|
"Yтро": Некоторое время назад Аркадий Вольский привел данные, согласно которым в российских регионах на местном уровне уже достаточно серьезно рассматриваются возможности пересмотра итогов приватизации. С чем это, на ваш взгляд, может быть связано? Что это: попытка "под шумок" переделить собственность, предвыборный ход или попытка поднять старое?
Игорь Юргенс: Я думаю, что в вашем вопросе содержится три элемента ответа и в каждом из них есть часть правды. Во-первых, кто-то запоздал с приватизацией и сейчас понял, что, используя административные ресурсы, можно что-то "отжать". Во-вторых, сами промышленники и предприниматели, в основном крупные, в свое время вовсю пытались привлекать силовые структуры для собственных разборок. Правоохранительные органы в этом поучаствовали, вошли во вкус и поняли, что может быть и им самим здесь что-то обломится. В-третьих, мы знаем по неустанной борьбе с оборотнями в погонах, что и в самих органах не все в порядке.
Это та часть, которая касается неправомерной деятельности в области передела. Но есть и большие вопросы, которые поднял, скажем, Земельный кодекс. Здесь настолько запутаны права собственности, настолько сложная система выкупа земель под предприятиями, которые по законам в начале 90-х уже были выкуплены, что открывается легальный и очень широкий путь к переделу, что тоже не очень здорово. Очевидная непроработанность такой огромной реформы дает для этого все основания.
Поэтому все три элемента ответов, которые вы наметили в своем вопросе, с нашей точки зрения, имеют место. Сказать, что ситуация сейчас радикализована до крайней степени, тем не менее, все-таки нельзя. Сдержанная позиция президента, в частности с ЮКОСом, показывает, что на вершине нашего политического Олимпа понимают, насколько пагубны резкие движения в этом направлении. В некоторых регионах обстановка в целом нормальная, хотя есть ряд претензий по конкретным случаям, которые мы разбираем.
Так, например, у меня есть обращения из страховых компаний, которые сигнализируют о том, что приватизация помещений под офисные здания, под штаб-квартиры страховых компаний оспаривается. Причем по законам не того времени, когда они были приватизированы, а по новым. Такого рода "ретроцессии" очень пагубны для бизнеса и абсолютно несправедливы.
"Y": Существует ли опасность того, что вытаскивание на свет "приватизационных грехов" станет массовым способом давления на крупные бизнес-структуры?
И.Ю.: Сначала политики поиграют на всех тонких струнах электората. При этом поиграют очень неумело и неуклюже. В качестве примера могу привести последнее высказывание спикера нижней палаты о том, что надо пересмотреть весь закон об обязательном страховании автогражданской ответственности. Страна 25 лет шла к этому закону, и очень трудно шла. Мы последняя страна в Европе, где нет обязательного страхования АГО. И таких "перегибов" на самом деле по целому ряду направлений возникает очень много в предвыборную эпоху.
Поддерживаемый очень многими во властных структурах г-н Райков говорит: "поставим бизнес и власть под контроль народа". Возникает вопрос, а где была страна все эти 12 лет, после того как образовалась "новая Российская Федерация", под властью кого она была? Одним словом, очень много логических несоответствий, к этому надо относиться спокойно, главное, чтобы это не было воспринято как импульс политического свойства и, в частности, как команда правоохранительным органам для начала собственной игры. Чтобы этого не произошло, нужно возвращаться к социальному контракту бизнеса и власти.
"Y": Вы сказали "социальный контракт". В двух словах, как лично Вы его себе представляете?
И.Ю.: Оговорюсь, что социальный контракт - не совсем точный термин, потому что "социальный" подразумевает, что это контракт только по социальным вопросам. Это просто заимствование практики единственного в истории договора между властью, бизнесом и профсоюзами, который в свое время в Англии во многом спас ситуацию. Социальный контракт, который союз неформально заключил с властью в 2000 году после прихода Владимира Путина на пост президента РФ, предполагал, что крупный бизнес не влезает в политику и рассчитывает на непересмотр итогов приватизации. Это было подтверждено двумя сторонами. Конфликт, который развился этим летом, бесспорно, показал, что контракт нарушен. С одной стороны, бизнес счел, что правоохранители стали переделывать рынок, причем задолго до того, как Ходорковский объявил о своих политических интересах.
За полгода до этого случая на встрече членов РСПП с президентом тот же Ходорковский докладывал президенту, сколько тратит крупная финансово-промышленная группа средств и времени на бесчисленные проверки правоохранителей и проверяющих органов. Президентом была дана команда эту практику упорядочить, прекратить и дать бизнесу возможность нормально развиваться. При этом было подчеркнуто, что если крупные компании с такой нагрузкой справляются, то "наши меньшие братья" (средние и малые предприятия) имеют катастрофические для их бизнеса последствия от такого "сотрудничества".
