|
"Yтро": Александр Гельевич, нынешней России "несказанно повезло" оказаться в фазе великих внутренних перемен как раз в тот момент, когда остальной мир встал у некой переходной черты, с которой одни страны шагнули в постиндустриализм, а другие осваивают индустриальную экономику. Какой выбор должна сделать, на ваш взгляд, Россия, каким путем пойти? В правильном ли направлении мы идем сейчас?
Александр Дугин: Вы правы, сейчас идет бурный процесс смены социально-экономического уклада в целом ряде стран. Так, например, Америка живет в условиях постмодерна, когда фактически преодолен качественный барьер между индустриальным и постиндустриальным обществом. Это выражено в занятости более 70% населения в третичном секторе, то есть в различных непромышленных сферах: финансы, услуги и т.п. Сельское хозяйство, например, для американской экономики фактически рудимент. С экономической точки зрения оно является убыточным и существует исключительно как некий музей, не имеющий прямого отношения к экономике.
"Y": А как же "ножки Буша", заполонившие "третий мир"?
А.Д.: К экономике это не имеет никакого отношения – это игра. Это производство брендов, знаков. Американская экономика – это, как пишет Жан Бодрийяр, семиургическая экономика. Она производит знаки, которые ничего не обозначают. "Ножки Буша" – такой же знак. Сельскохозяйственный сектор минимально поддерживается ради сохранения социального баланса. Американская же промышленность в большинстве своем перенесена в другие страны, в самих США работает только военно-промышленный сектор. Стратегическая мощь Америки и финансовая модель экономики постиндустриального общества, базирующаяся в основном на рынке ценных бумаг и биржах, неразрывно связаны и определяют доминирование США в мире.
Далее, существует т.н. "высокий модерн" европейской зоны. Там модернизация производства подошла вплотную к постиндустриальному уровню, но еще не перешагнула его. В этом, кстати, и состоит отличие доллара, который является валютой постмодерна, от евро, являющегося валютой высокого модерна. Европейская экономика гораздо более консервативна, нежели американская. Там значительная часть населения продолжает трудиться в промышленности, в производстве товаров и услуг. Процесс делокализации не завершен; объем финансового сектора и денежных спекуляций на европейских биржах намного уступает американскому. Таким образом, Европа находится в состоянии перехода от высокого модерна (или высокой индустриализации) к постидустриальному обществу.
В таких странах, как Китай, Турция, Южная Корея, Малайзия или Тайвань, в настоящий момент процесс модернизации только идет. Сейчас они переходят от состояния ранней модернизации к средней модернизации. Но в этом они еще сильно отстают даже от бывшего Советского Союза. Что касается Китая, то он сумел очень грамотно воспользоваться либеральными моделями для усиленной, почти мобилизационной модернизации через использование специфики психологии и трудовых навыков народа. Страны этого региона сочетают в себе элементы бурно развивающегося модерна, стремительно проходящего начальные и промежуточные стадии, с точечными полюсами постмодернизации и большими секторами "девственного" предындустриального уклада. Причем идет эта индустриализация самыми быстрыми темпами.
И все же китайская экономика – это индустриальная экономика, она бурно развивается, но ей пока еще очень далеко до высокого модерна, в котором находится Европа. А вот что касается постмодерна американского типа, то это еще большой вопрос, придет она туда или нет. Не факт, что туда придет даже Европа. Дело в том, что переход к постиндустриальному обществу – это не количественный показатель, а качественный. Мы, например, можем еще измерить индустриализацию, поделив ее на начальную, среднюю и высокую – это количественные показатели. Но вот дальше, когда происходит (или не происходит) переход в постиндустриальное общество, начинаются очень тонкие процессы. Советский Союз развалился из-за того, что так и не смог преодолеть эту черту. Мы довольно успешно подошли к высокому модерну, шли ноздря в ноздрю с Америкой и Европой, но мы были категорически не готовы к постиндустриальному вызову. И до сих пор к нему не готовы.
"Y": Какое место занимает во всех этих глобальных процессах современная Россия?
А.Д.: Россия шла по пути модернизации весь XX в. и достигла очень высоких результатов, хотя и слишком дорогой ценой. Мы так и не смогли разработать модуль перехода к следующей фазе. Мы уперлись в потолок и решили форсировать переход от развитого индустриального общества к постиндустриальному через взаимодействие с Западом, то есть опершись на внешний модуль. Но мы совершенно не учли геополитику и разницу в развитии, в результате чего потерпели чудовищный крах. Поэтому при упоминании фамилии Горбачева у многих рука "тянется к пистолету". Пока Горбачев и Ельцин не осуждены и не наказаны, мы не можем говорить всерьез о российском обществе и его перспективах, о новом статусе экономики. Когда-то эти люди нам сказали: прыгайте сюда. Мы прыгнули – и попали в бездну. Подойдя к барьеру высокой модернизации, вместо перехода к постиндустриальной парадигме получили полный кошмар.
