Год сбывшихся страхов

Россия без сожаления расстается с 2008 годом. Надо полагать, что и мир тоже. Бывают годы сложные, бывают - високосные. Тут одно совпало с другим. Последствия хорошо видны: впервые за полвека мир не знает, каким будет завтра. Глобализация и взаимопроникновение – величайшие из достижений современной цивилизации в интерпретации нобелевских лауреатов, – стали якорной цепью, которая влечет на дно всех ею скованных. Дна, кстати говоря, не видно, потому что до сих пор никто не в силах рассчитать ни скорости падения, ни его возможной глубины. Все усилия международного сообщества по противодействию кризису имеют тот же эффект, что метание камешков в цунами: хоть залпом бросай, хоть по одному, волну не остановить.

С 2008 г. современный мир будет вести отсчет перемен в сфере политики и экономики, в сфере гуманитарных воззрений на природу, казалось бы, устоявшихся идей. Кризис разрушает консенсус; казавшееся незыблемым становится сомнительным. Предложения по-новому взглянуть на архитектуру европейской и трансатлантической безопасности, на природу "неравномерностей" старой и новой Европы, на дееспособность международных институтов, включая ООН, НАТО, СНГ и Евросоюз, на роль и последствия миграции "третьего мира" на территорию "золотого миллиарда" и т.п. – все это признаки ломки глобальных представлений о действительности.

Мир в который раз оказался несправедлив. Кризис это всего лишь обнаружил, не позволяя более игнорировать скопившиеся проблемы. Если 1929-й стал годом Великой депрессии, то 2008-й – годом "великого прозрения", победы реализма над мечтательностью.

Пусть это звучит совсем непатриотично, но главным политическим событием года стало избрание нового президента США. Имя избранного – Барака Обамы – тут менее важно, чем сам факт избрания. Хотим мы того или нет, но именно США последние полвека вели мир и к победам, и к жестоким поражениям. Что говорить, если обратной стороной российского антиамериканизма является признание решающей роли Америки в случившемся коллапсе – это ведь прежде всего признание за ней, проклятой, ведущей политической роли. Когда-то взяв на себя роль единственного эмитента мировой политики, Вашингтон и сегодня, после явного провала на всех магистральных направлениях (борьба с терроризмом, мировая безопасность, борьба с бедностью, экологическая безопасность и т.д.), продолжает оставаться в глазах и Европы, и азиатских "тигров", и России главной надеждой на всеобщее выздоровление. Отсюда колоссальный запрос на приход к власти в США эффективного менеджмента. Отсюда же – всплеск интереса к прошедшим в ноябре выборам президента, который не просто сменяет невменяемую администрацию Джорджа Буша, но и взваливает на себя ответственность по нахождению в кратчайшие сроки единственного правильного решения по спасению страны и, уж извините, мира.

Станет ли Обама мессией, сказать сложно: и ситуация тяжелая, и менеджер не прост. Однако приход Обамы к власти стал не техническим следствием подсчета голосов, а следствием поднятой в самой Америке, да и в мире тоже волны оптимизма в отношении меняющихся стереотипов. Производство внутри, а не за границей. Бонусы за проданный товар и оказанные услуги, а не за фьючерсы в рамках непрозрачной отчетности. Налоги с богатых, а не с бедных. Война с терроризмом, а не со странами. Черный, а не белый. Все это и есть перемены.

Конечно, избрание Дмитрия Медведева президентом России вызвало в мире гораздо меньший интерес. Чего нельзя сказать о самом нашем государстве, в котором любая смена власти по меньшей мере драма, а иногда – триллер. В Америке выборы – всегда дуэль. В России – сложный ребус, кроссворд, в котором клеточки с буквами заполняются постепенно и сильно загодя, а в правильный ответ можно не верить до последнего.

Приход Дмитрия Медведева показал стране и миру, что демократические процедуры в России вполне прижились, даже если считать операцию "Преемник" излишне ангажированной. Ведь выборы прошли в соответствии с Конституцией, третий срок для Путина объявлен не был, альтернативные кандидаты присутствовали. Власть в стране обновилась, конечно, лишь отчасти. Но значение и этих изменений трудно переоценить. Медведев взялся за то, к чему его предшественник либо не хотел, либо не мог подступиться. Борьба с коррупцией, борьба за новое судопроизводство, борьба за малый бизнес, который, наконец, должен снять с государства по крайней мере часть социальной ответственности за людей, не нашедших себя в сегодняшней экономике. Все это, конечно, очень осторожно, крайне осмотрительно: группы влияния, договоренности, короткая кадровая скамейка и, возможно, личные обязательства тормозят запущенные процессы. Но все же движение есть, и это тоже верный признак обновления.

