Поговоримте по-беларуски, Дзмитрый…

Александр Лукашенко проявил законодательную инициативу в области языкознания, поручив министру образования Белоруссии Александру Радькову и его ведомству разработать новые правила орфографии и пунктуации. В соответствии с заявлением пресс-службы президента Белоруссии, реформа, в числе прочего, коснется и имен собственных. Так, предполагается Змицер заменить на Дзмитрый, Микола на Микалай. Чтобы лучше понять комплекс проблем, связанный с реформированием языка, разберем этот частный случай на примере русского языка.

Последнее время вокруг имен собственных возникла некоторая путаница, замешанная на идеологии. Возьмем, к примеру, этнонимы и топонимы. С тех пор, как Эстония заставила нас писать Таллинн вместо Таллин, бывшие советские республики словно с цепи сорвались. Все чаще звучат требования, в знак уважения к соседям, использовать в русском языке вместо привычных "Белоруссия", "Молдавия", "на Украине" политкорректные формы "Беларусь", "Молдова", "в Украине". Есть даже предложение вместо "Грузия" говорить "Георгия".

Имена собственные, каковыми, в частности, являются географические названия – неотъемлемая часть любого языка. Если мы говорим по-русски, то вынуждены говорить "Белоруссия" и "белорус", впрочем, так же, как и "Грузия" - "грузин", а не "Георгия" - "георгин". Вместе с тем в русском языке существует множество разговорных форм имен собственных, однако это не повод официально заменять на бумаге мало употребляемое в речи Всеволод на Сева, Дмитрий на Дима или Димон, Владивосток на Владик, а Санкт-Петербург на Питер.

И все же, прежде чем решиться, пусть даже на осторожную оценку предстоящей реформы, посмотрим, как обстоят дела с национальным языком и письменностью в других постсоветских республиках.

С проблемой национального языка столкнулись все независимые государства, возникшие на руинах СССР. Кстати, готовилась соответствующая реформа в начале 1990-х и в Белоруссии, однако Лукашенко, придя в 1994 г. к власти, счел этот вопрос недостойным внимания и заморозил на 12 лет.

К сожалению, практически повсеместно реформаторы опирались на свои политические амбиции, а не на закономерности развития конкретного языка. Часто без внимания оказывались очевидные трудности, связанные с обучением населения. Так, например, в Туркменистане и Узбекистане, где национальные языки переведены на латиницу, многие госслужащие, обязанные составлять документы в соответствии с новыми правилами, до сих пор испытывают трудности с письмом, не говоря уже о том, что они не всегда располагают списками терминов, заменяющих попавшие в немилость русские заимствования. Наибольшую последовательность в этом вопросе проявил Туркменбаши, который велел даже календарь перевести на туркменский язык.

Знаменательно, что почти везде реформа письменности и языка разрабатывалась наспех, без учета существующего опыта родственных языков и лингвистических законов. Изобретенные таким образом велосипеды выглядят довольно нелепо. Так, инициаторы перехода туркменского, узбекского и азербайджанского на латиницу в 1990-х взяли за основу Яналиф ("новый алфавит"), разработанный, исходя из замысловатых стратегий советских идеологов, в течение нескольких месяцев в 1923 году. А наиболее удачную и адаптированную к тюркской фонетике разновидность латиницы - новотюркский алфавит, - используемый для близкородственного турецкого языка, фактически проигнорировали.

Интересен также опыт реформы на Украине. Здесь законодатели стремились добиться максимального отличия от русского языка путем механической замены "русских" слов "украинскими". К сожалению, они пропустили тот факт, что большое количество одинаково звучащих по-русски и по-украински слов обусловлено тем, что оба языка входят в одну группу и в течение почти 350 лет являлись частью одной культурно-политической общности.

Так, скажем, слово "галстух" или "галстук" было импортировано при Петре из Голландии в Россию и, следовательно, появилось одновременно в русском и украинском. Реформаторы современного украинского языка посчитали, что такой важный предмет не может называться "русским" словом, и теперь галстук называется по-украински "краватка". Любопытно, что "краватка" заимствована в польский язык (почти все украинские заменители русских слов взяты наобум из безотказного польского) из саксонского при короле Августе – друге и союзнике Петра.

Теперь вернемся к белорусскому языку. Если бы реформой руководила белорусская оппозиция, то она бы развивалась по украинскому сценарию "ополячивания". Сложные взаимоотношения Лукашенко с оппозицией сыграют, по-видимому, на этот раз положительную роль. Президент Белоруссии вряд ли станет повторять ошибки патриотически настроенных реформаторов украинского, узбекского и туркменского языков, просто потому, что это было бы на руку оппозиции. По этой же причине можно не опасаться перехода на существующий уже несколько веков белорусский вариант латиницы – lacinka.

Видимо, как всегда, белорусам предстоит идти своим путем. Скорее всего, после реформы белорусский станет ближе к народу и дальше от интеллигенции. Почему бы и нет? Ведь пользовалась в свое время заслуженной популярностью кухонная латынь, будет и кухонный белорусский.

История вопроса, или на чем говорят в Белоруссии

Переломным моментом в истории восточнославянских языков можно считать конец XIII в., когда восточные и северные русские княжества попали в зависимость от Орды, южные и западные вошли в состав Литовского княжества, а после польско-литовской унии 1569 г. стали частью Польши. Именно в XVI – XVII вв., когда территория Белоруссии входила в состав Речи Посполитой, и сложился белорусский язык.

До конца XVIII в. административным языком на территории Белоруссии был польский, а после присоединения ее к России, в результате трех разделов Польши Россией, Пруссией и Австрией, административным языком стал русский. Необходимости в грамматическом оформление "мовы" деревенского населения Западных губерний империи никто не усматривал. Только в начале 1910-х, в результате повсеместного подъема национального сознания, встал вопрос о составлении грамматики белорусского языка.

В 1920-х гг. на территории Западной Белоруссии, вошедшей по Рижскому договору в состав Польши, Бронислав Тарашкевич разработал грамматику белорусского языка, получившую название "тарашкевица". В БССР была создана альтернативная грамматика, существенно отличавшаяся от буржуазной "тарашкевицы", а последняя была запрещена. Советская версия белорусского языка была утверждена Указом Наркомата Просвещения в 1933 г., и получила, в свою очередь, название "наркомовка".

С дополнениями 1957 г. "наркомовка" остается до сих пор официальным языком Белоруссии. Именно ее изучали и продолжают изучать белорусские школьники. "Тарашкевица" же является языком оппозиции и одновременно ее символом. Оппозиционно настроенные издания, такие, как, например, "Наша нива", названная в честь выходившей в 1906 – 1915 гг. подпольной газеты Белорусской социалистической громады, также пользуются "тарашкевицей".

И, наконец, существует третья разновидность белорусского языка – "трасянка". Это смесь русского и белорусского, которым пользуется преобладающее большинство населения, в том числе сам Александр Лукашенко, когда-то заявивший, что по-белорусски нельзя выразить "что-либо важное или возвышенное".

По данным проведенного в 2005 г. социологического опроса, 56% граждан Белоруссии поддерживают принятый в 1995 г. закон о придании русскому языку, наравне с белорусским, статуса государственного. 20,1% считают, что такой статус должен быть только у белорусского, а 11,2% - только у русского.