Сейчас у нас идет процесс архаизации раннеиндустриального периода. То есть мы пали ниже той точки, где уже были. В России просто нет экономики. Это парадокс: экономический рост есть, показатели неплохие, но вот экономики как таковой нет. Мы не вписываемся ни в один известный процесс развития. У нас остаются обломки экономики высокого модерна, которые еще шевелятся в секторе ОПК... Но ОПК не может существовать отдельно от экономики. Когда нет никакого индустриального производства, никакой реальной работы, а есть только ее имитация, такой ОПК долго не просуществует. Можно профинансировать один корабль, построить несколько единиц вооружения, запустить спутник, но реальную мощь российской армии обеспечить таким образом нельзя.
Мы живем внутри катастрофы и не желаем понимать этого, мы обманываем себя и друг друга и тем самым усугубляем собственное положение. Россия сегодня является объектом экономической колонизации как со стороны постмодерна США, так и со стороны высокого модерна Европы, а также и со стороны развивающихся экономик Азии. Китайцы закупают наши природные ресурсы для того, чтобы заниматься модернизацией собственной экономики, а европейцы – для того, чтобы основывать на ней экономику высокого модерна. Американцы же пытаются контролировать все это через политические инструменты, для того чтобы с высоты своего постиндустриального общества управлять планетой. И во всех вариантах Россия выступает как экономический объект, а не субъект.
"Y": Но почему же тогда принято считать, что мы находимся сегодня в фазе экономического и политического роста?
А.Д.: Кошке тоже кажется, что дом, где она живет, – это ее дом, но на самом-то деле это дом ее хозяев... Мы, как аборигены, продаем свои природные ресурсы и куда при этом вкладываем вырученные деньги? В "Рублевку", в особняки, в заграничные поездки, в офшоры и чужие банки. Мы не вкладываем ни одной копейки, полученной за наши ресурсы, ни в один из планов по реальной модернизации экономики, не говоря уже о постмодернизации. Мы просто проедаем и пропиваем то, что дано нам Богом и оставлено историей прежних поколений.
"Y": Утраченного, к сожалению, не вернешь. Давайте поговорим о "светлом будущем": существует ли у России какая-то собственная модель развития или нам нужно идти уже проторенным путем?
А.Д.: Конечно же, у России, как и у каждого народа, есть своя модель развития. И каждый народ учитывает свои национальные особенности, так или иначе трансформируя свое хозяйство. Существует и американский, и европейский опыт, я уж не говорю про восточный. На самом Западе есть два пути экономического развития: англосаксонский и германо-японский. Каждый ищет и находит свои пути к экономическому развитию. Поэтому речь не идет о том, учитывать национальную специфику или нет – она учитывается всегда. Но когда либералы говорят, что у нас такой же путь, как и у других развитых стран, создается впечатление, что все они (страны) идут одним путем. На самом же деле все находятся на разных этапах экономического развития, идут с разным ритмом и подчас в разных направлениях, так как экономическое развитие обратимо. Опыт Советского Союза показывает, сколь обратимой может быть модернизация экономики. Сначала мы были в одном состоянии – и вот, пожалуйста, в другом. В худшем. А если регресс экономики возможен, то любое развитие относительно.
"Y": Так ведь Советский Союз изначально пошел отличным от других путем. Вспомните 1917 год. Видимо, ориентиры были сбиты уже тогда...
А.Д.: Почему сбиты? Мы осуществили модернистический рывок. Потом потеряли его энергию.
"Y": Так, может, причины этой потери были заложены уже "на старте".
А.Д.: Почему же? Вот китайцы совершили этот же самый коммунистический рывок, но потом преобразили его в новую, адаптированную к современным вызовам модель.
"Y": Но китайцы, особенно сейчас, во многом перенимают именно евроатлантические базовые принципы развития, которые в той или иной степени использует весь развитый мир.
А.Д.: Мы бы тоже могли перенять, только сохранив при этом под контролем собственную экономику и не утратив геополитическую идентичность. Они сохранили целостность, стратегический контроль и поставили экономическое развитие на базу национальных идей. Мы же при Горбачеве от этого отказались.
