Через 11 лет мэр Москвы совсем не против восстановить памятник человеку, чья личность вызывает едва ли не большие споры, чем личности Ленина и Сталина. В конце прошлой недели новость о грядущем восстановлении памятника первому председателю ВЧК на Лубянской площади молнией облетела информационные агентства страны. То, чего давно желали сотрудники спецслужб, коммунисты и примкнувшие к ним аграрии, близко к воплощению. То, чего даже в страшном сне не могли представить демократы первой волны и потомки тех, чьи отцы и деды прошли через подвалы Лубянки, вполне может сбыться. "Железный Феликс" грозится вновь стать символом – теперь уже не всесилия спецслужб, а неспособности общества цивилизованно договариваться внутри себя насчет своей собственной истории.
Разговор о возвращении памятника Дзержинскому возобновился именно в эти дни не случайно. Поводов достаточно. Во-первых, недавно люди со стойкими убеждениями отмечали 125-летие со дня рождения одного из соратников вождя мирового пролетариата. К слову сказать, вопреки расхожему мнению, соратника не из главных: это уже в сталинский период Дзержинский был внесен в иконостас верных ленинцев, служивших опорой во всех начинаниях вождя. На самом деле Феликс Эдмундович часто остро полемизировал с Владимиром Ильичом (взять хотя бы поддержку, оказанную им Льву Троцкому по вопросу о Брестском мире). В последние годы жизни Ленина и сразу после его смерти Дзержинский вместе Крупской выступили против Сталина на стороне т.н. "левой оппозиции", возглавляемой Зиновьевым и Каменевым. Так что не умри "железный Феликс" в 1926 году, еще не известно, кого надо было бы реабилитировать: памятник ему или его самого.
Во-вторых, в декабре поклонники творчества Евгения Вучетича отметят день его рождения. Между прочим, еще в 1991 году, когда о бронзово-гранитном Дзержинском было принято говорить скорее плохо, чем ничего, даже некоторые активисты демократического движения вскользь признавали величие этого памятника, впрочем, отказывая ему в праве и впредь служить символом тоталитаризма. Вучетич, чьи монументальные композиции известны по всему миру (кроме "Родины-Матери" на Мамаевом кургане в Волгограде и памятника солдату-освободителю в Трептов-парке, это еще и "Перекуем мечи на орала" у здания ООН в Нью-Йорке), вряд ли пожелал бы в канун своего дня рождения большего подарка, чем возвращения на пьедестал одного из своих самых известных творений.
В-третьих. Как сообщил "Yтру" один из чиновников столичной мэрии, за прошедшие десять лет никому так и не удалось придать Лубянской площади архитектурно законченный вид. "Каждому, кто помнил прежнюю Москву, казалось, что площади чего-то не достает. Мэрия получала много предложений об использовании места, где прежде стоял памятник Дзержинскому, но ничего приемлемого из этого не вышло", – сказал нам представитель администрации города, просивший не называть его фамилию. Еще несколько лет назад председатель комиссии Мосгордумы по монументальному искусству Сергей Петров относительно памятника Дзержинскому заявлял следующее: "Мы считаем, что сейчас не время его восстанавливать. Хотя он решал определенные градостроительные задачи на площади. Он держал площадь, и площадь была решена". Почему площадь не удалось "решить" – вопрос отдельный. Т.к. всероссийского конкурса на замещение вакантного места Дзержинского московские власти не объявляли, судить о том, возможно ли в принципе вернуть площади прежний законченный вид, но уже без Феликса, остается открытым. Другое дело, что столичные, да и общефедеральные власти всегда имели в виду, что возврат "железного Феликса" может осуществиться. Воистину место держали про запас, на всякий случай. Если бы за эти десять лет на месте прежнего памятника поставили новый или даже фонтан скульптора Витали, до 1934 года там присутствовавший, – вряд ли кто-то сегодня покусился бы на эти "завоевания" демократии. Но поелику отлитых в бронзе зримых завоеваний демократии на Лубянской площади нет как не было, вопрос о возвращении кое-кого на пьедестал стал еще одной болезненной темой в политической жизни страны.
И, наконец, последнее. Вчера, сегодня и, смею уверить, завтра найдется великое множество людей, критикующих Лужкова за его намерения, но не меньшее количество наших граждан будут славить столичного мэра за его историческое решение. Между тем Юрий Лужков лишь в некоторой степени транслирует свое собственное мнение, а в большей – мнение тех элит, которые стоят над ним и с некоторых пор им же руководят. Мэр Юрий Михайлович Лужков может справедливо полагать, что водружать Дзержинского обратно не есть правильно хотя бы потому, что это, как и свержение памятника в 1991 году, – борьба с тенями, очередная попытка переписать историю, теперь уже не советскую, а "чисто" российскую. Он может думать и иначе: например, как известный либеральный журналист Отто Лацис, различающий Дзержинского-чекиста и Дзержинского – борца с детской беспризорностью. Мэр Москвы в свете вновь открывшихся обстоятельств политической биографии видного большевика может искренне желать вновь сделать память об этом неординарном человеке исторически зримой. Но мнение Лужкова в этом вопросе не является решающим, и потому вешать на него всех собак не стоит.
Говорят, что еще в 2000 году президент на одной из встреч с работниками Федеральной службы безопасности пообещал рано или поздно вернуть Дзержинского на место. Совсем недавно директор ФСБ Николай Патрушев, посетивший в Беларуси дом-музей Феликса Эдмундовича, в свою очередь сказал, что памятник вернется на свое место. Дзержинский перестает быть историческим персонажем, так же как советский гимн – просто музыкой. И то и другое становится символом, а за символы в нашей стране борются с большим кровопролитием, чем за безопасность и благополучие. Лидер СПС Борис Немцов, планирующий установить близ Кутафьей башни Кремля памятник реформатору Александру II, хочет собрать миллион подписей тех, кто против восстановления памятника Дзержинскому. Почему этот миллион подписей не собрать под что-либо более полезное, чем борьба с ветряными мельницами, неясно. Ведь Немцов как законодатель и без борьбы с памятниками может сделать многое для того, чтобы преемники ВЧК хотя бы не прослушивали его собственные телефонные переговоры.
Возможно, что в окружении Владимира Путина – а именно там, а не в московской мэрии следует искать эпицентр проблемы – посчитали, что для демократии в нашей стране сделано уже достаточно, чтобы идея реставрации символов прошлого не вызывала глубинные страхи общества. ФСБ вообще считает возвращение "Железного Феликса" делом сугубо корпоративным, а вовсе не общенациональной акцией. Пока официальные представители Кремля никак эту тему не комментируют; государственные мужи из Думы и Совета Федерации, причисляющие себя к "команде", при обсуждении данного вопроса будут очень осторожны. Однако при первом же сигнале мнение меньшинства, как и в случае с гимном, потонет во всеобщем "одобрям-с".
"Эти памятники – часть нашей истории. И если кому-то кажется, что им не место среди города, могу ответить: так думали и парижские революционеры, когда валили Вандомскую колонну, и наши, когда снимали памятник генералу Скобелеву. Я против переписывания истории. Какой бы непривлекательной подчас она ни была, она должна оставаться при нас". Эти слова содержатся в той же самой книге того же самого автора, которого мы цитировали в начале статьи. Противоречиво? Да. Впрочем, иначе и быть не может в обществе, где политическая элита выдает фетишизм любого свойства за подлинные убеждения.