Истерический аффект

Читать в полной версии →
Постановка пьесы о панике, конце света и умении вести себя за столом отсылает, в первую очередь, не к великому режиссеру Станиславскому, а к великому жонглеру словами и ситуациями абсурдисту Ионеско


ФОТО: britishtheatreguide.info



Сложно предугадать, что сказал бы сам Станиславский, увидев спектакль британского театра Inspector Sands and Stamping Ground Theatre на фестивале, где ориентиром составления программы служит "соответствие творчества лауреатов тем высочайшим критериям, которые диктует имя великого реформатора мировой сцены". Скорее всего, все-таки, "не верю" – уж слишком подчеркнуто спектакль "Истерия" формален, условен и к тому же не лишен заигрывания со зрителем. Да и текст, написанный двумя из трех участвующих в постановке актеров и компилирующий стихотворение Томаса Элиота, штампы повседневной речи и гротескную научную лекцию о человеческом одиночестве, далековат от правдоподобия.

Inspector Sands – довольно известный в Великобритании коллектив театральных деятелей, чьи совместные работы оказываются не только коммерчески успешны, но еще и благосклонно приняты критиками. "Истерия" из их числа. Ее можно смотреть как развеселую комедию о свидании в ресторане двух сотрудников (Бен Льюис и Джулия Инносенти), закончившуюся вспышкой предвиденной страсти. Они то уморительно мнутся, не решаясь начать разговор, то, разглядывая меню, начинают обсуждать проекты спасения стран третьего мира от голода и болезней. То с деланно уверенным видом обращаются друг к другу со всякими глупостями, наподобие: "Ты кто – кошка или собака?", "Ты любишь гоголь-моголь?", "Ты предпочитаешь крематорий или обычное кладбище?". Да еще один из них периодически спускается с микрофоном в зрительный зал и начинает проводить сеансы релаксации или пугать влиянием современного мира на человека. Одни, по его научным данным, начинают страдать головной болью, у других развивается паника пениса, а эскимосов на севере захватывает арктическая истерия, и они принимаются кататься по тундре. В общем, не соскучишься.

Но веселый тут не только текст. Сцена открывания шампанского – официантка вытягивает пробку из несуществующей бутылки, а Женщина и Мужчина, замерев на стульях, щурятся, морщатся и издают выжидательные смешки – была бы простым актерским этюдом, не будь она так затянута. В замедленном же режиме она становится не то чтобы откровением, но каким-то важным наблюдением о параллельной человеческой жизни. Человек ведь живет не только по заданной исторической траектории или, с трудом перебиваясь, от одного события к другому. Он существует еще и в не слишком уютных паузах, наполняя собственную биографию бессмысленным шумом, действиями, которые, совершаясь ежеминутно, совершенно не запоминаются. За соседним столиком кто-то громко поет Happy birthday, из бара доносится попсовая мелодия, вдали посетитель разбил бокал. А ты, оказывается, вот уже минут десять сидишь и прислушиваешься ко всему этому хорошо знакомому и каждый раз новому чудовищному скоплению звуков. И, вообще-то говоря, это ужасно смешно, что вот так сидишь и вот так вслушиваешься, а в это время твой собеседник, вышедший в туалет (он обозначен квадратным ковриком из кафеля), делает там гимнастику, а официантка в это же самое время косится на твой столик с неубранными тарелками и на тебя заодно. Это все настолько смешно и настолько нелепо, что в спектакле все подобные сцены перерастают в откровенную комическую пантомиму: скажем, Женщина достает из сумочки красное боа, накидывает на плечи и начинает остервенело есть банан, припрятанный там же.

Постановка "пьесы о панике, конце света и умении вести себя за столом", как назвали ее авторы, в первую очередь отсылает не к великому режиссеру Станиславскому или великому драматургу Чехову, а к великому жонглеру словами и ситуациями абсурдисту Ионеско. Ионеско занимался логическими и лингвистическим конструкциями языка, зачастую беря их из подвернувшихся учебников изучения иностранного. Он открыл странный эффект: при перестановке или смешивании готовых языковых форм можно нащупать ходы не только в область бессознательного, но и в область сакрального или в ту область, где это сакральное должно быть. В "Истерии" раскладываются, скорее, не языковые, а поведенческие шаблоны. И на открывающейся взгляду бездне, хотя это все и чрезвычайно похоже на конец света, не настаивают. А просто хохочут до колик. Как уж тут не поверить?

Юлия ЧЕРНИКОВА |
Выбор читателей