Дело в том, что каждое государство экономически развивается по-разному. Кстати, не исключено, что сама Европа в ближайшее время тоже переживет кризис, и возможно даже, что она тоже так и не сможет перейти в постмодерн. Не факт, что со своим постиндустриальным развитием справится и сама Америка. Не секрет, что чрезмерное развитие финансового сектора грозит катастрофическими последствиями для экономики США, поскольку соотношение абстрактной (финансово-биржевой) и реальной экономики, обеспеченной товарами и услугами, в самой Америке настолько диспропорционально, что доллар, по сути, не представляет из себя ничего. Это валюта, которая не имеет товарного или ценностного покрытия, это геополитическая глобалистская валюта.
В целом же, никем не доказано, что путь, которым идут одни страны, лучше или хуже пути, выбранного другими. Ни один путь не является универсальным для всех. Поэтому России есть о чем задуматься. Например, о логике экономического развития. Однозначно ли хорошо двигаться от индустриального общества к постиндустриальному? Является ли такая логика развития универсальной? Конечно же, у России должна быть своя модель. Вопрос лишь в том – какая и что нам сейчас строить?
Понятно, что еще раз вернуться к мобилизационной модернизации невозможно. Никаких предпосылок для воссоздания этого не существует. Нам надо каким-то образом адаптироваться к существующим моделям. Здесь есть несколько направлений для мысли. Во-первых, нам идеально соответствует концепция экономики "автаркии больших пространств". Так, согласно теории известного немецкого экономиста Фридриха фон Листа, если две различные экономические системы объединить, сняв между ними таможенные барьеры, то произойдет не уравнивание, а еще большее расширение дисбаланса между ними – дальнейшее укрепление уже развитых обществ и обнищание менее развитых. В свое время фон Лист создал теорию "таможенного союза", который объединил близкие по экономическому развитию Германию, Австрию и Пруссию, являвшиеся до этого разными государствами. Он соединил их экономики в единую модель, построив систему таможенных решеток для поставок товаров и услуг из более развитой Англии. И это было настоящее экономическое чудо – произошло распределение труда в трех разных и довольно крупных государствах. У нас приверженцем идей Листа был премьер-министр Сергей Витте, который пытался делать то же самое в России.
Сегодня мы оказались в схожей ситуации: мы имеем различные экономические системы, которые находятся вдоль границ нашего государства, китайцы "впаривают" нам свои дешевые никчемные товары, европейцы разлагают своим евро в обмен на нефть, американцы вообще поступают с нами как со щенками, окружая кольцом оранжевых революций с целью создать "санитарный кордон". В такой ситуации быть открытыми всему миру просто невозможно, надо ставить таможенные барьеры. Но России полной изоляции не выдержать. Значит, в пределы этого барьера нужно включить того, кто нам близок экономически. Это страны СНГ, Турция, Иран, может быть, Афганистан. Таким образом, у нас возникает евразийский таможенный союз. Это и реализация замысла ЕврАзЭс, и попытки наладить сотрудничество с Украиной, и участие в ШОС, которое будет осуществляться с наличием в нем ассиметричного Китая. Иными словами – это идея интеграции больших пространств.
Второе – полюса развития. Гениальный французский экономист Франсуа Перру разработал модель сконцентрированного экспресс-экономического развития в отдельных сегментах экономики. Допустим, основная часть экономики какой-либо страны находится в плохом состоянии, но при этом существуют отдельные точки ускоренного развития. В них создается система технопарков, где прицельно идет бурная модернизация. Однако для этого нужна соответствующая идеология в правящем классе и в обществе. Идеология развития. Вокруг технопарков стремительно создается целая инфраструктура, и экономика начинает довольно быстро, подтягивая за собой промышленность, осуществлять прорыв в высокие технологии, то есть идти в сторону высокой модернизации.
Третье, что следует сделать России сегодня, - это создать собственную рублевую зону – зону внешнего обращения собственной валюты. Это экономическая интеграция с сопоставимыми экономиками на Востоке и на Западе. Важно развить отношения с теми, с кем у нас есть система взаимодополнения, комплиментарность. Важный шаг в форме конвертации рубля уже сделан в этом направлении.
А дальше – точечная постмодернизация. Например, часть сегментов европейского общества выходит в постиндустриальную экономику – это приоритетные звенья для нашей разработки. И Европа, в значительной степени стремящаяся обрести экономическую независимость от Америки, должна быть логически заинтересована в определенных контактах с нами в данном секторе. То есть мы должны продавать им газ и нефть не за деньги, а за высокие технологии. Сейчас высокий финансовый и технологический потенциал сосредоточен в Японии, значит, и она должна быть приоритетным направлением для развития российской экономики в вопросе точечной постмодернизации. На пути этого стоит ряд политических препятствий, их надо волевым образом ликвидировать. Надо понять, что важнее: спасение российской экономики или инерция, пиар и дань предрассудкам.
