"Yтро": Николай Арнольдович, Вы – герой афиш, известный во всем мире музыкант и общественный деятель, преподаватель Московской консерватории. Как Вам удается все успеть?
Николай Петров: Знаете, я никуда не тороплюсь. Мне действительно вполне хватает времени и на то, чтобы сделать огромное количество программ, и уделить внимание Академии российского искусства, где я являюсь президентом, и не забывать о своем Международном благотворительном фонде.
Фонд мы открыли 1 октября 1998 года, как раз после дефолта. Представьте себе удар боксера новорожденному дитяти прямо в челюсть, знаете, такой хук снизу. Вот что для нас был дефолт. У меня есть достаточно много друзей среди финансистов и бизнесменов. И когда я в свое время поделился с ними идеей создания Фонда, эти люди обещали золотые горы. А после того как бахнул дефолт, мы опять начали с нуля. Может быть, мы вообще не должны были начинать.
Я не причисляю себя к числу везунчиков, но все то, что мне приходится делать, я обязан делать до конца. Мы все-таки нашли достаточное количество хороших людей. Но нам очень трудно, потому что мой Фонд абсолютно чист. У меня нет посредников, у меня запрещены банкеты, запрещены зарубежные выезды. Я не принимаю никаких предложений, когда говорят: "Мы вам дадим 100 тысяч, а вы нам – вернете 40 тысяч обратно в виде "отката". Я так воспитан. Я никогда не воровал, и мне претит вести благотворительную деятельность бандитскими методами.
При этом в нашем Фонде есть правило: труд любого музыканта должен быть обязательно оплачен. Мы, например, организовали в Екатеринбурге вечер наших стипендиатов, и каждый из них получил за выступление по 100-125 долларов. Это, конечно, не тысяча долларов, но, тем не менее, дети знают, что они играли у себя дома и им за это заплатили. А знаете, какая стипендия в Московской консерватории? Чуть ли не 100 рублей, ну, может, чуть больше, но все равно очень маленькая.
"Y": Ваш Фонд – международный. Есть ли среди участников зарубежные меценаты или спонсоры?
Н.П.: Конечно, у нас есть люди из-за рубежа. К сожалению, многие иностранцы, попав в Россию, очень быстро осваивают этот наш знаменитый "братковый почерк". К счастью, к нашим непосредственным компаньонам это не относится.
"Y": Многие музыканты помнят свое первое выступление и первые заработанные деньги. Расскажите, как это было у Вас.
Н.П.: Первый раз я вышел на сцену в 1950 году. Это был отчетный концерт Центральной музыкальной школы, где я учился в подготовительном классе. Моя ныне покойная матушка даже сохранила программку этого концерта. А играл я "Шуточку" Дмитрия Кабалевского. Мое первое публичное выступление было в Большом зале Московской консерватории. Но я считаю, что справедливее отсчитывать юбилейную дату с того момента, когда состоялся мой первый настоящий концерт – с публикой, с продажей билетов и с получением гонорара. А было это летом 1962 года, на Рижском взморье, в Летнем театре Юрмалы. Один из знаменитейших патриархов филармонической деятельности Филипп Шверник, который был дружен с моим профессором Яковом Израилевичем Заком, предоставил мне сцену для обыгрывания конкурсной программы. За этот концерт я получил 10 рублей. Я прекрасно помню эту красную бумажку – первые в жизни деньги, заработанные своим трудом. Было это сорок лет тому назад. Вот с этого времени я и веду отсчет своей концертной деятельности.
"Y": Ваш дед Василий Родионович Петров – выдающийся русский бас, пел в Большом театре с Федором Ивановичем Шаляпиным. Ваша бабушка была пианисткой. Вас формировала эта среда?
Н.П.: Скорее, к чему-то обязывала. Моя бабушка Евгения Николаевна Петрова, окончившая Московскую консерваторию с золотой медалью по классу фортепиано, была моим первым педагогом. Так как в детстве я обожал всякие детские развлечения с рогатками, с плаванием, с беганием по лесу и был чрезвычайно непоседливым и упрямым ребенком, мне трудно было усидеть за нелюбимым тогда инструментом. Рояль мешал многим приятным развлечениям.
"Y": Николай Арнольдович, у Вас на Остоженке есть уникальный инструмент. Это фирменный российский рояль?
Н.П.: Есть замечательная немецкая фирма "Зейлер", но, подчеркиваю, замечательная не потому, что у меня стоит рояль этой фирмы, а потому, что сам по себе рояль замечательный. "Зейлер" – старая фирма, ей 150 лет, но она не столь известна, как "Стенвей", "Бехштейн" и "Ямаха". Я был на фабрике "Зейлер" и увидел великолепнейших специалистов, роскошнейшие материалы, с которыми они работают. Я увидел вереницу роялей и попробовал играть как минимум на 50-60 инструментах. Там я понял, что и рояли, и пианино фирмы "Зейлер", вне зависимости от того, являются они концертными или не концертными, все очень хорошие. А кроме всего прочего, в Германии есть гибкая и умно отработанная система скидок.
