйте, глядя на него, о грехах человеческих и искуплении их, о кожаных одеждах праведности, в которые одел вас Элохим, и о каплях крови сына Божьего, очистительной росой упавших на проклятую землю Иудеи", – писал Лютер в Магдебургском послании.

Но уже тогда появился и первый елочный шарик. Он был стеклянный, и сделали его в Тюрингии, а в XIX веке саксонские мастера-стеклодувы стали делать и более сложные елочные игрушки. Тем не менее, до середины XIX века обычай ставить в доме и наряжать к Рождеству елку не был повсеместным, общеевропейскую популярность он обретал медленно, причем знать оценила его раньше простонародья.

В России 20 декабря 1699 года Петр I постановил: "Наказанным быть тем бургомистрам, кто не будет устраивать на улицах действа новогоднего праздничного согласно государственной реляции". "Согласно государственной реляции" – это значит, во-первых, "лета исчислять" не с 1 сентября, как раньше, а "генваря с 1 числа, а не от создания мира, за многую розь и считание в тех летах"; а во-вторых, "после должного благодарения к Богу и молебного пения в церкви и кому случится и в дому своем, по большим и проезжим знатным улицам знатным людям и у домов нарочитых духовного и мирского чина перед вороты учинить некоторые украшения от древ и ветвей сосновых, еловых и можжевеловых... а людям скудным каждому хотя по деревцу, или ветве на вороты, или над храминою своею поставить; и то б то поспело, ныне будущего генваря к 1 числу сего года, а стоять тому украшению генваря по 7-й день того ж 1700 года. Да генваря ж в 1 день, в знак веселия, друг друга поздравляя Новым годом и столетним веком, учинить сие: когда на большой Красной площади огненные потехи зажгут и стрельба будет... каждому на своем дворе из небольших пушечек, буде у кого есть, из нескольких мушкетов или иного мелкого ружья учинить трижды стрельбу и выпустить несколько ракетов".

Таким образом, в России, в отличие от западных стран, ель с самого начала не имела никакого отношения к рождественским событиям, но целиком являлась атрибутом новогодних праздников, которые, как и сегодня, сопровождались фейерверком и производством всяческого шума и грохота...

Однако после смерти Петра елку у нас очень быстро забыли. И не вспоминали о ней почти сто лет. А в 1840 году случился настоящий бум. Дело в том, что немцы, жившие в России, своих обычаев не забывали, и они были наконец замечены русским обществом. Петербург охватил "елочный ажиотаж". О елках говорили в печати, их продавали на улицах, и случилось это во многом благодаря тому, что праздник Рождества в Европе становился все более и более светским, а наш Новый год никогда и не был церковным, хотя церковь отнеслась к затее с елкой благосклонно и ввела ее в атрибутику рождественских праздников. В любом случае, языческий обряд поклонения вечнозеленому дереву очень удачно трансформировался и вписался в общую картину празднования обряда перехода от одного года к другому.

В 1916 году елку постигла анафема: Синод запретил ее как вражескую, немецкую затею, а пришедшие чуть позже к власти большевики, видя в елке исключительно религиозный символ, негласно поддержали этот запрет. Лишь с 30-х годов елку снова возвели в ранг новогодней. В 1935 году она впервые появляется на детском новогоднем утреннике и после этого уж более никуда не исчезает из нашей жизни.

А что же Запад?

О, Запад – это совершенно отдельная тема. Там, помимо христианства и рождественских праздников с елочкой имени Мартина Лютера существует, как всем хорошо известно, еще один исключительный культ, который гораздо более популярен, нежели все прочие. Имя ему – политкорректность. Естественным образом политкорректность метнулась и в сторону рождественской атрибутики. В результате под Рождество в Европе, Америке и даже Австралии стряслось немало анекдотов. В основном они касаются либо Санта-Клауса, либо сугубо религиозных тотемов, которыми в лучших традициях лубочного католицизма украшают к празднику школы и госучреждения. Вот и елочке тоже досталось. Надо думать, ее дальнейшая история будет не менее увлекательна, чем предыдущая...

Ну а пока для большинства наших граждан Новый год немыслим без елки, равно как немыслимо без елки на Западе Рождество. Что, надо признаться, радует: приятно морозным долгим вечером посидеть у елочки с кружкой горячего глинтвейна и ласковым котом на руках. Ну какой, право слово, Новый год без елочки?

* * *

Кстати... между нашей новогодней и западной рождественской елками существует немалая разница. Для того чтобы убедиться в этом, достаточно придти на елочный базар и увидеть, насколько наши палочки по 150 руб. за метр отличаются от их елочек по 1000 руб. за метр. К сожалению, от нас с вами ни цена, ни выбор не зависит. Тут всё отдано на откуп природе, которая распорядилась: в России растет одна порода елок (Picea abies, то есть ель обыкновенная, кривая, разнолапая), в Европе и Северной Америке – другая (Abies nordmanniana, вроде как ель нормандская, глазу приятная). И специальная "ихняя" рождественская елка, выращиваемая в питомниках, создана именно на базе ели нормандской, каковой у нас, прямо скажем, не сады. Нет, они есть, конечно, но в очень смешных количествах. А на специальный питомник в России просто, как обычно, нет денег. Вот и продают у нас нормандские ели, словно с картинки сошедшие, по 1000 руб. за погонный метр – импорт все-таки.

Надо сказать, что ели сии очень долго сохраняют после рубки хвою. С одной стороны, это позволяет буржуям избежать после праздника долгой и муторной уборки, а с другой, вероятно, – распродавать остатки елок после Рождества в Россию, благо у нас праздники начинаются неделей позже.

В утешение тем, кто не может приобрести нормандскую ель: она гораздо менее ароматна, чем наша, кривая и разнолапая. Пару лет назад, поскребя по сусекам, я нарыла денег на импортную красавицу и... весьма в ней разочаровалась. Она – да – была красива. Но хвоей в квартире почти не пахло, и оттого сама елка не воспринималась как настоящая. А вот "неправильных" наших елок я не встречала никогда. Кривые, плешивые и просто голые, они не в пример страшнее нормандских, но щедры на аромат и настоящую лесную свежесть. А чтоб даже такую плохонькую елку красивой сделать – так на то человеку голова и дадена.

Ирина ОРЕНИНА |
Выбор читателей