"Y": Можете ли вы спрогнозировать мировой геополитический расклад на 10-15-летнюю перспективу?
А.Д.: Сейчас мы находимся в важной точке, за которой человечество ожидает либо однополярный мир, либо многополярный. Первый сценарий может быть таким: Америка построит свою глобальную империю... Пока к этому все и идет: США имеют огромное превосходство перед каждым отдельно взятым игроком мировой геополитической системы. И правильное построение своей собственной системы приведет их к глобальному контролю. Американцы это понимают, они справились со многими проблемами, и сейчас они реально выигрывают.
Что этому может помешать? Америка сильнее любого государства мира по отдельности и каждого по отдельности она легко переиграет. А вот совокупно может быть создана команда, которая, возможно, смогла бы противостоять гегемонии США. Основной идейной составляющей такого союза является евразийство как многополярная идеология. Это предложение сыграть с американцами в системную партию. Американцы считают, что решения в мире должна принимать только одна инстанция, и делают все для того, чтобы другие страны (Китай, Россия и пр.) не могли участвовать в процессе принятия глобальных решений. Просто потому, что они слабее. А вот если собрать в одном месте всех тех, с кем Америка так пренебрежительно и свысока разговаривает, мы получим очень серьезного коллективного игрока. И если этот коллективный игрок "состоится", то начнется борьба за новую систему мироустройства – многополярную.
Если же многополярного мира не сложится, это будет означать деградацию Евросоюза, разделение и распад России, превращение исламского мира в зону постоянных конфликтов малой и средней интенсивности и скорую катастрофу Поднебесной. Там просто разрушится система сдержек между континентальным и береговым Китаем, поднимется сепаратизм в Тибете и Синь-Цзяне.
Если все-таки будет выстроена многополярная схема, то мы отыграем свои позиции, и Америка не станет глобальной империей. Мы создадим ассиметричный противовес из нескольких больших пространств, в результате чего возникнет то, что называют "цивилизациями". Не обязательно они будут сталкиваться, но ясно то, что они определенно будут заново утверждаться. Всплывут европейская, тихоокеанская, исламская, евразийская цивилизации. Это система "больших пространств", объединенных некоторыми общими принципами, которые различны для каждого большого пространства и внутри тоже достаточно диверсифицированы.
Одним словом, если мировое устройство будет многополярным, если Америка станет одним из этих полюсов, но и нее единственным, как сейчас, она перестанет быть всеобщим врагом, а станет другом и партнером. Сейчас же она – всеобщий враг, потому что строит свою империю. Превратив ее в один из полюсов наряду с другими, мы сделаем ее союзником. И спасем ее от бремени планетарной диктатуры. Вот такова геополитическая модель.
"Y": Последний вопрос: ваши среднесрочные прогнозы относительно Китая и Индии?
А.Д.: Индия и Китай начинают играть в мире все большую роль. Кстати, возвращаясь к полюсам, Индия вполне могла бы стать таким полюсом совместно с нами (но не с Китаем, потому что Китай и Индия – региональные антагонисты и противоречия между ними будут нарастать). У России есть долгосрочные интересы в контактах с Индией, здесь мы идеальные партнеры. Есть у нас и краткосрочные интересы в партнерстве с Китаем. Однако в среднесрочной перспективе это неизбежное ухудшение отношений, и в долгосрочной – конфликт. Сейчас они помогают нам отстаивать ориентацию на многополярность. В среднесрочной перспективе Китай, который находится в состоянии модернизации, будет представлять собой такое технологическое, экономическое, психологическое и социально-политическое превосходство над нами, что угроза заселения китайцами Сибири станет реальностью. На третьем этапе, если мы не изменим свой статус (а пока мы его не меняем) и если Китай справится со всеми вызовами времени, он станет главным нашим конкурентом и противником.
Поэтому, чтобы сохранить себя как полюс в рамках в многополярного мира или как "восставшую цивилизацию" в рамках однополярного (через борьбу с ним), мы должны будем очень сильно постараться.
Строя однополярный мир, Америка обязательно воспользуется противоречиями отношений других стран с Китаем и будет играть на них. Она уже этим активно пользуется. Китай – это великая держава, которая имеет очень большие шансы на дальнейшее развитие в силу своего потенциала. И для нас это большая проблема. Индия же – это наш главный стратегический партнер. И в наших интересах, чтобы между этими странами существовал постоянный конфликт, поскольку Индия будет отвлекать на себя значительную часть сил и внимания Китая.