Война и мир Роберто Бениньи

Заслуженный Пиноккио итальянской кинематографии, получивший "Оскар" за комедию о холокосте, Роберто Бениньи вряд ли в ближайшее время останется без тем для новых картин. Его новая комедия "Тигр и снег" обращается к недавней истории – вторжению американских войск в Ирак в марте 2003 года.

На этот раз герой режиссера, сценариста и актера Бениньи – поэт Аттилио, преследующий некую Витторию, которая каждую ночь является ему во сне в подвенечном платье под музыку Тома Уэйтса. Когда Виттория (ее играет жена и постоянная партнерша Бениньи Николетта Брасчи) оказывается на грани смерти в захваченном Багдаде, Аттилио отправляется в Ирак, чтобы спасти ее.

"Тигр и снег", по существу, чаплинианский фильм, "Великий диктатор" и "Огни большого города" нового тысячелетия. Его герой очень много и быстро говорит и кажется не приспособленным для совершения хотя бы одного поступка, он неуклюж и рассеян. Его участие в антивоенных акциях состоит в том, что ему на голову случайно падает огромный транспарант с надписью "Мир". Но, разумеется, по ходу оказывается, что он способен на поступки, которые ради любви может совершить только поэт.

Поэт – это не профессия, это мировоззрение. Это простак или юродивый, который только еще и может видеть мир как он есть. Поэт – вне границ, вне политики, вне идеологии. Для него нет языковых барьеров. Его эгоизм (или любовь прежде всего к ближнему своему) позволяет ему просто игнорировать препятствия.

Он видит красоту в разрывах снарядов и испытывает восторг от простых вещей, вроде мухобойки. И фильм становится поэзией, потому что дает зрителю возможность увидеть мир глазами его создателя. Герой Бениньи назван в честь поэта Аттилио Бертолуччи, отца кинорежиссеров Джузеппе и Бернардо Бертолуччи, а в диалоге героев "Тигра и снега" принимают участие герои "Плохого, хорошего, злого", который показывают по телевизору.

Сначала "Тигр и снег" кажется излишне литературным, слишком хорошо написанным; герои говорят, говорят, говорят, говорят, с присущим итальянцам свободными модуляциями и широкими жестами. Потом зритель вслушивается в этот поток речи, вливается в него и ощущает, что это лишь заклинание, как бесконечный монолог у постели умирающего, который вряд ли его услышит. Он не реагирует, но кажется, что еще есть надежда, что он еще может услышать, понять, вернуться. Картина Бениньи и есть очередное заклинание мира.

В отличие от последних политических картин, сделанных в Европе и Америке, "Тигр и снег" обращается не к интеллекту, а к чувствам. Он не агитирует за ту или иную сторону, даже не рассматривает их с надеждой на объективность – здесь вообще нет сторон, которые нужно принимать. Неважно, кто с кем воюет, неважно, за что (хотя в одном эпизоде кто-то мельком высказывает желание, чтобы американцы побыстрее добрались до Багдада, а в другой сцене герои сидят на отбитой голове памятника Хусейну). Важно, что в больнице нет бинтов, а верблюды – на редкость тупые животные.

Еще один фильм о маленьких людях в большом мире и их больших чувствах, разумеется, завершается появлением тигра под снегом, усложненной вариации нашего "после дождичка в четверг" – знака случайностей, которые воспринимаются как указания судьбы и чудес, которые делают люди.