Кстати, я считаю, что Московская филармония, которая находит 130 тысяч долларов для того, чтобы купить один "Стенвей", лучше бы потратила эти же деньги на четыре "Зейлера". Эти рояли, поверьте мне, будут ничем не хуже "Стенвея".
"Y": На каком рояле Вы предпочитаете заниматься дома?
Н.П.: На разных. У меня дома пять инструментов. В Москве стоит лично мною привезенный из Японии рояль "Ямаха". Есть и "Зейлер", который мы получили в дар от немецкой фирмы. На этом рояле мы проводим наш фестиваль "Музыкальный Кремль". На Остоженке у меня есть очень хорошее концертное пианино фирмы "Бехштейн", а на даче стоит кабинетный "Стенвей" и "Ферстер".
"Y": В последнее время в России сложилась тревожная ситуация с дирижерами симфонических оркестров. Многие иммигрируют, многие умерли...
Н.П.: Сейчас мы переживаем катастрофическую ситуацию. Весь резерв дирижеров фактически уже сгорел. У нас такого понятия как дирижерское преподавание больше нет – преподавать некому. Умер последний великий преподаватель Илья Александрович Мусин. Ни один из дирижеров, которые обосновались на Западе, зарабатывают большие деньги и пользуются почетом и уважением, не приедет за 5 тысяч рублей преподавать в Московскую консерваторию. Надежда на то, что к нам приедет преподавать Лорин Мазель, Клаудио Аббадо или Джулинни, при тех условиях, которые мы предлагаем, тоже весьма слаба... Зато пианистов в России сейчас выпускается в пять раз больше, чем требуется международному рынку.
"Y": Есть ли проблема с симфоническими оркестрами?
Н.П.: В Москве сейчас 38 симфонических оркестров, из которых настоящих, может быть, всего 6-7 полностью укомплектованных, а остальные – это просто сборная солянка. В Москве человек 300 "бродячих музыкантов" (свободных художников), которые мигрируют из одного оркестра в другой. В этом явлении тоже есть свой негативный момент.
"Y": Известно, что кроме благотворительного фонда Вы являетесь организатором фестиваля "Музыкальный Кремль". Какова идея фестиваля и кто его участники?
Н.П.: Я считаю, что у нас в стране разработана сейчас система уничтожения талантливых деятелей культуры. Коррупция полностью, с головой, руками и ногами, влезла в область культуры и искусства. В связи с этим очень большой процент музыкантов оказывается за бортом, хотя они значительно талантливее и перспективнее тех людей, за которых ратуют либо коррумпированные педагоги, либо коррумпированные члены жюри. Поэтому основная задача, которую я провожу в жизнь с самого первого фестиваля, – не просто помощь и поддержка талантливой молодежи, но еще и обнаружение этой талантливой молодежи не только в Москве, но и в регионах. В этом году я совершенно случайно получил две видеокассеты незаурядного, на мой взгляд, пианиста. Зовут его Тамерлан Курбанов, ему 30 лет, и он работает в каком-то музыкальном училище в Поволжье. В свое время он не смог пробиться на международных конкурсах. Сейчас я попробую помочь Тамерлану и приглашу его на фестиваль. Есть очень интересный польский музыкант, которого я патронировал в прошлом году и продолжаю патронировать, – это пианист Ян Кшиштоф Бройя, на мой взгляд, интереснейшая фигура. В этом году я пригласил на фестиваль очень интересного пианиста из Франции Марка Ляфоре. А с Александром Гиндиным, великолепным, умным и аристократичным в своем творчестве пианистом, мы сыграем все концерты Рахманинова на двух фортепиано.
"Y": У Вас в репертуаре есть все концерты Рахманинова. Когда можно будет их услышать? И как Вы работаете над программой?
Н.П.: Все концерты Рахманинова будут исполнены этой осенью. Во время работы над программой я все время переключаюсь, перебрасываюсь с одного на другое... Я, кстати, против того, чтобы играть на рояле по 8 часов в день, вцепившись в один и тот же нотный текст. Я считаю, что гораздо лучше и полезнее идти от общего к частному, чем от частного к общему. Но у каждого музыканта свое видение.
"Y": А концерты Баха сыграны уже все?
Да, все. Их всего 14. А вообще у меня сейчас в репертуаре 80 концертов с оркестром.
"Y": С какими оркестрами Вы сейчас репетируете в России?
Н.П.: Мне предстоит играть с оркестром Московской филармонии и с Госоркестром Горенштейна, оркестром Рудина "Музыка ВИВА" и "Молодой Россией". Мой рахманиновский абонемент начинается с ноября.
Интервью подготовила Анна Благовещенская.