Я сейчас не берусь говорить по хронологии, кто первый нарушил контракт, но то, что произошел срыв, рецидив, это абсолютно очевидно. И как только ситуация несколько успокоится, мы вернемся к возобновлению правил "социального контракта" и выработки условий поведения с двух сторон. Я думаю, что это встретит понимание и власти, и бизнеса.
"Y": Имеет ли смысл провести сейчас полную амнистию, отсечение "приватизационных грехов" 90-х годов во избежание новых громких скандалов?
И.Ю. Есть несколько способов, в том числе законодательное ограничение по срокам давности пересмотра подобных дел. Мы бы хотели, чтобы 2000 год и стал бы тем самым рубежом, поскольку тогда на выборах президентом стал Владимир Путин, по новому смотрящий на многие вопросы. Это и стало бы пределом разбирательств. Есть, конечно, преступления, по которым срока давности нет. Если речь идет об убийствах, измене Родине и т.д., я думаю, что пересмотра в таких делах быть не может.
"Y": Возможно, сейчас сложно будет отличить одни преступления от других. Ведь не секрет, что в процессе приватизации было много различных моментов. Так, например, сегодня Пичугину хотят предъявить обвинение в двойном убийстве. То есть фактически под экономический вопрос хотят подвязать серьезное уголовное преступление, у которого, как вы уже говорили, нет срока давности. В результате это бросает тень на весь процесс вокруг ЮКОСа.
И.Ю.: Я бы не хотел вдаваться в подробности конкретного случая. Не могу выступать адвокатом Пичугина, хотя информация о применении в отношении Пичугина в ходе следствия психотропных средств крайне настораживает. Мы сейчас говорим с вами о принципах цивилизованных отношений между бизнесом и властью. В случае ЮКОСа эти принципы нарушены, причем нарушены в отношении той компании, которая в рамках нашей организации хотела показать всем пример по цивилизованному ведению бизнеса: по корпоративному управлению, этике, открытости и т.п. В отношении нее единовременно было возбуждено семь дел, причем, по-моему, большинство из них были прежде закрыты судебными решениями различных инстанций. Это все вызывает ощущение предвзятости. Однако я оставляю этот вопрос генпрокуратуре, и если с Пичугиным будет доказано, что он двойной убийца, то конечно суд присудит ему все, что нужно. Если суд не найдет состава преступления, то у нас есть большие вопросы к профессиональной квалификации прокурорских работников.
"Y": Что вы имеете в виду?
И.Ю.: По окончанию всех этих дел мы выйдем на вопрос о том, как надо использовать правоохранительные органы в отношении экономических преступлений. В том числе придется вернуться к вопросу, который поднимали президент и премьер-министр: стоит ли в таких случаях незамедлительно использовать заключение под стражу как меру пресечения. В ходе этого разбирательства, конечно, встанет вопрос и о профессионализме или непрофессионализме, ангажированности или неангажированости, объективности или субъективности Генеральной прокуратуры и других правоохранительных органов. До всего дело дойдет. Если не хватит объективности у отечественной Фемиды, то есть и международные судебные инстанции, к услугам которых все чаще прибегают российские физические и юридические лица.
"Y": Считается, что в планы Михаила Ходорковского входит продажа крупного пакета акций (вплоть до блокирующего) объединенной компании ЮКОС-Сибнефть крупному иностранному инвестору с целью защитить ее от посягательств со стороны государства. Как вы относитесь к возможности реализации подобных планов, и не несут ли они в себе скрытую угрозу потери государством контроля над природными ресурсами страны?
И.Ю.: Этот вопрос как политический, так и профессиональный. Я не являюсь ни политиком, ни профессионалом в области углеводородов. Просто могу сказать, что мировая тенденция слияний и поглощений и концентрации капитала - это тенденция необратимая. Если произошла сделка ВР и ТНК, то я не вижу причин, по которым абсолютно невозможна сделка между ЮКОС-Сибнефть с кем-то из крупных западных компаний. Будет ли это соответствовать национальным интересам или нет? Каким образом эта сделка должна быть формализована, надо ли государству вмешиваться в это или нет? Для этого есть инструментарий у государственных органов, задействованных в этой сфере, которые должны принимать соответствующие решения.
"Y": Каковы Ваши прогнозы относительно обстоятельств и сроков вступления России в ВТО?
