Фото из архива ИТАР-ТАСС |
"Yтро": Петр Георгиевич, вы говорите о том, что привычная образовательная сфера раскололась на две параллельные реальности. Речь идет о традиционном обучении в стенах образовательного учреждения и так называемом "домашнем". Почему онлайн-обучение и занятия с набранными репетиторами сегодня становятся все популярней? Есть ли будущее у этого процесса?
Петр Щедровицкий: Будущее, безусловно, есть, хотя бы потому, что есть неплохое прошлое. В дореволюционной России домашнее образование было фактически основной формой обучения и образования для представителей привилегированного класса. Сначала оно было доступно только очень богатым людям, а, например, после войны 1812 г. стало дешевле: в России осталась масса пленных французов, которых – независимо от того, чем они занимались во Франции – брали гувернерами как носителей языка. Добавьте сюда всевозможных немецких бонн и популярных в конце XIX века англичанок. Ребенок с детства говорил на нескольких языках: когда читаешь про русских писателей, художников, философов, каждый раз удивляешься – в пятнадцать лет уже пять языков! Плюс знание предметов, которые вели приходящие учителя. То есть подход к каждому был индивидуальным. А когда вокруг ребенка сосредоточены специалисты, которые двигают его по индивидуальной траектории, он гораздо быстрее все усваивает. Даже те предметы, к которым он, может быть, и не очень склонен – ведь работа идет как с его наклонностями, так и с его сложностями.
Но доступность такого образования сегодня?..
Правильный вопрос, и очень важен ответ на него. Если раньше это было доступно только очень богатым, то сегодня, в общем, всем. Во-первых, потому что мы живем не в помещичьих имениях, куда гувернер приехал и остался жить. Мы живем в городах, где тьютор или репетитор поработал с тобой два часа, пошел в соседний дом и работает с другими людьми – и ему выгодно, и клиенту удобно. Во-вторых, есть интернет, делающий образование доступным: даже если вы не можете купить дорогой курс очного образования, вы подберете себе менее затратный аналог, построенный на основе современных информационно-коммуникационных технологий.
Сочетание репетиторов с дистанционными курсами – это и есть суть новой системы образования?
Во главе угла не набор продуктов, а главный принцип: индивидуальный подход к потребностям каждого. Давайте сравним две модели образовательной системы – старую и новую. Старая система привычна: в центре – образовательное учреждение, вокруг которого крутится весь процесс, и элементы ее традиционные: классно-урочная система, сетки часов, отбор учеников и преподавателей, конкурсы, очные экзамены. Человек проводит в конкретном учебном заведении несколько лет и получает его диплом, попадая в некую матрицу оценки – работодатель внимательно смотрит, что окончил соискатель.
Другая система, о которой мы сегодня говорим, сфокусирована на специфических образовательных потребностях человека – и ребенка, и взрослого: здесь центр притяжения – индивидуальная траектория конкретного индивида. И эти системы – типовая и индивидуальная – сегодня фактически поляризованы.
Почему, на ваш взгляд, появление этой новой системы породило такое количество проблем внутри российского, в частности, общества?
Дело в том, что переход к новому всегда означает необходимость переквалификации кадров и их подчинения новым стандартам. Появляющаяся сейчас так называемая активная система образования предусматривает наличие интерактивных учебников, развивающих игр, творческих заданий. Это более насыщенный продукт, сформированный под индивидуальные запросы. Соответственно, нужно строить специальную работу по переработке контента, содержания обучения, по его визуализации, созданию сценариев. Чтобы проделать эту работу, придется заново структурировать то содержание, которое раньше излагалось в формате лекций. Я, например, сейчас продолжаю читать лекции вербально, но они уже сопровождаются большим набором презентаций, и содержание презентаций отличается от содержания текста – это своего рода переходный продукт.
Звучит интересно, однако вопрос проверки и оценки знаний, полученных таким способом, остается открытым. Или же появится возможность, пройдя дистанционный курс, очно сдать экзамен?
А почему обязательно очно? Любое перемещение связано с дополнительными затратами. Вы купили, например, программу в Массачусетском технологическом институте тысяч за 100 долларов, и ровно столько вы еще потратите на дорогу и проживание там в течение срока обучения. В мире сегодня подобные задачи успешно решают за счет использования новых форматов. К тому же, компьютер гораздо внимательнее, чем человек, следит за поведением учащегося в ходе учебного процесса: фиксирует время, которое тот тратит на решение задач, скорость его реакции, факт использования подсказок или учебных материалов, эффективность обращения за помощью к другим студентам или тьюторам. Фактически, речь идет о формировании индивидуального досье на каждого учащегося. В любом случае, когда индивидуальная система образования прочно войдет в нашу жизнь, появятся и более сложные механизмы регулирования учебного процесса.
С чем связан кризис старой системы?
Кризис возникает автоматически: вы не можете при устаревшей организации процесса, завязанного на конкретное учебное заведение, обеспечить высокий уровень качества обучения повсеместно. Качество преподавания – ресурс дефицитный. Если, например, в какой-то области есть десять мэтров, то эти десять мэтров могут быть только в десяти вузах. А как показывает опыт, они в итоге окажутся в четырех: чтобы работать по своей теме, они будут вынуждены собраться вместе.
Если же у вас нет мэтров, вы вынуждены снижать требования к преподавательскому составу. Сколько случаев, когда новая программа "маркетинга" читается бывшим преподавателем научного коммунизма! И вот проходит время и выясняется, что вы попали в тупик: рано или поздно ваш студент поймет, что его дурят: он может либо прочитать все это в интернете, либо собрать деньги и поехать туда, где преподают мэтры – лидеры в той или иной области деятельности, в России или за границей.
Поэтому происходит следующее: падает качество в этой старой системе – качество не может быть везде одинаковым – и ряд вузов начинает торговать дипломами. Им ничего больше не остается! А дальше то, что я называю отрицательной обратной связью для учебного заведения: если у вас плохие преподаватели, к вам приходят плохие студенты с худшим уровнем подготовки, и вам приходится упрощать программу – и так до бесконечности.
Что делать с такими вузами?
Я считаю, что сегодня для современной российской, да, впрочем, и мировой системы образования, главная задача – найти политкорректный и максимально щадящий для учащихся способ самоликвидации учебных учреждений. "Обанкротившийся" – в содержательном, а не финансовом плане – вуз должен иметь право добровольно уйти из жизни, право на эвтаназию. Но уйти так, чтобы это не затронуло студентов: если кто-то заплатил за образование, ему должны вернуть деньги, а уже учащихся – перенаправить в другие вузы или школы, определить в другие учебные программы. Чем позже это произойдет, тем сложнее будет учащимся и студентам приспособиться к новым требованиям. Это очень непростой вопрос, очень болезненный. Но пока мы его не решим, уровень образовательного неравенства будет увеличиваться.