ФОТО: teatr.ru |
В этот раз полотно у Ефремова получилось плотным, массивным, зато без прорех и заплат. Взяв за основу очень непростое произведение, он создал цельный спектакль, в котором нет ничего случайного. В подвешенном над сценой телевизоре всходит черное солнце, простая муха, благодаря работе сценографа Евгения Митты и звукорежиссера Бориса Назарова, превращается в бомбардировщик. Здесь банальный шланг становится прообразом футуристического телефона (он же – канал подачи "еды будущего", он же – символ "интервенции"). Эти сценические придумки настолько интуитивно объяснимы, что диву даешься. К тому же они просто интересны – хочется дернуть за рукав выползающих из зала театралов и спросить: вам правда не интересно, или это просто лень?
О сложности спектакля говорит сразу несколько вещей. Первое – череда так называемых "открытых репетиций", предваряющих официальную премьеру в мае. Спектакль уже практически сформирован, но его создатели все же приняли решение "обкатать" его на зрителях. Значит, все не так просто, как кажется. Второе – специально приглашенный консультант. Хоть Ефремов и вынашивал это детище, по его признанию, лет двадцать, передать режиссерский настрой коллегам было сложно. Он попытался это сделать с помощью Натальи Корниенко, члена-корреспондента Российской академии наук, крупнейшего исследователя творчества Андрея Платонова.
Ефремов попытался присмотреться к гению и показать зрителю этого чудного (с любым ударением в слове) автора. Особый платоновский язык – такого не существует ни в письменной, ни в разговорной речи, особый конфликт – когда все правы. Платонову не столь важна идеология – он разбирает ее с точки зрения потерянности человека в самом себе. "Шарманка" повествует об абстрактном кооперативе 1930-х гг., где основная задача – бороться с трудностями, есть блины из подорожника, когда птичьи полчища осаждают небо над головой. Такая вот незатейливая аллегория того, что творится в душе каждого из нас.
В постановке Ефремова смешались сталинские и хрущевские, застойные и перестроечные времена; и современность как она есть, и будущность, какой нам ее не избежать. Подано это комплексное блюдо изрядно приправленное фарсом, переигрыванием, спецэффектами: от надуваемых здесь и сейчас черных шариков до перевоплощения "живого" робота в разборный конструктор.
Все вместе создает неповторимый мир спектакля - ефремовского или платоновского, как пожелаете. Поскольку, кажется, они оба дают понять, что человека во всей его неизбежности любить все-таки стоит, что мир - сумасшедший насквозь, искание – ветер, а душа – воющий волком на луну скелет плачущей коровы. Это наглядно показано в последних "кадрах", так что сбежавшие не увидели самого запоминающегося момента "Шарманки".
Ну, и напоследок – немного о пользе спектакля для отдельно взятого зрителя. Это не только повод узнать себя в платоновском мире, но и повод похвастаться программкой, в которой черным по белому написано, что в роли четырех девушек – четыре монтировщика театра (так и есть). А заодно – повод растащить доселе не ставившуюся в столице "Шарманку" Платонова на цитаты.