Сеанс ужаса с последующим разоблачением

Кто убил Бэмби? (Qui a tue Bambi?)
Франция, 2003
Режиссер Жиль Маршан
В ролях: Софи Кинтон, Лоран Люка, Катрин Жакоб

Молодая Изабель (Кинтон) проходит стажировку в навороченной больнице перед защитой диплома. Девушке покровительствует ее старшая кузина, медсестра Вероника (Катрин Жакоб). Изабель – ее полная противоположность: робкая и, вообще, "вся такая сложная и противоречивая", она склонна к головокружениям и спонтанным обморокам. Эти обмороки могут навсегда закрыть ей доступ в операционную.

По закону сохранения энергии рядом с таким беззащитным и неокрепшим существом обязан материализоваться маньяк – доктор Филипп, лучший специалист больницы и тайный врач-вредитель (Люка). Обладатель безупречного римского профиля и гипнотизирующе ровной мимики, он излучает классический шарм жестокого хирурга, всем своим видом олицетворяя торжество научных методов и неизбежность операции на головном мозге.

И то и другое поступает в его распоряжение в лице полуобморочной Изабель, которую он прозвал "Бэмби" за неумение твердо стоять на ногах. Еще она является "больной с синдромом Купера" – за выявленную им естественнонаучную причину этого трогательного неумения (какие-то там "дисфункции в среднем ухе").

За устранение злополучного "синдрома" методом неопасного вторжения в черепушку под общим, однако же, наркозом доктор Филипп берется с энтузиазмом то ли потенциального любовника, то ли душегуба. Хирург с холодноватыми манерами, чье бесстрастное лицо издалека напоминает череп, который вблизи трансформируется в холеную физиономию французского научного сотрудника, и пугает, и завораживает Бэмби-Изабель, превращаясь в двусмысленное наваждение – то ли кошмарное, то ли эротическое. Впрочем, Изабель, еще разок-другой упав в обморок, склоняется больше к "эротическому".

Ситуация осложняется тем, что по ночам, выждав, пока медсестры, зарядив капельницы и поменяв мочеприемники, убегут на танцульки, доктор Филипп возвращается в притихшую больницу. Он накачивает молодых пациенток мощным анестетиком, шепчет им на ухо "твинпиксовые" заклинания типа "твой пупсик вернулся" и "сейчас ты упадешь в бездну" и совершает с бесчувственными женскими телами некие действа, о которых камера целомудренно умалчивает.

Завороженная черепом-плейбоем Изабель, которая уже догадывается, кто таскает из сейфа анестетики и почему исчезла пациентка-китаянка, ложится под скальпель доктора Филиппа, но, очнувшись от наркоза, благоразумно сбегает из палаты. Поймав ее на дискотеке, доктор, потехи ради, предлагает отгадать приснившийся ему сон с помощью наводящих вопросов. Старый фрейдистский трюк: отвечающий говорит "да" или "нет", лишь исходя из того, на какой звук оканчивается вопрос – гласный или согласный. Таким образом тот, кто задает вопросы, невольно раскрывает свои тайные желания. Естественно, что во "сне доктора Филиппа" главной была Изабель.

Подшутив над Бэмби, доктор Филипп заявляет, что "со шлюшками не связывается", залепляет ей увесистую оплеуху в ответ на неловкую попытку поцелуя и гордо удаляется, а Изабель еще раз грохается в обморок, несмотря на удаленный из головы синдром, – намек, что в мозге олененка мрачного нейрохирурга интересовал не только пресловутый Купер.

Далее история развивается шизофренически: то ли доктор действительно чудовище, то ли Изабель продолжает видеть свой сон про страшного доктора Филиппа, покопавшегося у нее в мозгах. В финале, предварительно умертвив излишне любопытную кузину, доктор пленяет Бэмби, сажает ее в черный автомобиль и увозит в лес – на расправу. Очнувшись в машине, Изабель провоцирует ДТП и оказывается на темной поляне: вместе с доктором она стоит на краю ямы, в которой лежат два женских трупа. Теперь очередь доктора задавать наводящие вопросы: страшно ли ей, и действительно ли то, что она видит, кошмар? Получив утвердительные ответы, он сталкивает Изабель в могилу – в небытие. Изабель приходит в себя в салоне развороченной машины; рядом сидит умерший доктор Филипп. Титры.

Похоже, что в дебютном "Бэмби" "уже режиссер" Маршан реализовал то, что не получилось у Доминика Молла в артхаусном "Друге Гарри": историю, в основе которой лежит немотивированное зло, нельзя трактовать как психологическую мелодраму. Она остается безобидной драмой, не более того. Сюжет "Гарри" совершенно фриковый, но липкой шизофренической атмосферы, столь необходимой для хранения "отпечатка страха", в том фильме не было. Подробности истории рассеялись, и в памяти от "Гарри" остался какой-то мутный семейный анекдот.

Фокус в том, что "отпечатка страха" от "Бэмби" – несмотря на заявленный в афишах "триллер" – вы тоже не дождетесь, а вот с прилипчивой шизофренией у Маршана все в порядке настолько, что его дебют напоминает скорей не триллер, а замаскированный психотест на целостность зрительских мозгов. Собственно, вышеизложенный сюжет есть результат такого теста: по здравом рассуждении, все действия и образы в "Бэмби" нейтральны, но каким-то неконтролируемым образом, на автоматизме зрительского восприятия, они все время распадаются в "страшную историю". То, что Лоран Люка, вооружившись шприцем, с задумчивым видом нарезает круги вокруг спящих пациенток, не значит абсолютно ничего. Но если мы досочиним к этому кружению замыслы маньяка, а не заботливого доктора, безобидное действие обретает страшный смысл. Таким образом Маршан маскирует нейтральность эпизодов зрительским отпечатком страха, формально отсутствующим в фильме. Получается искусно организованная пустота, которую наше воображение пытается населить "ужасным", как старый изученный шифоньер – скелетами. Режиссеру, как и доктору Филиппу, остается лишь саркастически хихикать, выслушивая наши недоуменные вопросы – а где тут, собственно говоря, хоррор-то? Так ведь вы и сказали "хоррор", уважаемый... Бэмби-то никто не убивал!

