Звучит красиво. Но от благих намерений до их воплощения путь не близкий, а главное – тернистый. После того как Путин и Лукашенко, твердо заявив о неизменности курса на объединение, как бы отошли в тень, предоставив возможность своим премьерам и главным банкирам разбираться с конкретными проблемами, все разговоры о целесообразности объединения вообще или о преимуществах и потерях для России в частности сами собой поутихли. Однако нелишне напомнить, что проблемы, о которых еще год назад говорилось как о труднопреодолимых препятствиях на пути объединения, остались, причем как на макро-, так и на микроэкономическом уровне. Ведь что бы там ни говорили про провал рыночных реформ в России, но на фоне белорусской экономики, большинство рыночных институтов которой находится в зачаточном состоянии, российская модель выглядит чуть ли не как образец рыночного либерализма. И хотя на публике Александр Лукашенко говорит о том, что Герман Греф не предлагает ничего неприемлемого для белорусской экономики, в то же время все понимают, что белорусское руководство вряд ли когда-нибудь пойдет, скажем, на снижение роли государства, приватизацию естественных монополий или земельную реформу. Зачем писать глобальные программы по рыночному реформированию белорусской экономики, если можно просто закачать в нее российские деньги?
И, тем не менее, договориться о согласовании таможенной политики, унификации налогового законодательства и бездефицитном бюджете с Белоруссией можно, что и будет, видимо, сделано; однако существует принципиальная проблема, по которой до сих пор нет никакой ясности: как переходить к единой валюте и кто будет печатать этот самый единый рубль?
Россия настаивает на германском варианте объединения более сильной экономики со слабой и на введении единой рублевой зоны, естественно, полагая, что единым эмиссионным центром должен быть только ЦБ РФ и печатать деньги надо в Москве. Белорусская же сторона настаивает на создании наднационального единого Эмиссионного центра союзного государства (по типу еврозоны) в виде системы национальных банков. Высшим его органом должен стать Межбанковский валютный совет, который в дальнейшем может быть трансформирован в банк Союза. Располагаться этот Центр должен где-нибудь посередине, скажем, в Смоленске.
В первом случае – ЦБ остается, но зато автоматически ликвидируется Национальный банк Белоруссии. Во втором – ликвидируются оба банка, во всяком случае, в части своих важнейших эмиссионных функций. Понятно, что белорусы отчаянно противятся первому варианту, поскольку он означает ко всему прочему и потерю национального суверенитета, а на второй вариант никогда не пойдет российский ЦБ. Поэтому, сколько бы ни утверждалось "Совместных планов действий Центрального банка России, Национального банка Белоруссии и правительств двух стран по созданию единого экономического пространства и переходу к единой денежной единице – российскому рублю", в таких условиях говорить о серьезном поступательном движении в сторону единой валюты пока не приходится.
Однако, несмотря на решимость белорусских официальных лиц (если консенсус по созданию единого эмиссионного центра не будет достигнут) всеми средствами отстоять свой национальный суверенитет, "вплоть до отказа от использования российского рубля в качестве единого платежного средства в течение трехлетнего переходного периода", это не мешает им получать обещанные Россией кредиты на стабилизацию белорусского "зайчика". Пока речь идет о 200 млн. долларов и 4,5 млрд. рублей, но, судя по всему, это только начало.
Впрочем, традиционный упрек белорусам в желании поправить за счет России свои финансовые дела здесь вряд ли уместен. Россия не меньше, чем Белоруссия, заинтересована в объединении двух стран, поэтому подобные или даже большие финансовые вливания вполне оправданы. И дело не только в упорядочении таможенных правил, сокращении воровства на границе, расширении рынка сбыта для российской продукции и возможности приватизации части белорусской промышленности с квалифицированной и дешевой рабочей силой. Известно, что в условиях нефтяного бума Центробанку приходится печатать большое количество рублей для обмена на нефтедоллары, а потом изыскивать способы для их стерилизации, потому что российская экономика просто не в состоянии их переварить. Теперь с помощью расширения рублевой зоны ЦБ РФ сможет печатать рубли, не опасаясь ускорения инфляции, так как излишек с удовольствием проглотит Белоруссия. Конечно, наш ЦБ – это не ФРС США, а рублевая зона – не долларовая, но аналогия здесь прямая. А в итоге – более стабильный рубль.
Кроме того, не надо сбрасывать со счетов и политические дивиденды. Какой же президент откажется от венца объединителя и собирателя земель после позорного и предательского развала СССР? Впрочем, все эти неспешные разговоры, политические маневры и рыночные заходы хороши, пока у власти в Белоруссии стоит дружественный, если не сказать преданный нам Александр Лукашенко. Если же к власти в республике когда-нибудь придет националистическая оппозиция, мы будем говорить уже не об объединении финансовых систем, а о присутствии натовских войск под Смоленском со всеми вытекающими последствиями. Может, об этом тоже стоит задуматься?