|
Начало новому направлению было положено в 1973 г. в одном из многочисленных кружков при Доме культуры Института Курчатова. Как водится, никто из основателей, включая главу студии Гедрюса Мацкявичюса, не знал, что спустя годы их детище станет знаковым для поколения 80-х и привлечет пристальное внимание теоретиков искусства. Это был один из тысяч самодеятельных молодежных коллективов с банальным названием "Ансамбль пантомимы".
Чуть позже проект был переименован в "Ансамбль пластической драмы" - разница между этими названиями принципиальная. Режиссер и труппа сразу поставили перед собой задачи, за которые еще не брался никто из деятелей отечественной культуры. Отринуть слово и передавать глубокие философские идеи, поэзию, живопись языком тела. Забыть о карикатурных позах пантомимы и стандартном наборе балетных па и искать совершенно новые средства выражения, привлекая элементы акробатики, народных танцев и драматическую жестикуляцию. Не замыкаться на исходном сюжете постановки, а как можно полнее воссоздавать атмосферу эпохи, чувства и мысли автора. Невозможно? Гедрюс Мацкявичюс доказал: возможно.
"Взгляд, жест, поза, едва уловимое движение тела "обнажают" человека неизмеримо больше, чем это могут сделать слова. Термин "пластическая драма", хотя и является неологизмом, наиболее точно определяет суть нашего театра, его спектаклей, драматических в своей основе, но построенных только на пластических средствах выражения", - объяснял режиссер через несколько лет, когда на спектакли началось паломничество зрителей. - Согласитесь, именно безмолвие сопутствует всем крайним, кульминационным моментам человеческой жизни". Некоторые критики называли все творчество Мацкявичюса одной большой режиссерской паузой, из которой зритель выносит для себя что-то новое и ценное.
О том, как труппа готовила постановки, расскажем на примере "Красного коня" - одного из самых известных ее спектаклей. Сценарий основан на живописи первой половины XX века - творчестве Петрова-Водкина, Дега, Тулуз-Лотрека, Мунка, Рериха... Популярность постановки - помимо художественных достоинств - объясняется в определенной мере еще и тем, что она появилась в то время, когда репродукции этих мастеров почти не издавались. Через весь спектакль проходит тема поиска музы, вечно манящей творца и вечно ускользающей.
Сценарий к спектаклю, как всегда, писал сам Гедрюс, но он вовлек в эту работу всех актеров. Труппе раздали разные картины, и каждый должен был написать по своей картине кусочек сценария. Такая работа вызывала огромный интерес и давала простор для фантазии - как режиссеру, так и артистам. Кроме того, под руководством профессиональных художников вся труппа дружно училась рисовать и читала специальную литературу об искусстве того периода.
Первый спектакль, сразу же принесший театру известность, - "Преодоление" 1975 г., о жизни Микеланджело. В движениях и позах артистов ожили не только картины и скульптуры великого творца эпохи Возрождения - ожили все метания его души, мучительный процесс творчества. Такого еще не видели ни искушенная Москва, ни, тем более, российская глубинка (впоследствии театр часто и с неизменным успехом ездил на гастроли). Потом были "Звезда и смерть Хоакина Мурьеты", "Вьюга" по поэме Блока "Двенадцать", "Блеск золотого руна", "Баллада о Земле", "Времена года", вышеупомянутый "Красный конь", "И дольше века длится день", где Мацкявичюс вместе с актерами блестяще выполнил задачу, казалось бы невыполнимую, - перевел серьезную философскую прозу Чингиза Айтматова на свой язык движений. Были и другие, столь же замечательные спектакли - мы просто не имеем возможности останавливаться подробно на каждом. Были гигантские очереди за лишними билетами, хвалебные рецензии критиков, восхищение коллег по театральному цеху и государственные награды.
Но сегодня, в день 60-летия Гедрюса Мацкявичюса, пресса и критики редко вспоминают о его театре. Как ни печально, популярность пластического искусства находилась в тесной связи с политикой. В годы, когда чересчур смелое слово грозило артисту множеством неприятностей, безмолвные действа Мацкявичюса легко обходили цензуру и были доступны широкой массе зрителей. Все изменилось, когда грянула перестройка и каждый получил возможность говорить все, что душе угодно, - с экрана телевизора, в газетах и на сцене. В начале 1990-х гг., после безуспешных попыток работать на коммерческой основе, "Театр пластической драмы" распался. А название самого жанра ушло со страниц специальных журналов - его заменил западный термин contemporary dance, который банально переводится на русский как "современный танец". Но времена меняются, и сейчас наша страна, а вместе с ней и зрители, вышли на новый этап развития. Свобода в театре стала привычной, со сцены звучат самые разные слова - и иногда, к сожалению, не блистают ни остроумием, ни глубокой мыслью. Может быть, скоро публика пресытится ими и снова захочет большой режиссерской паузы?