И.Ю.: Переговоры сейчас вступили, скажем так, в более продвинутую стадию благодаря давлению с разных сторон: переговорщиков, нашего бизнес-сообщества, а также партнеров за рубежом, которые понимают нашу озабоченность. Они сдвинулись в сторону большего понимания нюансов российской позиции. Это видно по вопросу двойного ценообразования на энергоносители, по ситуации на финансовых рынках, по машиностроительному комплексу, сельскому хозяйству и авиации. Поэтому сейчас идет поиск баланса интересов России и ее будущих партнеров по ВТО. Крупнейшая страна, член "восьмерки" не может быть вне мировой торговли и системы ее регулирования, каковой является ВТО. Вот с учетом всех этих обстоятельств мне кажется, что мы продвинулись существенно. Темп переговоров был несколько потерян в начале года, в частности из-за довольно негибкой позиции Европейского Союза. Сейчас он ускорился, и я не видел бы непреодолимых препятствий для завершения этих переговоров в 2004 году.
"Y": Какие действия следует предпринять правительству с целью облегчения налоговой нагрузки на товаропроизводителя? Какими, на ваш взгляд, должны быть оптимальные ставки НДС и ЕСН, чтобы позволить предприятиям динамично развиваться и одновременно не допустить провалов в наполнении бюджета?
И.Ю.: С предпринимательской точки зрения, конечно, было бы хорошо снизить НДС и ЕСН. Я не хотел бы называть цифры, потому что ответственный предприниматель - это человек, который, безусловно, выслушивает обе стороны участвующие в споре. А противоположная сторона - это государство и бюджет, благодаря которому существуют образование, здравоохранение, армия. И это тоже очень важно. Поэтому мы выступаем за дальнейшее снижение ЕСН и НДС при грамотной работе со всем блоком, который включает социальную сферу. У нас есть сценарий, каким образом сделать так, чтобы сохранялась и социальная защищенность и, с другой стороны, часть нагрузки была снята с предпринимателей. Мы ведем переговоры с соответствующими комиссиями при президенте и правительстве, у нас есть заверения в том, что постепенно и ЕСН и НДС будут снижаться. Так что в общем мы удовлетворены ходом этой работы.
"Y": Существуют ли на сегодняшний день предпосылки для перетока средств из сырьевых секторов в обрабатывающие? Реален ли вообще такой переток в современных условиях?
И.Ю.: Как только цены на нефть снизятся, переток начнется очень быстрый и куда более заметный, чем сейчас. Крупные энергетические компании, крупные сырьевые структуры в настоящее время уже диверсифицируют свой бизнес довольно высокими темпами. Финансово-промышленные группы вкладывают деньги в разные сферы - от сельского хозяйства до средств массовой информации и телекоммуникаций. Как только среда кадровая и, в первую очередь, регулятивная, в ряде регионов созревает, туда сразу вторгается капитал, который принято называть нефтедолларовым или энергетическим. Поэтому говорить о том, что в России самое большое зло в голландской болезни, - глупость. У России есть нефтегазовый ресурс, который будет у нас еще 20 лет, и он будет по максимуму использован, и не надо здесь ничего делать искусственно. "Объединенные машиностроительные заводы", "Силовые машины", например, получают сейчас массу заказов от отечественных нефтяников, развивая тяжелое машиностроение страны во много раз быстрее, чем 3-4 года назад. И будут получать еще больше, станут успешно конкурировать с американцами, законодателями мод в этой сфере. У нас не так много человеческих ресурсов и капитала, чтобы сейчас ввести сверхналог на нефтянку и задушить ее. Сделать это лишь в угоду теоретической борьбе с голландской болезнью и в ожидании, что все побегут в хай-тек. Это очередной "большой скачок" и "опора на собственные силы". Так мы опять своими руками задушим курицу, которая несет золотые яйца. Диверсификация идет, и целый ряд отраслей это чувствует: от сельского хозяйства до бумагопроизводства.
Сказав все это, я не отрицаю, что правительство обладает 5-7 крупнейшими рычагами индикативного планирования и регулирования. Это и маневрирование налоговой системой, ставкой рефинансирования, экспортными и импортными пошлинами и квотами, таможенно-тарифные инструменты. Это нормальные рычаги нормального рыночного государства. Ими оно корректирует конъюнктуру, делая одни отрасли более привлекательными, другие - менее привлекательными, снимая сливки, где они есть, перебрасывая часть льгот туда, где надо развиваться. Только эти рычаги и должны применяться, но никак не внеэкономическое принуждение, окрик правоохранителей, национализация и что-либо другое.
Беседовал Максим Легуенко.