В этом смысле Россия ждала и продолжает ждать от Медведева перемен. Накрывший страну кризис отчасти делает эти перемены менее фактурными, а то и вовсе скрадывает их. Пакет законов о борьбе с коррупцией заработает только с 1 января 2009 г., а вопросы о том, с какой радости в годину кризиса Россия собралась выкупить госдолг Исландии или финансово подсобить конкретным "олигархам", возникли уже сейчас.

Вообще, в 2008 г. власть по-прежнему оставалась непрозрачной даже при принятии вполне закономерных решений – видимо, с непривычки доходчиво их объяснять. Никто не понял, за что наказали автолюбителей, лишая их возможности приобретать недорогие, но качественные подержанные иномарки, – ведь российскому автопрому, о качестве которого впору слагать комические куплеты, если что и угрожает, так сборочные цеха иностранных автоконцернов в самой России. Однозначно правильное решение поддержать многомиллиардными вливаниями банковскую систему не объясняет, почему эта операция не сопровождалась мерами контроля за использованием отпущенных банкирам средств. Агрессия Грузии против народа Южной Осетии и российских миротворцев, унесшая жизни нескольких сот человек, была представлена как геноцид с тысячами жертв. Хотя понятно, что гибель и 200 человек, среди которых старики, женщины и дети – тот же геноцид, но неподтвержденные цифры заведомо "изобличают" Россию в глазах остального мира как раз в том вопросе, где она на сто процентов права.

Война на Кавказе – еще одно сверхзначимое событие уходящего года. Не потому, что впервые в новейшей истории России страна вела боевые действия на сопредельных территориях. И не потому, что это первый вооруженный конфликт с государством, прежде бывшим часть единой страны – в этом смысле конфликт с Грузией можно было бы даже признать гражданской войной.

Россия впервые отважилась соответствовать устоявшейся практике поведения тех же США по защите своих интересов. Практике, которую Москва все эти годы изобличала, отвергала и клеймила, но которой она воспользовалась, де-факто признав новый порядок разрешения международных споров.

Это крайне важная перемена: вторая крупнейшая военная держава мира показала, что готова играть по американским правилам в условиях, когда остальной мир этим правилам ничего противопоставить не может. История с Югославией и Ираком показала, что донкихотство в политике и "паркетный" протест не дают результатов. Право сильного стало решающим. Представляется, что в 2008 г. мы стали свидетелями взятия серьезного психологического барьера. Последствия этого понятны: боеспособность армии перестает быть абстрактной величиной, соизмеряемой с силами "вероятного противника", которого прежде все считали как раз таки невероятным.

Две тысячи восьмой год воплотил геополитические страхи России в материальные объекты: реальная система американской ПРО в Чехии и Польше, реальный враг на Кавказе, реальное расширение НАТО за счет Украины, реальная борьба за энергетические магистрали и т.д. Стало понятно, за что страна готова воевать: не "за все хорошее против всего плохого" как во времена развитого социализма, а за жизненные интересы. Серьезные вещи во внешней политике власть научилась называть своими словами. И давать оценку противнику в том числе с с использованием русского разговорного – таких "дипломатических" речей отечественный протокол не слышал со времен хрущевской "кузькиной матери".

Две тысячи восьмой войдет в историю и как год, когда впервые была потревожена Конституция. Событие знаковое, но с неясными последствиями. Они станут понятны только тогда, когда новая буква Основного закона перейдет в практику второго и последующих десятилетий этого века. Продление президентских полномочий (наряду с увеличением срока полномочий Государственной думы) так и не нашло в минувшем году внятного объяснения. Что дополнительно породило у и без того подозрительной оппозиции очередной приступ недоверия к власти и обвинения в конъюнктурности ее действий.

Так или иначе, страна в 2008 г. попрощалась с "эпохой Путина". И хотя сам Путин продолжает оставаться самым влиятельным менеджером страны, свойственные его президентству стабильность, политический штиль и экономическое процветание стали достоянием истории.