Не показывая зрителю "ужасного", Маршан провоцирует изобретать "ужасное", как в той самой игре по отгадыванию "интересных снов". Но самое коварное, что в финале этой "угадайки" зрителю так и не объяснят, по какому принципу формируются режиссерские ответы. Оригинальный страшный триллер, за билет на который заплачено две сотни честно заработанных рублей, никак не сочиняется. Отсюда – предсказуемая фрустрация у невпечатлительных и психически здоровых зрителей, у которых эффект "хоррора" возникает при условии почти силового воздействия образов на организм. Таким "Бэмби" смотреть бессмысленно.

Из-за этой обманки дебют Маршана получил холодный и недоуменный прием у критиков. Критики – народ циничный и насмешливый, а цинизм – один из видов здравомыслия. Для здравомыслящего человека, которого сложно впечатлить, история Бэмби тривиальна, а разведенные вокруг этой истории пляски режиссерского эстетизма – претенциозны, не более того. Из всего этого вытекает логичный приговор в "режиссерской вторичности" "Бэмби". По отношению к Дэвиду Линчу прежде всего.

Не верьте этим критикам. Маршан, конечно, не скрывает своих ученических симпатий и активно использует линчевские приемы, нагнетая в мизансцены той самой линчевской тревожной пустоты. Но никто при этом не заметил, что в виде Бэмби, которая сочиняет в гулких больничных коридорах страшную историю про доктора Филиппа, Маршан выводит модель линчевского зрителя – зрителя "страшного кино", впечатлительного простофилю, боящегося собственной тени и уверенного в существовании чудовищных глубин в дождевой луже, если рассматривать эту лужу очень пристально. Можно сказать, что таким вот терапевтически наглядным способом – показывая зрителю его самого, – Маршан вылечивает нас от жутковатого линчевского гипнотизма. И – преодолевает Линча.

Помимо реверансов Линчу, киноман Маршан вполне предсказуемо не забывает и Хичкока. Но если у фрейдиста и материалиста Хичкока финальное научное объяснение тайны снимало ужас подсознательного, а у профессионального шизофреника Линча объяснение превращается в дурную бесконечность с попутной дезориентацией реальности, то в "Бэмби" объяснений вообще никаких не требуется, потому что и тайны, извините, никакой нет: доктор Филипп – одинокий мужик-хирург, Изабель – дуреха-практикантка. Пококетничали, сыграли в жмурки, попали в ДТП.

С "тайнами" Маршан вообще обошелся иронично: Изабель, пытаясь разгадать доктора Филиппа, пробирается в его кабинет и вскрывает ящик рабочего стола. Однако вместо вещдоков и намекающих фрейдистских улик, она обнаруживает дурацкий мусор – не очень, конечно же, уместный в кабинете нейрохирурга, но мусор, который положительно никак нельзя истолковать, хоть тресни. Вот вам и пресловутый "закрытый ящичек подсознания" – набор бессмысленных предметов, извлеченных доктором Филиппом из мозга практикантки Изабель, не более того. У Хичкока каждый такой "необъяснимый" предмет наделялся бы уникальной для сюжета символической функцией с последующим ее разоблачением. Линч сфокусировал бы поочередно на каждом предмете максимум нашего внимания, но многозначительно ничего не объяснил. У Маршана – это просто мусор. Забыть и выбросить. Подсознания нет. Психоанализ отдыхает. Нет, критики положительно недооценили этот фильм.

"Кто убил Бэмби?" фиксирует конец эпохи тайного и подсознательного в истории страшного кино. Зритель пошел насмотренный и хитрый, испугать его на "триллере" становится все сложнее. Мусорным бачком с надписью "подсознание", бракованным зеркалом шизофрении и прочими "ящиками Пандоры", сколоченными в прошлом веке, его уже не прошибешь. Вообще-то история Бэмби и не собирается никого прошибать. Но Маршан сделал действительно странный фильм, в котором само отсутствие тайны способно вызвать тревогу и страх. Это предельно формалистское произведение, в котором все вопиюще плоско, все на поверхности, ничто не оттенено. И если уж с чем сравнивать "Кто убил Бэмби?" с его бесстрастной камерой, исследующей больничные лабиринты, в которых люди-функции играют не в психологические мелодрамы, а в странные логические игры, – то не с Хичкоком и Линчем, а с "Прошлом летом в Мариенбаде". Невинные уши Бэмби, выслушивающие ответ на несуществующий вопрос, растут именно отсюда.

Просто Жиль Маршан слишком уж опережает свое время, радикально отказывая священной корове подсознания. Однако интуиция подсказывает, что в грядущую "эпоху Бэмби", которая сменит "эпоху намеков и невысказанного", ужас будет чистым, безусловным образом, как у древних греков в их трагедиях или в современных японских ужастиках, которые никак не могут сымитировать в западном кино (один из них, "Проклятие", скоро пойдет в российском прокате, кстати говоря). Так что, несмотря на все дебютные издержки, "Бэмби" – очевидное преддверие нового типа триллера. Настоящего, без скидок, триллера, который еще не снят. А покамест зритель – тот самый олененок с обмороком, а Фауст-маньяк – его нейрохирург и режиссер.